Сегодня был самый интересный вечер — голосование за тех, кто прошел отбор и должен остаться в бункере до следующих испытаний. Поэтому так важно было наладить связь, детей в подобные вечера невозможно было оторвать от экрана. Наконец, комическая программа закончилось дежурной шуткой насчет «прикормленных».
Затем проиграли песенку-заставку «Забей на зомбей», и на экране появилась Аглая — бессменная ведущая «Бункера». Многим дамам в поселке она не нравилась, говорили, что пора бы взять на это место кого-то помоложе. Но Анастасия относилась к ней доброжелательно.
— Привет, друзья, — говорит Аглая, улыбаясь. Улыбка сияет, зубы у ведущей безупречные, самого лучшего фарфора. Лицо гладкое, грудь пышная, попа упругая — глядя на нее, Анастасия может не бояться, ведь Аглая должна быть старше. — Прежде чем начать нашу увлекательную программу, я предлагаю вам еще раз поглядеть на восхитительное жилье, которое получат наши победители. Напоминаю! Сегодня вы решите, кто из участников выбывает из игры, а это значит — освободится новое место!
Панорама по нарядным, ярко освещенным комнатам. Отполированная мебель, утепленные полы и стены, не позволяющие почувствовать холода и сырости. Отлично работающие кондиционеры. Телеплеер во всю стену. Ведущая каждый раз расписывает все прелести бункера, и Анастасия порою завидует — у ее телеплеера экран поменьше, и мебель не так лоснится, и техника поизносилась — да что там вспоминать, сегодня же связь вырубалась. А наряды участниц! Анастасия почти никуда не выходит, но иногда так хочется побаловать себя новым платьем или шубкой. Александр же слишком занят и слишком редко бывает дома, и обновы достаются не так часто, как хотелось бы. А на экране вышколенная прислуга показывает кухню — посуда блестит так, будто на ней ни разу не готовили, плита бела, как свежевыпавший снег. Камера спускается в погреб, где полки забиты банками и упаковками с ярчайшими этикетками.
По условиям передачи не сообщается, в каком поселке расположены эти хоромы, но о жизни здесь можно только мечтать.
— Итак, дамы и господа! Наши участники: Роман и Катя, Коля и Даша, Алекс и Феодора! Вы видели, как они живут в нашем прекрасном бункере, как девушки управляют прислугой, как молодые люди отвечают на ваши вопросы. Это входит в условия: зрители, звонящие по коммуникаторам, могут задавать любые вопросы. То есть совсем любые. Даже неприличные. Поэтому отвечают на звонки главным образом юноши. Теперь от вас, и только от вас зависит, кто останется в нашем бункере и дальше, а кто его покинет. Ждем!
— Я за Феодору не буду голосовать, — сообщает Никита. — У нее имя дурацкое.
— А за кого будешь?
— За Ромку! Он крут!
Анастасии тоже нравится темноглазый, пухлогубый Роман. Когда его спросили, кого из девушек он выберет, если выиграет, он так лихо ответил: «А с чего выбирать, меня на всех хватит!» А вот на вопрос, как ему служилось в гвардии, он почему-то не ответил, и вообще передачу тогда почему-то прервали.
Каждый зритель из полноправных жителей может сделать один звонок, набрав порядковый номер участника. Выигрывает тот, кто получит больше голосов. Правила настолько просты, что играть могут даже дети. Жора с Никитой отзвонились почти сразу. Жора в пику брату голосовать за Романа не стал. Выбрал Дашу — «она смешная». Девушка и в самом деле смешная — толстая и ходит, переваливаясь. Наверное, родители не нашли ей подходящего жениха. Но, если она выиграет…
Если бы папа не выдал ее за Александра… Нет, нет. Она бы и тогда не попросилась бы в шоу.
Анастасия тянется к коммуникатору и набирает № 6. Феодора. Действительно дурацкое имя, у нее почти нет шансов.
По экрану бегут циферки, но Анастасия почти не обращает на них внимания. В больших числах она не сильна. Нет, она смотрит на лица участников — напряженные у парней, испуганные у девушек. Кто-то кусает губы, у кого-то в глазах слезы. Анастасия почти уверена, что шестой номер проиграет.
— А сейчас мы назовем имя нашего победителя! Это номер пятый — Алекс!
Этого участника Анастасия не считала фаворитом. Хилый какой-то, блеклый мальчик, наверное, по здоровью не годится ни для службы, ни для бизнеса. Но в том и состоит интрига — никогда нельзя угадать, кто выиграет.
Также, к ее удивлению, Феодора идет, правда, не следующей, но получает вполне уважительное третье место. Даша, за которую голосовал Жора — на пятом.
— Ита-а-ак, меньше всего голосов набирает Роман! И сегодня он, по вашему желанию, дамы и господа, покидает наш уютный бункер!
— Продул, продул! — Жора пихает брата локтем. Тот недовольно морщит лоб — любому неприятно признаваться, что голосовал за лузера.
Двое охранников, подхватив Романа под руки, волокут его к выходу. Аглая тем временем вещает, что место в бункере освободилось и программа ждет нового кандидата, который появится на следующей неделе.
Они всегда появляются. Ведь свободных бункеров нет, новых не строят. Да и довоенные припасы ограничены.
Аглая говорит бодро, но без воодушевления — это обычные дежурные слова, они нужны лишь для того, чтоб камера, установленная на сторожевой вышке, успела переключиться на то, что происходит за периметром. Там зажглись прожектора, и видно, как мечутся черные тени на белом снегу.
Говорят, будто летальные мутанты лишены разума. Вирус выжег его начисто, оставив только инстинкты. Этого хватает, чтобы кружить вокруг места, откуда им выбрасывают очередную жертву.
Прикормленные. Даже на зиму в спячку не впадают.
Проигравшего выталкивают за ограждение. Зрители приникают к экранам. Опять-таки не угадаешь, как поведет себя лузер. Одни пытаются залезть на ограду и корчатся под ударами тока, другие пытаются убежать, есть и те, кто отбиваются.
А нынешний просто падает в снег и пытается зарыться. Глупый совсем.
Летальные мутанты окружают его. Луч прожектора скользит по их мордам, жутким, оскаленным… таким знакомым. Некоторые из них недавно были участниками шоу. Те, кого мутанты не порвали, заразились и сами стали… этими.
Но нынешнего проигравшего, похоже, ждет обычная участь. Лемуты, зомби, мертвяки бросаются на жертву. Никита свистит, а Жорка страшным голосом бубнит: «Отдай свои мозги!» Он не знает, откуда это взялось, лемуты ничего такого не требуют, но так говорит папа, когда смотрит «Бункер».
Анастасии надо бы сказать, чтоб дети вели себя прилично, но она не может оторвать глаз от происходящего. Возбуждение, в котором она пребывает, помогает ей забыться. Не думать о том, что станет с ней, когда она состарится и не будет годна в хорошие жены. О том, что случилось с прежней женой Александра и ее собственной матерью. О том, как увольняют проворовавшихся и провинившихся слуг. Она все еще молода, верно? Она нужна детям. И она совсем не такая, как прислуга…
Из прислуги — не спит нянька Зинаида. Она выползла из теплой постели, снова оделась — ждет, когда надо будет развести барчуков по спаленкам.
В ее собственной каморке сладко сопит техник Иван. Зинаида его напоила, накормила, с собой уложила. Да еще для развлечения во время смены сунула ему диск из хозяйских запасов, и техник собирается развлечься, как будет возможность. Уж больно название смешное: «Мертвый и довольный».
3. Деревня Верхнесыжелье Уфимо-Глазовской губернии
«Говорили, что должно прийти три чумы: птичья, скотья и мертвячья. А как придет мертвячья, тут всему конец и настанет. Теперь же говорят, что конец миру не настал, потому что мертвячья чума еще не закончилась, а другие — что не три чумы должно быть, а семь.
Заговор от мертвяков — читать на закате. В некоторых деревнях после похорон родня покойного сидит первые три ночи на могиле до первых петухов и читает тот же заговор: „Мать сыра земля! Уйми всяку гадину нечистую от лихого дела. Поглоти нечистую силу в бездну кипучую, в серу горючую“, — чтоб не встал он нежитью.
По поводу баб, рожавших младенцев от нежитей. Сам я таких не встречал никогда. Только слышал от других. Скорее всего, выдумка, а может, бабы стыдятся признаться или бояться соседей»…
Тут чернила в склянке закончились, и ведун с раздражением заметил, что перо только попусту царапает бумагу. Пришлось встать, чтоб достать с полки новый пузырек. Чернила он делал сам, используя в основном печную сажу. А вот бумага была настоящая. Сейчас он писал на оборотах платежек, которых в каждой избе накопились целые кипы. Платежки каким-то непостижимым образом продолжали приходить еще несколько лет после начала эпидемии, а деревенские — они хозяйственные, ничего не выбрасывают, вдруг да пригодится. А для дела отдать могут. Еще использовал Михаил Кузьмич чистые страницы из школьных учебников, которые собрал у себя со всей деревни. На чем будет писать, когда они закончатся, он себе голову не забивал. Может, он еще и не доживет до того.
Свои записи Михаил Кузьмич никак не упорядочивал. Просто записывал все, что считал полезным. Понадобится людям — разберутся. Сам-то он был городской и в незапамятные времена работал инженером. Но угораздило его в тот роковой год приехать в отпуск к деду в деревню. А уехать уже не смог. Поначалу страшно было. А потом, когда все понемногу успокоилось, — ни дорог не осталось, ни транспорта. И вообще Верхнесыжелье и еще несколько населенных пунктов, до которых сократился его нынешний мир, оказались позабыты нынешней цивилизацией.
Сказать, чтоб он об этом сильно жалел — так нет. Пока связь еще работала, ясно было, что смертность в городах гораздо выше, чем в сельской местности. А если б и выжил, хрен знает, что там сейчас творится с производством и нашел ли бы он работу по специальности.
Что до прочего — люди здесь как жили со своего хозяйства, так и нынче живут. Удобствий вроде газа и водопровода тут отродясь не было, хоть счета за них и приходили. И, выходит, хорошо, что не было, — печи и колодцы никуда не делись. Электричество, правда, раньше было, нынче сдохло, но мы люди не гордые, и при лучине посидим.
В дверь постучали, и женский голос позвал:
— Михайла Кузьмич, ты дома ли?
— Куда ж я денусь?
Вошла старостиха Гликерия, крепкая, дородная баба, в прошлом — медсестра в районной больничке.
— Забыл, что ли? Все уж собрались, тебя только ждут, без наузольника нарекать нельзя.
— Уж прости, Гликерия Львовна, сейчас приду.
У падчерицы Гликерии днями дите народилось. Старостиха сама его в бане приняла и обиходила, не забыла прежнюю науку. А как роженицу с дитем из бани в дом отвели, пришла пора имя нарекать. А без ведуна это никак невозможно.
Ведуном заезжий инженер стал не нарочно, и не по собственному желанию, и первое время пытался односельчанам об этом напомнить. Просто так получилось. Что-то дед рассказывал, что-то в книжках читал, а память была хорошая. И когда чума добралась до Верхнесыжелья (как раз и дед тогда помер), народ совсем со страху с ума сходил, Михаил и сказал, что не надо девок в жертву мертвякам в чащу водить, а вот дед говорил — под тем домом, где первая зараза случилась, зарыть козла, кота, пса и петуха. Не то чтоб он в это верил, а просто девчонку, которую в лес волокли, жалко стало (она, правда, все равно потом померла). Однако ж после того зараза пошла на убыль, а в деревне припомнили, что дед евонный что-то эдакое знал. Известно ведь, что ведун только тогда помрет, когда силу свою отдаст в наследство. Не сумев никого убедить, что нет у него силы, Михаил придумал единственное средство — стал собирать и записывать все, касаемое до нежитей и чумы, что слышал от бабок или захожих путников. Иногда помогало. Его непременно звали на свадьбы и поминки — гнать нечисть — и просили наузольники-обереги. Делался оберег так: трава чертополох, некоторые корешки, кости птичьи и зверьи и щепоть соли завязывались в узелок — оттого он и назывался наузольником, и над ним произносился заговор. Люди взрослые носили наузольник на шее или навязывали на руку, а младенцам вешали над люлькой. Оберег ведун приготовил заранее и, взяв его, вышел из дому.