— рыкнула Анастасияи, обойдя побольшому кругуКрысолова иего пса, плюхнуласьна диван.
— Нуладно Марта.Эту Ната всегдалюбила большеостальных, —чирикнулаВерочка, неодобрительнокосясь на фляжкув руке брата.— А он кто такой?
Все,точно по команде,уставилисьна Крысолова.
— Авот мы сейчасспросим, — прошипелИлья. — Эй, клоун,ты кто вообщетакой?
— Я?— Крысолов несмотрел наИлью, он уставилсякуда-то поверхего головы. —Я с некоторыхпор один изнаследникови руководительфонда наследияСаввы Стрельникова.Вы ведь присутствовалина оглашениизавещания. Икстати, — егогубы растянулисьв кривоватойусмешке, — ещераз назоветеменя клоуном— и мой пес провериткрепость вашихсвязок. Вамведь не нужнылишние проблемы,уважаемый?
Вподтверждениеслов хозяинасобака Баскервилейвыразительноклацнула зубами.Верочка сновавзвизгнула.Анастасияпоморщилась,словно от боли,а Зинаида буркнуласебе под носчто-то одобрительное.Похоже, одногоиз домочадцевКрысоловуудалось переманитьна свою сторону.
— Аты чего молчишь?— поняв, чтонезнакомцав желтых очкахна время лучшеоставить впокое, Анастасияпереключиласьна Марту. — Чтоты там напеластарухе передсмертью, чтоона вдруг такпеременилась?Она ж тебя последнеевремя на духне переносила,а тут бац — ишестьдесятпроцентов!
Вместоответа Марталишь равнодушнодернула плечом.Ноздри защекоталтонкий дымныйаромат, куритьзахотелосьневыносимо.Марта не выдержала,вытащила изкармана начатуюпачку сигарет.Рядом неодобрительновздохнулаЗинаида. Вздохнула,но промолчала,оставляя своейлюбимице правовыбора.
— Яразберусь, —пообещал Илья,выбираясь из-застола. — Я совсеми вамиразберусь! —Он погрозилпальцем сначалаКрысолову, апотом Марте.
— Иразберись! —поддержал егоЭдик. — Что-томне все этоочень не нравится.— Он снова отхлебнулиз фляжки, бросилна Марту внимательныйвзгляд. — А тыхитрая! — сказалпочти с восхищением.— Всех нас провела.Сообщника вонсебе даже нашла.Вы же знакомы,да?
—Шапочно.Крысолов сосветской чопорностьюпоклонилсяМарте. — Виделисьпару раз. А увас, Эдуард,большой долг?— вдруг спросилон безо всякогоперехода.
—Какойдолг? — Эдик,приложившийсяк фляжке, отнеожиданностипоперхнулся.Закашлялся,обдав брызгамиконьяка платьеВерочки.
—Карточный.— Крысоловпродолжалулыбаться, нов улыбке егобольше не былоникакой светскости.— Хватит вашейдоли, чтобы егопокрыть?
—Самыйумный, да? — буркнулЭдик, но по егозатравленномувзгляду былосовершенноясно, что Крысоловпопал не в бровь,а в глаз.
— Даты подготовился,как я посмотрю,наследничек!— В глазах Ильиполыхал недобрыйогонь.
—Подготовился.— Крысоловкивнул. — Вашикредиторы тожеподготовились.Бумаги вот-вотокажутся всуде.
— Окак! — радостноотозваласьАнастасия. —Так наша акулабизнеса, оказывается,банкрот!
—Стихни!— Илья бросилполный яростивзгляд на сестру,потом сквозьсжатые зубыпроцедил: —Так, а прислугачто здесь досих пор делает?Вон пошли! Оба!
Зинаидаобиженно вздрогнула,кутаясь в растянутуювязаную кофту,прошла к выходу.Аким молчараспахнул передней дверь, выходя,обвел присутствующихдолгим взглядом.
— Ичтобы не подслушивалимне! — прикрикнулИлья, уголкомшелковогогалстука стираяс лица пот.
—Ба-а-а-нкрот...— пропела Анастасияи выпустилаидеально ровноеколечко дыма.
— Аты сука! Думаешь,я не знаю, чтотвой парижскийпроект накрылсямедным тазом?!Выискалась,понимаешь,мадам Шанель!Обмишурил тебятвой французишка,безпортков оставили слинял! —Ильябрызгал слюной,от его светскоголоска не осталосьни следа.
— Ах,мне нужно вПариж! —истеричнорассмеяласьВерочка. —Ах,мне скучно вэтом вашемзахолустье!А Париж, оказывается,дырка от бублика!
— Саматы дырка отбублика! —Анастасиястряхнула пепелпрямо на ковер.—Курицапустоголовая!Скачешьиз койки в койку,вертишь задницей,а у самой задушой ни гроша.Жила всю жизньна Натины подачки.
— Такя и не скрываю!—Верочкарасплыласьв злораднойулыбке. —Тольковот мне, курицепустоголовой,в отличие отвас, умных, долгивозвращатьникому не нужно.Я по средствамжила, без Парижейи лишних понтов!Я не пропаду,Настенька, тыза меня не переживай!Я молодая, красивая.Это твой поездужедавноушел...
Какжевсе это мерзко,какпредсказуемо...Марта загасиласигарету. Все,нечего ей большеделать в этомгадюшнике...
— Акуда это тысобралась? —змеиноешипение Ильинастигло ееужеудвери. Мы тутдруг о другеужемноговсякого интересногоузнали, по-родственному,так сказать.Только ты непри делах осталась.Может, поведаешьнам, за что бабкана тебя сначалаополчилась,а потом вдругтак облагодетельствовала?Давай, потрясигрязным бельишком,сестренка!
—Пошелк черту! —Мартане стала дажеоборачиваться,со всей силыхлопнула тяжелойдубовой дверью,дышать сразустало легче,хотя бетоннаяглыбатревог и сомнений,обрушившаясяей на плечипосле смертиНаты, никудане делась.
Вот,не стало Наты,и карточныйдомик родственныхотношенийразрушилсяв одно мгновение.Она вырастилаих всех практическис пеленок, неделила на своихи чужих, а ониот нее отказались.От нее и от кровныхуз. Ради денег...
Творец,1938 год (Каллиопа иТерпсихора)
Этобыл дивный вовсех смыслахдень —деньего триумфа,день обретенияновой музы.
Аведь Савва ине чаял, чтотакое возможно,за годы жизнис Прасковьейпочти привыкк тому, что душабольше не горит,не рвется вэмпиреи! Отвыкот света.
Свет,исходящий отнезнакомки,был так яроки так пронзителен,что Савва почтиослеп от этогонеземногосияния. Не виделникого и ничего,отвечал навопросы гостейневпопад, дажеперепуталназвания собственных
картин, чегос ним отродясьне бывало.
Тонкая,изящная, будтокитайскаястатуэтка, скаштановымиволосами, уложеннымив высокую античнуюприческу, согромными, чутьраскосымиглазами и непо-славянскисмуглой кожей,она ни на шагне отходилаот плюгавого,совершенноневзрачногомужичка в формеНКВД. Ее тонкиепальчики трепетновздрагивалина его согнутойв локте руке,а высокие скулырасцвечиваляркий румянец,стоило ей пойматьне в меру пристальныйвзгляд Саввы.
Да,он знал, чтопроизводитна женщинвпечатление.Он был из техмужчин, которыес возрастомстановятсялишь интереснее.В чем тоже ощущалосьчто-то ненасытное,азиатское, иглаза его временамиполыхали дьявольскимогнем, в которомрасплавилосьне одно дамскоесердце.Но он нервался вчужие объятия.Женщинасама по себене представляладляСаввыинтереса,еслитолькоот неене исходилсвет, заставляющийсердце быстробиться,заставляющийзабывать обосторожностии благоразумии,вынуждающийжадноловить каждыйвздох, каждыйвзглядтой, которойсужденостатьегомузой.
Рядом,будтопочуявнеладное,тяжковздохнулаПрасковья,егоразвенчаннаямуза. Здесь, наего персональнойвыставке, вокруженииуспешных ивластных, ухватившихудачу за хвост,она в своемуродливом,давно вышедшемиз модыбархатномплатьеказалась чем-тонелепым иненужным.Нечеловеком даже,а отслужившейсвой срок вещью.Под ее по-собачьипреданным, всепонимающимвзглядом Саввезахотелосьвзвыть, оттолкнутьэту женщину,убежать, чтобыне видетьбольше никогда.В чистейшемсвете новорожденноймузыКаллиопаумерла окончательно.
-Саввушка,что-то нездоровитсямне. -ГолосПрасковьи пошелтрещинками.— Головакружится, исердце щемит.Я бы домой пошла?..
Начто она рассчитывала?На то, чтоон уйдетследом за нейсо своей самойпервой, самойважной выставки?!
— Иди!— Онулыбался ейвежливо и холодно,как чужомучеловеку. А ониведь отнынеи есть чужиелюди, не осталосьмежду ниминичего, истлело,осыпалосьпеплом. —Меняк ночине жди. Самавидишь, как тутвсе...
—Вижу,Саввушка.— Впрощальномвзгляде— мольбапополамс неверием.— Изменилсяты,Саввушка.
—Изменился,Прасковья. —Нетсмысла отрицатьто, что очевидно,что зажигаетжадным огнемглаза,а ладониделаетвлажнымиот совершенномальчишескоговолнения.
—Разлюбил.— Онанеспрашивала;она сама, безего подсказки,вынесла смертныйприговор ихсемейной жизни.
—Разлюбил.— Выяснятьотношения охкак не хочется!Также, как не хочетсяни насекунду терятьиз виду своюмузу. Вдруг оназаскучаети уйдет, аон так и не узнает,как ее зовут...— Тыступай уж, Прасковья!Хочешьпопрошукого, чтобыпроводил?
— Ненужно, Саввушка,сама дойду. —Прасковьяулыбнулась,и на мгновение,всего на мгновение,ее лицо сделалосьпрежним, таким,каким Саввалюбилегомного лет назад— молодыми страстным.Воттакой он ее изапомнит! Перенесетна холстэту ееулыбку, обернетбедра шелковойшалью, распуститпшеничныеволосы по белымплечам. На память...
Какона уходила,Савва не видел,стоилолишьсказать разлюбил,какПрасковьяпересталасуществовать,исчезла, раствориласьв толпе приглашенных,освободилаот своегоутомительногоприсутствия.Да ине до того емубыло, онхотел узнатьимя своей новоймузы. Кто она?Только у однойиз муз можетбыть такаяхрупкость,такой натянутыйструной позвоночники такой изящныйразворотголовы— уТерпсихоры!
Онне ошибся! Онникогда неошибался, когдадело касалосьмуз. Провидениеи в самомделепослалоемуТерпсихору.Ее звали АннаШтерн. Еще совсемюная, но подающаянадеждыбалерина Большого,его будущаямуза. Энкавэдэшник,с которымона пришла навыставку, оказалсяне мужем и нелюбовником,а отцом.Любящим отцомединственнойдочери. ВНКВД, этойстрашной, скаждым годомнабирающейразрушительнуюсилу организации,он служил полковникоми имел немалыйвес. Это былоопасно —добиватьсядочери такогочеловека. Стоитлишь раз ошибиться,и не спасетникакая биография,в застенкахНКВДпропадалии не такие. Ноесли с умом,если на деледоказать своюпреданностьи искренность.Если хотьпопытаться...
Втот вечер Савваперекинулсясо своей Терпсихоройедва ли паройслов. Но и безслов, по однимлишь украдкойбросаемым вего сторонувзглядам, былоясно —в битвеза любовь онстанет победителем.
Увы,эта битва быладалеко не самойважной. Энкавэдэшникзвериным своимчутьем сразупочувствовалнеладное. Отего внимательного,с прищуром,взгляда разгоряченнаяобретениемновой музыкровь мигомостыла, и насмену эйфориипришло отрезвление.Легко не будет.За Терпсихорупридется сражатьсяне на жизнь, ана смерть. Онсумеет, ему невпервой...
ДомойСавва вернулся,как и обещал,на рассвете.Постоял в раздумьяхна деревянномкрыльце, послушал,как заливаетсяв тополиныхветвях какая-топтаха, а потомрешительнотолкнул дверь.Ему предстоялдо крайностинеприятныйразговор сженой. Теперьему совершенноточно нужноуйти. Невозможнодобиватьсялюбви Терпсихоры,оставаясьженатым мужчиной,просто немыслимо.
Разговоране получилось.Прасковья ушласама... Ее безжизненноетело медленнораскачивалосьна привязаннойк потолочномукрюку шелковойшали...
Послепохорон Прасковьи,торопливыхи каких-то совершеннобудничных,шелковую шальСавва оставилсебе. Он взялсяза кисть сразу,как толькозакончилисьпоминки и егодом покинулпоследнийсоболезнующий.На картине егоКаллиопа казаласьживой, молодойи игривой, шелковаяшаль цветаберлинскойлазури страстнообвивала еебедра. Еще однакартина, излучающаясвет, еще однамуза, пожертвовавшаясобой радисвоего творца.Все правильно,так и должнобыть...
*****
АрсенийрассеянногладилвзбудораженногоГрима. НатаСтрельниковаоказалась умнееи хитрее его,