– Дело-то становится занятным, Ла Юрьер. Ну, что же вы? Вперед!
— А-а! Стало быть, меня хотят убить! – сверкая глазами, крикнул Ла Моль. – Так это ты, мерзавец?
Вместо ответа Ла Юрьер приложил аркебузу к плечу и прицелился в молодого человека. Но Ла Моль увидел это, и в тот момент, когда раздался выстрел, он упал на колени, и пуля пролетела у него над головой.
— Ко мне, ко мне, господин де Коконнас! – крикнул Ла Моль.
— Ко мне, ко мне, господин де Морвель! – кричал Ла Юрьер.
— Честное слово, господин де Ла Моль, – ответил Коконнас, – все, что я могу сделать в этом случае, это не трогать вас. По-видимому, сегодня ночью избивают всех гугенотов именем короля. Выпутывайтесь сами, как знаете.
— А-а! Предатели! Убийцы! Вот как! Ну, подождите!
И Ла Моль, прицелившись, спустил курок одного из своих пистолетов. Ла Юрьер, не спускавший с него глаз, успел отскочить в сторону, но Коконнас, не ожидавший такого ответа, остался стоять на месте, и пуля задела ему плечо.
— Черт побери! – крикнул он, заскрежетав зубами. – Принимаю вызов; померяемся силами, раз ты этого хочешь!
И, обнажив рапиру, он бросился на Ла Моля. Будь они один на один, Ла Моль, конечно, принял бы вызов, но за спиной Коконнаса стоял Ла Юрьер, перезаряжавший аркебузу, а, кроме того, на зов трактирщика уже спешил Морвель, взбегавший по лестнице, перешагивая через несколько ступенек. Поэтому Ла Моль бросился в соседнюю комнату и запер за собой дверь на задвижку.
— Ах, негодяй! – крикнул Коконнас, стуча в дверь эфесом шпаги. – Ну, погоди, сейчас я столько же раз продырявлю тебя шпагой, сколько вечером ты выиграл у меня экю! Я-то пришел, чтобы тебя не мучили, я-то пришел, чтобы тебя не обокрали, а ты мне отплачиваешь за это пулей в плечо! Погоди, мерзавец! Погоди!
Ла Юрьер подошел к запертой двери и одним ударом приклада аркебузы разнес ее в щепки.
Коконнас устремился в комнату, но чуть не ткнулся носом в стену: комната была пуста, окно распахнуто.
— Он, наверное, выпрыгнул в окно. – сказал трактирщик. – Но это пятый этаж; и он разбился насмерть.
— Или удрал на соседнюю крышу, – сказал Коконнас, влезая на подоконник и собираясь преследовать Ла Моля по скользкому и крутому скату крыши. Но Морвель и Ла Юрьер бросились к нему и втащили его обратно в комнату.
— Вы с ума сошли? – крикнули они в один голос. – Вы же разобьетесь!
— Вот еще! – ответил Коконнас. – Ведь я горец, я привык бегать по ледникам. А если меня еще и оскорбили, так за оскорбителем я полезу на небо или спущусь в ад, какой бы дорогой он туда ни отправился. Пустите меня!
— Оставьте! – сказал Морвель. – Или он уже мертв, или уже далеко. Идемте с нами, и если этот от вас ускользнул, вы найдете тысячу других.
— Вы правы! – прорычал Коконнас. – Смерть гугенотам! Я должен отомстить за себя, и чем скорее, тем лучше.
Все трое скатились с лестницы, как лавина.
— К адмиралу! – крикнул Морвель.
— К адмиралу! – повторил Ла Юрьер.
— Что ж, отправимся к адмиралу, если вам угодно, – согласился Коконнас.
Оставив гостиницу «Путеводная звезда» на попечение Грегуара и прочих слуг, все трое выскочили из дома и побежали к дому адмирала на улицу Бетизи; яркое пламя и грохот выстрелов указывали им дорогу.
— Кто это? – закричал Коконнас. – Какой-то человек бежит без камзола и без перевязи.
– Какой-то человек бежит без камзола и без перевязи.
— А это кто-нибудь спасается, – сказал Морвель.
— Ну что же вы?! Ведь у вас аркебузы! – крикнул Коконнас.
— Нет, ни за что; я берегу порох для лучшей дичи, – отвечал Морвель.
— Тогда вы, Ла Юрьер!
— Подождите, подождите! – сказал трактирщик, прицеливаясь.
— Ну да, подождите! – крикнул Коконнас. – Пока вы ждете, он убежит!
Он бросился за несчастным и вскоре настиг его, так как тот был ранен. Но в то мгновение, когда Коконнас, чтобы не наносить удара в спину, крикнул ему: «Обернись! Да обернись же!», раздался выстрел, в ушах Коконнаса раздался свист пули, и беглец покатился по земле, как бегущий со всех ног заяц, настигнутый выстрелом охотника.
Позади Коконнаса раздался торжествующий крик; пьемонтец обернулся и увидел трактирщика, потрясавшего своим оружием.
— Ага! Почин сделан! – закричал он.
— Да, но вы чуть не прострелили меня насквозь.
— Берегитесь, сударь! Берегитесь! – крикнул Ла Юрьер.
Коконнас отскочил. Раненый приподнялся на одно колено и, пылая местью, хотел ударить Коконнаса кинжалом, но трактирщик вовремя предостерег пьемонтца.
— Ах, гадина! – взревел Коконнас, и, набросившись на раненого, три раза вонзил ему в грудь шпагу по рукоятку.
— А теперь к адмиралу! К адмиралу! – крикнул он, оставив гугенота, бившегося в предсмертных судорогах.
— Эге, дорогой дворянин, вы, кажется, входите во вкус, – сказал Морвель.
— Вы правы, – ответил Коконнас. – Уж не знаю, пьянит ли меня запах пороха, или возбуждает вид крови, но, черт побери, меня так и тянет убивать. Это своего рода облава на людей. До сих пор я так охотился только на волков да на медведей, но, клянусь честью, облава на людей мне кажется куда увлекательнее! И все трое побежали своей дорогой.
Глава 8. РЕЗНЯ
Дом адмирала стоял, как мы сказали, на улице Бетизи. Это было большое здание в глубине двора, выходившее двумя крыльями на улицу. Ворота и две калитки в каменной ограде, отделявшей дом от улицы, вели во двор.
Когда три наших гизара появились в конце улицы Бетизи, которая являлась продолжением улицы Фосе-Сен-Жермен-Л'Осеруа, они увидели, что дом адмирала окружен швейцарцами, солдатами и вооруженными горожанами; каждый из них держал в правой руке кто шпагу, кто пику, кто аркебузу, а некоторые держали в левой руке факелы и освещали эту сцену колеблющимся погребальным светом, который, следуя движениям факелоносцев, то падал на мостовую, то полз по стенам вверх, то пробегал по этому живому морю, где каждый предмет вооружения отсвечивал своим блеском. Вокруг дома и, на близлежащих улицах – Тиршап, Этьен и Бертен-Пуаре – свершалось страшное дело. Слышались пронзительные крики, громыхали выстрелы, и время от времени какой-нибудь несчастный, полуголый, бледный, окровавленный, большими прыжками, как преследуемая лань, пробегал по мертвенному световому кругу, где, казалось, мечется стая демонов.
В одну минуту Коконнас, Морвель и Ла Юрьер, белые кресты которых были замечены издали и которые были поэтому встречены громкими приветствиями, очутились в самой гуще толпы, тяжело дышавшей и тесно сомкнутой, как свора собак. Они, конечно, не пробились бы сквозь нее, но многие узнали Морвеля и дали ему дорогу. Коконнас и Ла Юрьер прошмыгнули за ним, и, таким образом, всем троим удалось проскользнуть во двор.
Посреди двора, в ограде которого все три калитки были выломаны, на пустом пространстве, почтительно освобожденном убийцами, стоял человек; он опирался на обнаженную шпагу и не сводил глаз с балкона, находившегося на высоте около пятнадцати футов от земли и тянувшегося под центральным окном здания.