которую можнона них купить.Платья, перчатки,украшения,рюшечки-побрякушечки,мертвый рубиновыйбраслет... Егострастная,неуемная Эвтерпакуда-то исчезла,уступив местожадной и ненасытнойфурии.
Теперь,когда в карманеу Саввы былоне пять франков,а куда как больше,когда холоднуюмансарду сменилиблагоустроенныеапартаменты,когда в Ротондеон мог заказатьвсе что угоднои не делатьмучительноговыбора междусигаретой ичашкой кофе,он чувствовалсебя несчастным.Из его жизниснова ушелсвет. Адели,его неугомоннаяЭвтерпа, медленно,каплю за каплей,выпивала изнего душу.
Саввасначала захандрил,а потом и вовсезаболел. В 6редуи лихорадкеон провалялсябольше недели,а когда наконецпришел в себя,Адели не былорядом. Он, ничтожный,измученныйболезнью, нашелсвою ветренуюмузу в объятияхдругого мужчины...
Наверное,Савва смолчалбы, вернулсяв постель исделал вид, чтоничего не заметил.Он мог проститьАдели измену,но не смог проститьпоруганиясвоего труда.Эти двое, голые,рычащие, необузданные,предавалисьпохоти в егомастерской,на его разбросанных,измятых и истерзанныхкартинах.
Нождля разрезанияхолста сам легв ладонь, призывносверкнул идеальноотточеннымлезвием. Ножжаждал кровиедва ли не больше,чем сам Савва.Он вошел вбеззащитнуюспину соперникас довольнымчавканьем. Раз,еще раз...
Когдакапли крови,такие же прозрачныеи яркие, какрубины в еелюбимом браслете,упали на белоснежнуюгрудь Адели,она не закричала,лишь по-кошачьивыгнула спину.Музы бываюттак хитры иизворотливы!
—Савва!— Напротянутойв просительномжесте рукежадно сверкнулирубины. —Как ялюблю тебя воттаким! Ты помнишь,как умиралаАмели? Ты помнишь,какая ночь былау нас с тобойпосле ее смерти!Я скучала потаким ночам.Иди ко мне...
Снова,сочащиесясладким ядом,призывно приоткрытыегубы, покрывалочерных волосна мраморно-белыхплечах, соленыйпривкус кровиво рту. Его беспечнаямуза сноваизлучала волшебныйсвет, вдохновлялаи заставляласходить с ума.Если заменитьбездушныйрубиновыйбраслет на тот,самый первый,гранатовый,если успетьпоймать вотэтот ускользающийзакатный лучи найти в себесилы встатьк холсту...
— Идико мне, моя любовь!Согрей меня!
Голособещает блаженство,рубиновыйбраслет гипнотизирует,а от разливающегосяпо мастерскойсвета головаидет кругом.За этот светСавва готовпростить своейЭвтерпе все.Он уже простил...
Эвтерпа,его муза. Еетело такоежаркое, чтобольно касатьсяруками. И жадные,до крови, поцелуи.В ее глазахотражение егособственногобезумия. А взанесеннойруке его нож...Коварная, коварнаямуза, посмевшаяподнять рукуна своего творца.
Жизньпокидала телоАдели медленно,утекала тепломиз онемевшихрук, выпивалакраски из истерзанныхпоцелуями губ,гасила светв удивленнораспахнутыхглазах. Тогда,четыре годаназад, в темнойподворотнеСавва не успелрассмотреть,как это бывает,как жизнь уступаетместо вечности,но сейчас времябыло на егостороне. Онгладил своюмузу по выцветающейщеке, жадноловил губамипоследнийвздох, впитывалв себя тот свет,который подарилаему ее смерть.
Всебя Саввапришел тольконочью. В темноймастерской,среди залитыхкровью картин,в объятияхсвоей мертвоймузы. Тело билозноб то ли отсовершенногозлодеяния, толи от вновьначавшейсялихорадки, ноголова работалаудивительноясно. Пришловремя сказатьпрошлой жизни«прощай». Прошлойжизни, прошлыммузам, Парижу.Смерть Аделиему с рук несойдет, нужнобежать.
Саввасобиралсябыстро, несмотряна лихорадкучудовищнуюслабость. Деньги,драгоценностиАдели, документы,картины и наброскиАмедео, кое-чтоиз своих работ,только то, чтоможно уложитьв дорожнуюсумку. Все, онготов к переменам!Осталась лишьсамая малость...
Оранжевыеязычки пламенирадостно лизнулихолст, сердцесжалось отболи, рука сосвечой дрогнула.Уничтожениесобственныхкартин —почтидетоубийство.Но по-другомуникак. Огонь— самыйлучший сообщник,огонь сотретулики, лица,воспоминания.Огонь оставитпосле себя лишьдва до неузнаваемостиобгоревшихтела. Если всесложится удачно,его даже нестанут искать.Возможно, в«Ротонде»кто-нибудь издрузей-художниковподнимет в егопамять рюмкуполынной настойки,навернякакто-нибудьобрадуетсяего безвременнойкончине, вероятно,его картинывырастут вцене, как некогдавыросли в ценекартины несчастногоАмедео. Жальтолько, что он,Савва, этогоне увидит...
*****
Натазаговорилане сразу, выждала,когда хлопнетдверь библиотеки.
— Увас есть дляменя какая-нибудьинформация?—спросилаона, всматриваясьв темноту заокном.
— Нетакмного,каквамхотелось бы!—Крысоловвернулся кдивану, усталооткинулся наспинкустула. —Ноодно я могусказать наверняка:в вашем доменет никакихпризраков.
— Ав павильоне?Вы были в павильоне?
— Был.— Онкивнул. —Тамтоже все чисто.
Затаившаясяна задворкахпамятичернаятень сновавсплыла передвнутреннимвзором. Этатеньсовершенноточно не былагаллюцинацией.
— Выв этом абсолютноуверены? Высделали все,что должны былисделать?
— Ясделалвсе,и даже больше.Я играл на флейте...
Ониграл на флейте!Самонадеянныймальчишка,начитавшийсявсяких шаманскихкнижек и возомнившийсебя бог вестькем!
—Господи!да при чем тутвашафлейта? —Какни стараласьНата, но скрытьраздраженияей не удалось.
— Каквыдумаете, почемуменя называютКрысоловом?—Егосовсем не обиделоее раздражение,возможно, дажеразвеселило.
— Яне привыклазадумыватьсянадтакими...надтакимиглупыми вопросами.
— Естьтакая сказка,вы должны еезнать, в нейКрысолов игрална дудочке, ивсе крысы сбегалисьна ее звук. Мояфлейта —эточто-то вродедудочки Крысолова.Когда я играю,ни один призрак
не может пройтимимо. В вашемпарке я игрална флейте. Долгоиграл...
— Арадиусдействия?—Натасцепила пальцы.— Уэтой вашейфлейты естьрадиусдействия?
—Есть.— Крысоловкивнул. — Уверяювас, ни одинпризрак несумел бы проигнорироватьмой призыв.
— Дажеесли это оченьсильный и оченьхитрый призрак?
—Совершенноверно. Ната, атеперь могуя задать вамодин вопрос?
—Задавайте.— Она сама незнала, радоватьсяей или печалиться.С этим еще предстоялоразобраться,но не сейчас.
— Выабсолютноуверены в своихблизких?
Вотон — еще одиннеудобныйвопрос! Еслибы Ната былаабсолютноуверена, сталабы она затеватьвсе это, сталабы вмешиватьв свои деласовершеннопостороннегочеловека!
— Яне уверена дажев себе, — сказалаона, наконец.— А почему выспрашиваете?
— Втаком случаееще один вопрос,вы говорили,что павильонне запирается,а как насчетобсерватории?
Обсерватория...Ненавистнаяи одновременнотакая притягательная,как Савва. Проклятоеместо, гиблое.Сначала Светлана,слабая, нежная,как цветок,несмотря наотсутствиекровных уз, всеравно родная.Доченька... Светланабросилась скрыши павильонав далеком восемьдесятпятом, оставивна руках приемнойматери своихтрехлетнихблизнецов —Эдика и Веру.Неправильная,нелепая смерть,ставшая спусковымкрючком. СначалаСветлана, потомТамара и Юлия.Тогда, в восемьдесятпятом, он забралс собой всехее дочерей, асейчас взялсяза внуков. Максстал первым.Кто следующий?
Говоритьбыло тяжело,но Ната себязаставила. Вдуше еще жиларобкая надежда,что этот самоуверенныймальчишкасможет ей помочь.
— Втысяча девятьсотвосемьдесятпятом году мояприемная дочьСветлана свеласчеты с жизнью,бросившисьсо смотровойплощадки павильона.Именно тогдая решила егоснести, но онмне не позволил.
— Вашк тому времениуже мертвыймуж? — В голосеКрысолова небыло ни насмешки,ни любопытства,только сухойпрофессиональныйинтерес.
— Да,мой к тому времениуже мертвыймуж. — Ната кивнула.— После гибелиСветы я решиласнести павильон.Строители ужепочти разобраликрыльцо, когдаслучилась ещеодна трагедия.Моя втораяприемная дочьТамара погиблана конной прогулке.
—Несчастныйслучай? — Крысоловприподнял однубровь.
— Вовсяком случае,тогда я такдумала. Томалюбила лошадей,с раннего детствазанималасьв конноспортивнойшколе. Лошадьпонесла, Томаупала и удариласьзатылком обугол уже почтиразобранногокрыльца. Онаумерла мгновенно,мы не успелиничего предпринять.Снова павильон,понимаете?
Вместоответа он лишькивнул.
— УТомы осталосьтрое малолетнихдетей. Я оформилаопеку.
— Ачто мужья? Уваших приемныхдочерей ведьбыли мужья?
— Смужьями несложилось! —Ната досадливовзмахнуларукой. — Вы ещеслишком молоды,чтобы это понять,но найти хорошегомужа во всевремена былосложно. Моимдевочкам неповезло. Ихдети осталиськруглыми сиротами,а у меня оказалосьпять ребятишекна руках. Норечь сейчасне о том, какмне было тяжело,речь о другом.Полгода я незанималасьпавильоном,сами понимаете,мне было не дотого, но времявсе лечит. Пришелчас, и я поняла,как сильноненавижу место,повинное всмерти моихдетей. Я сновапозвала строителей...В тот день, когдаони приступилик демонтажу,моя родная дочьЮлия утонулав парковомпруду.
— Яне видел в паркеникакого пруда.— Крысоловпогладил своегопса, и тот согласнорыкнул, точноподтверждаяслова хозяина.
— Явелела егозасыпать. —Слова приходилосьвыдавливатьиз себя силой.Для матери нетстрашнее муки,чем рассказыватьо смерти своихдетей. — Прудзасыпали сразупосле похоронЮлии.
— Апавильон?
— Апавильон... Акимвосстановилвсе, что разрушилистроители,заново заложилкрыльцо, оштукатурилстены. Это труднообъяснить, мненужно былопотерять всехсвоих детей,чтобы поверить.Савва всегдапо-особенномуотносился кпавильону.Знаете, как онего называл?Последний приютмертвых муз.Даже послесмерти он нежелал, чтобыпокой его музтревожили.
— Нежелал до такойстепени, чтоубил собственныхдочерей?
—Роднымипо крови Саввебыли толькоТомочка и Света.Юлия — моя дочьот первогобрака. Но речьсейчас не окровных узах.Для Саввы неимели значенияживые люди,только музы,эти бездушныекуски мрамора.А я посмеланарушить ихпокой...
—Послетого как вывосстановилипавильон, смертипрекратились?— Крысоловсосредоточеннопотер переносицу.
— Да,до недавнеговремени. Несколькомесяцев назадна смотровойплощадке обсерваторииповесилсяМаксим, мойприемный внук.Его нашла утромнаша домработницаЗинаида.
Воспитанныймальчик сказалбы «соболезную»,но Крысоловне был воспитанныммальчиком,поэтому спросил:
—Передтем как погибваш внук, в павильонепроводиликакие-то работы?
— Нет!— От одной толькомысли о том,что этот кошмарможет повториться,по спине побежаластруйка нота.— Я запретила!Все знали мойзапрет, никтобы не посмелих тревожить.Уже после смертиМаксима я велелаповесить замокна дверь, ведущуюв обсерваторию.От греха подальше.
Песу ног Крысоловавдруг угрожающезарычал. Мальчишкауспокаивающепогладил егопо голове, подошелк настежьраспахнутомуокну, внимательновсмотрелсяв темноту итолько потомзаговорил:
— Высами себепротиворечите,Ната. Если насей раз павильонникто не трогал,то у призрака,какого угоднопризрака, небыло причиндля беспокойства.
— Вымне не верите.— Она не спрашивала,она констатировалафакт. Стольковремени потраченовпустую...
— Явам верю, носебе я верютоже. Нет призраков!Нет ни в вашемдоме, ни в парке,ни в павильоне.Вы должны искатьне призрака,а реальногочеловека. Возможно,кого-то из членоввашей семьи.
—Человека?!— Ната уже давноготовила себя