Марвин сказал:
Коль ты мне друг, оставь словесную игру.
И прочь отправь тотчас, иначе я умру.
Мне дела нет, что скажут пустомели,
Бери меня и мной хоть затыкай дыру.
Отшельник сказал:
За мною, господа!
Расправьте плечи!
Мужайтесь!
И пусть надежны будут стремена!
И так, мирно беседуя речитативом, они прошествовали к хижине Отшельника, где увидели прикрытый куском коры запрещенный разумопередатчик
древней и диковинной конструкции. Тут Марвин понял, что даже в самом крайнем безумии есть система. Ибо Отшельник не пробыл на этой планете и
года, а уже сколотил изрядное состояние, занимаясь контрабандной переброской беглецов на самые захудалые из рынков Галактики.
Неэтично, но как выразился Отшельник:
Пусть вам приспособленье не по нраву
Зачем хулой уста вы осквернили?
Свет истины не меркнет, если даже
Лучи его на вас не пролились.
Мозгами пораскиньте: сколь разумно
Пренебрегать дурным вином в пустыне,
Где губы запекаются от жажды?
Зачем же избавителей своих
Вы судите сурово?
Грех великий
Неблагодарность: кто укусит руку,
Которая разжала смерти хватку?
Прошло не так уж много времени. Найти работу для Отиса Дагобера оказалось совсем нетрудно. Несмотря на все его уверения в противном, в
молодом человеке обнаружилась слабая, но многообещающая садистская струна. Поэтому Отшельник переселил его разум в тело ассистента зубного врача
на Проденде-IX.
Яйцо ганзера пожелало Марвину всяческих благ и укатилось домой, в лес.
- А теперь, - сказал Отшельник, - займемся тобой. Мне кажется, что если твою психологию проанализировать с предельной объективностью, то в
тебе явственно прослеживается тенденция к жертвенности.
- Во мне? - поразился Марвин.
- Да, в тебе, - ответил Отшельник.
- К жертвенности?
- Именно к жертвенности.
- Не уверен, - заявил Марвин. На этой формулировке он остановился из вежливости; в действительности же он был вполне уверен, что Отшельник
заблуждается.
- Зато я уверен, - сказал Отшельник. - И без ложной скромности могу сообщить, что опыт подыскания работ у меня побольше твоего.
- Да, наверное. Вы, я вижу, перестали говорить стихами.
- Конечно, - сказал Отшельник. - С какой стати мне продолжать?
- Потому что раньше вы говорили только стихами, - ответил Орвин.
- Но это же совсем другое дело, - сказал Отшельник. - Тогда я был на открытом воздухе. Приходилось защищаться. Теперь я у себя дома и,
следовательно, в полной безопасности.
- Неужели на открытом воздухе стихи действительно защищают?
- А как по-твоему? Я на этой планете второй год живу, и второй год на меня охотятся две кровожадные расы, которые убили бы меня на месте,
если б только поймали.
- Неужели на открытом воздухе стихи действительно защищают?
- А как по-твоему? Я на этой планете второй год живу, и второй год на меня охотятся две кровожадные расы, которые убили бы меня на месте,
если б только поймали. А я, как видишь, цел и невредим.
- Что ж, это очень хорошо. Но я не совсем понимаю, какое отношение имеет ваша речь к вашей личной безопасности.
- Черт меня побери, если я сам это понимаю, - сказал Отшельник. - Вообще-то я считаю себя рационалистом, но вынужден призанять, хоть и с
неохотой, что стихи действуют безотказно. Они помогают, что еще можно добавить?
- А вам не приходило в голову произвести опыт? - спросил Марвин. Я имею в виду, не пробовали вы разговаривать на открытом воздухе прозой?
Возможно, что стихи вовсе не обязательны.
- Возможно, - ответил Отшельник. - А бели бы ты попробовал прогуляться по океанскому дну, то, возможно, оказалось бы, что и воздух вовсе не
обязателен.
- Это не совсем одно и то же, - возразил Марвин.
- Это абсолютно одно и то же, - сказал Отшельник. - Но мы говорили о тебе и твоей склонности приносить себя в жертву. Повторяю, эта
склонность открывает перед тобой путь к чрезвычайно увлекательной работе.
- Не интересуюсь, - уперся Марвин. - А еще что у вас есть?
- Больше ничего! - отрезал Отшельник.
По странному стечению обстоятельств в этот миг снаружи, из кустов, донесся невероятный треск и грохот, и Марвин заключил, что за ним
гонятся либо мельдяне, либо ганзеры, либо те и другие.
- Работу я принимаю, - сказал Марвин. - Однако вы ошибаетесь.
За Марвином осталось последнее слово, но зато за Отшельником осталось последнее дело. Ибо, наладив свое оборудование и отрегулировав
приборы, он замкнул выключатель и отправил Марвина навстречу новой карьере, на планету Цельсий-5.
Глава 14
На Цельсии-5 высшее проявление культуры - дарить и принимать подарки. Отказаться от подарка немыслимо; такой поступок вызывает в любом
цельсианине эмоцию, сравнимую разве что с земной боязнью кровосмешения. Как правило, дарение не беда. Большей частью дары «белые» и выражают
всевозможные оттенки любви, благодарности, нежности и так далее. Но бывают еще «серые» дары предупреждения и «черные» дары смерти.
И вот некий выборный чиновник получил от своих избирателей красивое кольцо в нос. В нем обязательно надо красоваться две недели.
Великолепная была вещица, только с одним недостатком - она тикала.
Существо другой расы скорее всего закинуло бы это кольцо в ближайшую канаву. Но ни один цельсианин, находясь в здравом уме, этого не
сделает. Он даже не отдаст кольцо на проверку. Цельсиане руководствуются правилом: дареному коню в зубы не смотрят. К тому же, просочись хоть
слово подозрения, разгорится непоправимый публичный скандал.
Проклятое кольцо надо был таскать в носу целых две недели.
А оно тикало.
Чиновник, которого звали Мардук Крас, обдумывал эту проблему. Он размышлял о своих избирателях, о том, как он им помогал, и о том, как он
их давил. Кольцо символизировало предупреждение, это-то было ясно. В лучшем случае - предупреждение, серый дар. В худшем - черный; миниатюрная
бомба простейшей конструкции по истечении нескольких томительно-тревожных дней разнесет ему голову.