Смешно! Крысоловууже давно ничегоне чудится, онвидит и знаетнаверняка. Издесь, в этомзатерянномв парке павильоне,еще пару мгновенийназад кто-тобыл. Человекили призрак— это и предстоитузнать.
Арсенийеще раз безуспешнопопробовалвключить свет,а потом разжалонемевшую отнапряжениялевую руку,отпуская Гримана волю.
—Осмотрисьтут, — сказал,понизив голос,и в который ужераз удивилсяэтой своейдетской привычкешептать там,где запростоможно говоритьгромко.
Отпущенныйна волю Гримтут же растворилсяв темноте, аАрсений приступилк осмотру. Теперьуже неспешномуи детальному.Что бы там нирассказывалаНата, как бытам ни было, ночто-то здесьнечисто. И егозадача сейчасразобраться,кто за всемэтим стоит:живой человекили призрак.
Аони его ужеждали. Мраморныестатуи настороженноследили закаждым егодвижением.Стоило Арсениюлишь отвернутьсяот какой-либоиз статуй, какего тут же одолевалостойкое, носовершенноиррациональноечувство, чтотам, за его спиной,что-то происходит:мертвые музыСаввы Стрельниковаоживают, тянутк нему холодныеруки, шепчутна ухо что-тотревожное инеразборчивое.Этого не моглобыть, потомучто шестоечувство, давнои успешно натасканноена обнаружениемалейших отклоненийот нормальности,молчало, уступивместо банальнойлогике. Сейчасв павильонене было никого,кроме них сГримом и муз.Никаких призраков,никаких злодеев.
Арсенийподошел к однойиз статуй, направиллуч фонарикана каменноелицо. Муза улыбаласьему загадочнои грустно. Большиеглаза, пухлыегубы, ямочкана подбородке,каменная розав распущенныхволосах. Отмузы шел свет.Не тот, которыйзаметен глазу,а особенный,лишь едва ощутимокасающийсясетчатки, дразнящийи сбивающийс толку обычныеорганы чувств.Арсений смотрелна мраморнуюженщину в хитоне,а видел совсемдругое. Черныеблестящиеглаза, блестящиене от радости,а от непролитыхслез. Чахоточныйрумянец набледных щеках.Полыхающаяалым роза —фальшивая,неживая. Тонкоепальтишко,давно вышедшееиз моды, не поразмеру большое,с длиннымирукавами, доходящимидо кончиковпальцев. Девочка-Пьеро,покинутая,преданная,печальная.Интересно, ктоона? Котораяиз жен СаввыСтрельникова?Надо будетпопросить уНаты семейныйальбом.
Арсенийперешел к следующейстатуе, когдагде-то над головойраздался заливистыйлай Грима. Надголовой... Странно.
Винтоваялестница нашласьв самом центрепавильона.Ажурная и невесомая,она обвивалаподдерживающуюпотолок колонну.Прежде чемподнятьсянаверх, Арсенийпосветил себепод ноги.
Клестнице велидве цепочкигрязных следов.Первая, несомненно,принадлежалаГриму, а вотвторая... Арсенийприсел на корточки,всматриваясь.Эх, зря он неотпустил Гримасразу, как толькоуслышал шаги!Иногда в ихделе нужносначала действовать,а уж потомрассуждать.Тогда бы непришлось гадать,чьи это следы.Первая ошибка.А есть еще ивторая. Подноги нужно былопосмотретьсразу, а не глазетьна статуи и незатаптыватьулики. Теперьхрен разберешь,что тут происходилодо их с Гримомпоявления.Откуда явилсяэтот загадочныйвизитер, кудаушел?.. Даже размеробуви не различить— все смазано,размыто. Впрочем,куда ушел, понятьвсе-таки можно.Вот след относка на мраморнойступеньке, аГрим заходитсяраздраженнымлаем где-тонаверху. Теперьуже можно неспешить, еслибы пес кого-нибудьпоймал, там, навтором этаже,сейчас былобы тихо.
Гримждал его навходе. При появленииАрсения онрасстроенорыкнул, осторожно,но крепко сжалчелюсти назапястье, потянулкуда-то в темноту.
—Грим,подожди! Дайосмотреться!— Арсений включилфонарик.
Обсерватория!Вот куда онипопали — вобсерваториюНаты. Как-то нетак представлялсебе Арсенийтелескоп. В егопониманиителескоп — этотакая подзорнаятруба на треноге.А тут настоящаямахина! И непонять даже,с какой сторонык ней подступитьсяи куда смотреть,чтобы разглядеть,есть ли жизньна Марсе. Рядомс махиной —рабочий стол,большой, красивый,совершеннопустой. Дорогоекожаное креслона колесикахнебрежно отодвинуток стене. Сразувидно, что хозяйкавсего этогонаучного великолепиядавно не появляласьв своих владениях,если вообщекогда-нибудьпоявлялась.Уж больно здесьвсе нежилоеи бездушное,вот, может, толькостариннаяэтажерка скнигами вноситнотку уюта.Арсений пробежалсяпальцами покорешкам книг,нарисовалзагогулинув пыли на рабочемстоле. Если всам павильонобитателипоместья ещеиногда заглядывали,то здесь, наверху,царило запустение.ОбсерваторияНаты при всемсвоем величиии масштабностибыла похожана заброшенныйстарый чердак.Точно в подтверждениемыслей Арсения,Грим громко,совсем по-человечески,чихнул, и из-подего лап взмылои заплясалов свете фонарикаоблачко пыли.
— Будьздоров! — Арсенийуже собиралсяотойти от стола,когда рядомс собственнойзагогулинойувидел ещекое-что...
«Убирайсявон!» — Словабыли написаныторопливо иразмашисто.Буквы наползалиодна на другую,так и норовилисоскользнутьсо стола. Воти послание.Арсений задумчивопоскреб подбородок.Только вопрос— от призракали?
Покрыше обсерваториихлестал дождь,от громкого«тарарам»ощущение, чтонаходишьсяна чердаке,только усиливалось.Рядом, напоминаяо себе, рыкнулГрим, потрусилкуда-то к стене.Там обнаружиласьнебольшаянезапертаядверца, ведущаяна узкую, опоясывающуюобсерваториюсмотровуюплощадку. Здесьнаверху ветер,казалось, усилилсяв разы. Ветвистарого кленацеплялись закованые перильца,дождь сек ихкосыми струями,обрывая листья,обламываямолодые побеги.На одном изтаких листьевАрсений поскользнулсяи едва не упал.Спасло ограждение,невысокое, нонадежное свиду. Так же,как клен, онухватился заперила, посмотрелвниз. Высоко!
Упадешь — костейне соберешь.Значит, тот, закем гналсяГрим, не могпросто спрыгнуть,значит, долженбыть еще одинвыход.
Выходнашелся спротивоположнойстороны купола.Вниз, оплетаяодну из колоннпавильона,спускаласьвинтовая лестница.Когда-то выкрашеннаяв белый цвет,а сейчас облезшая,с проступившейржавчиной. Входна лестницупреграждаларешетчатаядверь. И этадверь былазаперта. Арсенийподергал заржавые прутья,попыталсядотянутьсядо лестницы,держась однойрукой за перила,— ничего невышло. Тот, ктовоспользовалсяэтой лестницей,не оставил емуни единогошанса.
Арсенийтихо выругался.Словно в ответнебо разразилосьраскатом грома,а кленоваяветка плетьюударила полицу. Щеку обожглоболью. Горячиекапли кровисмешались схолоднымидождевыми.Арсений стерих рукавом,обернулся кзамершему усамого краяплощадки Гриму:
— Все,пойдем, друг.Нам здесь большенечего делать.
Гримсогласно рыкнул,первым прыгнулв черный провалдвери. Арсенийшагнул следом.
Чтобы там ни думалаНата, его миссияв этом доме,скорее всего,подошла к концу.Он почти уверен,что виновникасвоих бед ейнужно искатьсреди живых,а не среди мертвых,но, чтобы убедитьсяв этом окончательно,нужно довестидело до конца.Флейта привычнолегла в ладонь,Арсений улыбнулсяей, как давнемудругу...
*****
Мальчишка...Крысолов оставалсяв доме недолго,ограничилсябеглым осмотром.Может, особеннымсвоим охотничьимчутьем почуял,что искатьСавву нужнов парке, а нездесь. Пустьбы так! Пустьбы хоть в домене было ничеготакого, от чегоневозможноуснуть и хочетсябез концаоглядыватьсяпо сторонам.Она устала.Столько летжить с этимтяжким грузом,одновременнождать и бояться,что когда-нибудьее тайна будетраскрыта.
Дождь,неистовый и,казалось, вечный,бился в запертоеокно с такойсилой, что дребезжалистекла. А там,под дождем, вмутном светефонаря стоялидвое: Крысолови его адскийпес. Ната поежилась,щелкнула зажигалкой,прикуриваяуже которуюпо счету сигарету.Завтра Зинаиданепременностанет ругаться,когда увидит,сколько онавыкурила. Дабог с ним — сзавтрашнимднем! Ей бысегодняшнююночь пережить...
ПокаНата прикуривала,Крысолов исчез.
— Воти посмотрим,— сказала она,выпускал облачкодыма. — Слышишь,Савва?! Я не сдамсябез боя, ты менязнаешь!
Желаниеобернуться,и заглянутьв черные глазамертвого мужабыло сильным,но Ната себяпоборола. Ейне впервой. Онасправится.
Светпогас внезапно.Хрустальнаялюстра беспомощномигнула, и домпогрузилсяво тьму. Страшную,кромешную,наполненнуюособенной,неведомойобычному человекужизнью.
—Пробки!Надо сказатьАкиму, чтобыперепроверил.Собственныйголос показалсяНате слабыми испуганным.Страх в ее нынешнемположениинедопустимаяроскошь. Ейнельзя бояться,у нее простонет на это права.Сейчас придетМарта и принесетсвечи.
Секундыскладывалисьв минуты, а внучкавсе не шла. Глазауже началипривыкать ктемноте, а всердце рослатревога. Промобильныйтелефон Натавспомнила,когда нервы,и без тогорасшатанныепроисходящим,были уже натянутыдо предела.
ТелефонМарты молчал,так же как молчали телефон Акима.А больше звонитьнекому, онавсех отослала.Оставила толькоАкима, да и толишь потому,что ему некудаидти. Может,Марта уехала?Обиделась ирешила показатьхарактер? Пустьлучше так. Нужнобыло сразуотправить ееобратно в город,как толькоприехал этот...Крысолов. Девочкездесь нечегоделать, особенносейчас, в темноте.Ната отшвырнулабесполезныйтелефон, в последнийраз затянуласьуже догоревшейпочти дотласигаретой,снова подкатилаколяску к окну.
Снаружибушевала гроза.От раскатовгрома закладывалоуши, а от вспышекмолний ужерябило в глазах.Не нужно смотреть,не нужно слушать.Ей надо толькодождатьсявозвращениямальчишки,чтобы услышатьего вердикт.Вердикт илисвой смертныйприговор — этоуж как повезет.Она везучая.Она продержаласьдольше всехостальных,сумела выжитьи победитьтого, кого победитьпочти нереально.Дай бог, чтобыта битва былапоследней,чтобы не пришлосьснова сражатьсяс собственнымистрахами ипризракамииз прошлого.
Израздумий Натувывел тихий,едва различимыйшорох. Кто-тошел — или скореекрался? — покоридору. Легкая,осторожнаяпоступь, тихоепоскрипываниепаркета... Чудится?..
—Марта?Марта, это ты?— Ната развернуласьспиной к окну,слезящимисяот напряженияглазами уставиласьв черный проемдвери.
Скрип-скрип...Уже и шагов неслышно, толькоэто поскрипывание.Может, и нетникого, может,просто рассохсяпаркет, а она,старая дура,выдумываетсебе бог вестьчто.
—Марта!— Голос громкийи требовательный.Чего ей стоитдержать себяв руках, никтоне узнает.НесгибаемаяНата, ослепительнаяУрания! Онавсегда такойбыла и такойостанется.
—Урания...— не то шорох,не то шепот, аможет, и вовсезавываниеветра. — Ужескоро...
Чудится!В таком местев эту грозупримерещитьсяможет что угодно.
— К черту!— Серебрянаязажигалкаподпрыгиваетв дрожащихруках, сигаретыодна за другойпадают на ковер.Иногда собственныедемоны в разыстрашнее демоноввнешних. Вотих бы обуздать!
Синийогонек пламени,наконец, перепрыгиваетс зажигалкина сигарету,успокаивающепотрескивает.Горький табачныйдым выбиваетиз горла кашель.К черту!
Шагиуже совсемблизко, и чернаятень на порогегостиной. Стоит,ждет приглашения.
— Ну,входи же! — Словаслетают с губвместе с дымнымоблачком. — Ятак давно тебяжду.
Звук,странный,потусторонний,вплетаетсяв слова, превращаетих в песню. Флейта.Там, в бушующемза окном ненастье,какой-то сумасшедшиймузыкант взялсяиграть на флейте.Мелодия незнакомаяи знакомаяодновременно,тревожная,вынимающаядушу. И дажедождь аккомпанирует