и не появился.— Я готов тебявыслушать.
Мартатак злиласьна саму себя,на ситуацию,в которой оказалась,что смысл сказанногодошел до неедалеко не сразу.
— Ты?Ты готов менявыслушать?! —Она посмотрелана Арсениясверху вниз.— Ты, в самомделе, думаешь,что мне сейчаснужен собеседник?
— Нет.— Он покачалголовой, и дремавшийу камина песприоткрылглаза, а Лысый,все это времяс нарочитымстараниемпротиравшийбокалы, вдругподался впереди, кажется, дажевытянул шеюот любопытства.— Я думаю, тебе,в самом деле,нужен Крысолов,поэтому я готовтебя выслушать.
Мартасмотрела насидящего передней парня, смотрелазадумчиво иочень внимательно,а мозг в этовремя работалсо скоростьюкомпьютера.Он странный,он гуляет поночам в компанииогромного пса,пьет «витамины»,носит очки сжелтыми стеклами,знает всех вклубе, играетна флейте... Крысоловиз сказки тожена чем-то тамиграл, может,не на флейте,может, на дудочке,но играл ведь...
—Однорукий,одноглазыймужик в дождевике?— Она медленноопустиласьобратно настул, уперласьлоктями в столешницу.
— Самудивляюсь. —Арсений сделалзнак Лысому,тот с готовностьювыбрался из-застойки, плюхнулсяна свободныйстул. — Значит,однорукий,одноглазый— повторилАрсений, и поего невозмутимомулицу промелькнулатень.
— Самже просил, чтобысегодня тебяне беспокоили.— Лысый пожалплечами. — А убарышни чернаяметка. И заметь,барышня оченьнастойчивая.
— Ужезаметил, — Арсенийкивнул.
— Нувот, настойчиваябарышня с чернойметкой, намереннаяидти до конца.Вот я и сказал...
—Направилпо ложномуследу за одноруким,одноглазым?
—Прости,что первое вголову пришло,то и сказал. Яж не думал, чтоона в самомделе в паркпойдет.
— Аона пошла. Лысый,знаешь, где яее нашел? — Еслибы Марта невидела Арсения,то подумалабы, что говориткто-то другой,так сильно,почти до неузнаваемости,изменился егоголос. — Я нашелее на кладбище...А у меня флейта,если ты еще незаметил...
—Матерьбожья! — Онатак и не поняла,испугался лиЛысый на самомделе, или этидвое по-прежнемуразыгрывалиперед ней комедию.— Крысолов, яне подумал...
—Плохо.Плохо, что тыне подумал. —Арсений — илитеперь ужеКрысолов? —потрепал позагривку пса.
Мартавыбила из пачкипоследнююсигарету —слишком многовыдалось этойночью стрессовыхситуаций, —закурила. Значит,вот он какой— великий иужасный Крысолов,человек, о талантахкоторого ходятлегенды! Странный.Да, странный,но на первыйвзгляд совершеннообыкновенный.Однорукий,одноглазый...идиот. Ей вдругстало до слезобидно: за своюнаивность, зачужую дурость,за ни за чтопроданную душу,за враз потерявшуюфлер таинственностисказку о великоми ужасном Крысолове,за загубленныетуфли, чертвозьми! Еслибы он, этотсамонадеянныйпаяц, хотя быизвинился, еслибы он хоть попробовалзагладить своювину, наверное,она попыталасьбы его простить.Но он не собирался,он смотрел нанее с интересомэнтомолога,изучающегоновую букашку,и желтые стеклаего дурацкихочков хищнопоблескивали.
— Тыдумаешь, я специальнонад тобой издевался?— спросил онс вежливойулыбкой.
Именнотак она и думала,но отвечатьне стала, лишьглубоко, допокалыванияв легких, затянуласьсигаретой.Сейчас бы встать,послать этусамонадеяннуюсволочь к чертуи уйти. Она быи послала, нов самый последниймомент передвнутреннимвзором всплылолицо Наты, а вушах зазвучалее голос: «Марта,ты дрянь, но втебе течет моякровь. Я всеулажу». Теперьпришло ее времяплатить посчетам. И еслиНате нуженКрысолов, онанаплюет нагордость иобиды и сделаетвсе от нее зависящее,чтобы он неотказался ейпомочь.
— Яне издевался.— Крысоловправильно понялее молчание.— Я хотел убедиться.
— Вчем?
— Втом, что тебедействительнонужна моя помощь.
— Мнене нужна твояпомощь! — Онав раздражениимахнула рукой,и пепел с сигаретыпросыпалсяна скатерть.Лысый неодобрительнопокачал головой,но предпочелпромолчать.— Твоя помощьнужна одномучеловеку, близкомумне человеку...
— Какзнать. — Крысоловпобарабанилпальцами постолу, посмотрелна Марту поверхочков. Она таки не поняла,что он хотелсказать этимсвоим «какзнать». Сейчасее интересовалотолько одно— согласитсяли он ей помочь.
— Ясогласен. — Толи Мартинымысли былинаписаны у неена лице, то лиКрысолов и всамом делеобладал нечеловеческойпроницательностью,но на вопросон ответилраньше, чем тотпрозвучал. —Назови адрес.Завтра я подъеду.
—Записыватьне будешь? — Ейбы поблагодарить,ведь это огромнаяудача, что онсогласился,а она задаетглупые вопросы.
— Онзапомнит, —вместо Крысоловаответил Лысыйи растянул губыв вежливойулыбке.
—Значит,с памятью уоднорукого,одноглазогодядьки в дождевикевсе в порядке!— Злиться наКрысолова былоникак нельзя,а вот поставитьна место этоголысого идиотаей никто незапретит. —Господи, какоесчастье!
— Яуже извинился.Бармен смахнулв ладонь упавшийна скатертьпепел, припорошилим свою макушку.— Виноват, милаябарышня, каюсь!
—Паяц.
—Паяц,если вам будеттак угодно.
— Воттут адрес иконтактныетелефоны. —Марта положилана стол визиткуНаты.
Крысолов,не глядя, сунулвизитку в карманджинсов, натянулкуртку и кепку,зажал под мышкойфлейту. Пес,снова придремавшийу его ног, вскочил,тряхнул башкойи грозно клацнулзубами.
— Мыбудем ждатьтебя в час дня.— Марта следилаза манипуляциямиКрысолова сбрезгливойнастороженностью.
— Ввосемь вечера.— Он обернулся,посмотрел нанее поверхочков. — Я приедув восемь вечера.
Все,сказал — какотрезал. Вродебы и вежливо,а попробуйвозрази. Этоже он ей делаетодолжение, ане она ему. Хотякакое уж тутодолжение!Еще неизвестно,сколько он
запросит засвою... консультацию.
— Дозавтра. — Крысоловостановилсяв дверях, прощальновзмахнул рукой.— Был рад познакомиться.
— Ауж я как рада,— буркнулаМарта себе поднос.
—Повезло,— сообщил Лысый,когда за Крысоловомзахлопнуласьдверь. — Он впоследнее времяс клиентамипочти не общается.Творческийкризис... Я думал,что и тебя пошлет,а оно во как!Слушай, — онперегнулсячерез стол,посмотрел наМарту с отеческойзаботой, — тына него не обижайся.Он вообще-тохороший парень.Ну, может, малостьс придурью.
— Ага,я уже заметила,— Марта резковстала, — вытут все малостьс придурью!
*****
Кофегорчил. От этойпочти хиннойгоречи не спасалини три ложкисахара, ни плиткашвейцарскогошоколада. Натаоставила чашку,поймав настороженныйвзгляд домработницыЗинаиды, раздраженновзмахнуларукой.
— Идиуж! Что стала?— сказала нарочитострого.
Втом, что проблемыне в кофе, а вней самой, Натазнала как никтодругой, но прислугупривыкла держатьв строгости.Впрочем, Зинаидаза тридцатьлет вернойслужбы всехозяйскиестранностивыучила наизусть,потому на строгостьне обижалась,позволяла себес Натой такое,что не всякийиз домочадцевмог позволить.
— Такнешто невкусно,Ната Павловна?— Круглое, побитоеоспинами лицоЗинаиды сморщилось,пошло складочками.— Так, может, ячайку заварю— липового, каквы любите? А,Ната Павловна?Или, может, сливочекв кофей добавитьдля вкусу?
—Господи,Зинаида, какиесливочки?! —Ната досталаиз серебряногопортсигарасигарету, щелкнулазажигалкой.— Пепельницулучше подай!
—Докторвас, Ната Павловна,предупреждал,чтоб курилипоменьше. —Зинаида бухнулана стол хрустальнуюпепельницу,неодобрительнопокосиласьна сигарету.— А вы что? Всесмолите и смолите,что тот паровоз!
—Зинаида!— Ната хлопнулаладонью постолу с такойсилой, что серебрянаяложечка натончайшемфарфоровомблюдце тихозвякнула. —Зинаида, тыдомработницаили нянька моя?— спросила онауже спокойнее.
— Такесли ж вы, НатаПавловна, словнодитя малое,если ж предписанияне выполняете,— засопелаЗинаида. — Акто вам еще вэтом доме правдускажет? Вы жтут всех в черномтеле... — онаиспуганноойкнула, прикусилаязык.
— Ну,договаривай,раз уж начала.— Ната с наслаждениемзатянуласьсигаретой. —Кого это я тутв черном теледержу? Ты говори-говори,а то ж мне в этомдоме, крометебя, никтоправды не скажет.
Преждечем ответить,Зинаида поправилаи без тогорасставленныев идеальномпорядке столовыеприборы, посопеламногозначительно.
— Авот и скажу! —заявила с отчаяннойрешительностью.— Хоть режьтеменя, Ната Павловна,хоть вешайте,а с Марточкойвы несправедливообходитесь.Она ж вам единственнаяродная кровиночка,а выс нейхуже, чем сприслугой. ВонЭдик, шалопут,на прошлойнеделе машинуразбил! А вычто же? А выемусразу денегна ремонт! Анастасиямечется все,себя ищет, понимаешьли! То ей Париж,то Лондон! Тоей живопись,то дизайн! Она,видите ли, натуратонкая! А Верочка?Верочка нашато с одним ухажером,то с другим!Для мужскогожурнала, я слыхала,в голом видеснялась. — Зинаидастрого поджалагубы, сложилана груди пухлыеруки.
— Ну,скажем, не вголом, а в полуобнаженном.— Ната стряхнулас сигаретыпепел, бросилабыстрый взглядна часы. Времяу нее есть, доназначеннойвстречи ещецелый час. Можнособраться смыслями, ещераз прокрутитьв голове то,что она собираетсясказать Крысолову,но и Зинаидупослушать будетне лишним, онаиногда оченьтолково рассуждает.— Опять же, уВерочки фигуратакая, что еене грех показать.Это мы с тобой,Зинаида, старыекошелки, а ейсам бог велел.
—Скажететоже — кошелки!— Непонятно,за себя или заних обеих обиделасьдомработница.— Вы, Ната Павловна,хоть и в годах,а до сих поркрасавицатакая, что глазне отвести.
Вотона — простотав первозданномее проявлении!Красавица вгодах! Да, в годах,а еще в инвалиднойколяске...
Тольковы меня не путайте,— спохватиласьЗинаида, — я непро то сейчас.
— Апро что же? —Ната подъехалак настежьраспахнутомуфранцузскомуокну, полнойгрудью вдохнулагустой, терпкопахнущий травамивоздух. Грозабудет. На небееще ни облачка,но Ната знаетнаверняка,грозу она научиласьпредчувствоватьеще с детства.Может, потомудо сих пор ижива, что всегдазнает наперед,когда громгрянет...
— Авсе про то же!Илья, когдапроворовался...
—Зинаида!— Ната нахмурилась.— Илья не проворовался,ему попалсянедобросовестныйпартнер.
— Ага,пятый партнер,и снова недобросовестный!— парировалаЗинаида. — И выего в пятый развыручили.
—Большене стану, — пообещалаНата, наблюдая,как закатноесолнце золотитстены парковогопавильона. —Ты меня знаешь.
— Таквот в том-то идело, что я васзнаю, Ната Павловна!— Зинаида покосиласьна дверь, перешлана жаркий шепот:— У вас шестьвнуков...
— Ужепять. — Сердцебольно кольнуло,а во рту сновастало горько,только на сейраз не от кофе,а от сигареты.— Максима большенет...
Зинаид,уже вошедшаяв раж, замерла,часто-частозаморгалабелесыми ресницами,зашептала себепод нос что-тонепонятное— то ли молитву,то ли проклятье.
— Что?— повысилаголос Ната. —Знаешь ведь,не люблю я этипричитания.Все, нет Максима!Умер! — Сердцеснова сжалось,колкой больюзаставляя сновавспомнить то,что из памятиуже никогдане вытравить.Раннее утро,сонный парки испуганныйкрик Зинаиды...Максим повесился.Привязал веревкук перилам, набросилпетлю на шеюи спрыгнул сосмотровойплощадки. Максим,самый странный,самый отчаянныйи самый талантливыйиз ее внуков,он был почтитаким же любимым,как Марта. Был...— Чем причитать,лучше портсигарподай.
—Земляему пухом. —Зинаида перекрестиласьи тут же неодобрительно