— Ах ты, негодница! — засмеялась она. — Откуда это взялось.
— Не знаю, надо спросить у Родгара. Я все думала, на что пустить шелк. На платье не пойдет, слишком ярко… — Элф задумчиво посмотрела на Честити, — для меня.
— И не надейся, что я явлюсь на бал в платье из восточных портьер!
— Ну хорошо, не в этот раз, а как-нибудь попозже. Нужно отделить шелк с каждого рулона и развесить в зале. — Распорядившись, она повлекла Честити наверх, размышляя на ходу:
— Хорошо бы покрыть там все дерево черным лаком…
— А потом снова перекрашивать? — осведомилась девушка, сильно подозревая, что здесь это не составит проблемы. — Лучше уж укрепить сверху временные панели.
Высказавшись, она поняла, что всерьез заразилась бесшабашностью этого семейства.
— А ведь в самом деле! — обрадовалась Элф и тут же принялась объяснять ее идею прислуге.
Надо сказать, никто и глазом не моргнул, как всегда, какие бы из ряда вон выходящие ни отдавались распоряжения. Ничего удивительного, что Син вырос таким!
Честити нашла, что понемногу проникается мыслью о всемогуществе Маллоренов. Из драконьего логова Родгар-Эбби превращалось для нее в маленький Версаль.
* * *
Син вернулся в тот же день. Честити в это время следила за тем, как развешивают алый шелк.
— Силы небесные! — воскликнул он, заглянув в бальный зал. — Кажется, я немного сбился с дороги и попал в Китай!
— Син! — ахнула Честити и повисла у него на шее.
Двадцать хорошо вышколенных, но от того не менее любопытных слуг с интересом следили за этой сценой. Сообразив это, Честити неохотно попробовала отодвинуться, и Син совсем было отпустил ее, но потом вдруг увлек за собой в коридор и прикрыл створку двери. Несколько мгновений они стояли, упиваясь видом друг друга, потом губы их встретились.
В эту минуту окончательно и бесповоротно Честити поняла, что не сможет жить дальше без Сина — без его голоса, его объятий, его любви…
Потом они уже не целовались, а просто стояли в тесном объятии.
— Я безумно скучал! — прошептал Син ей на ухо.
— А я еще и беспокоилась.
— Послушай, нам нужно быть осторожнее. — Он слегка отстранился. — Ради твоей репутации.
— Да Бог с ней!
— Не говори так! — Теперь уже Син отстранился совершенно. — И прекрати искушать меня!
— Подумаешь, святой Антоний! — Честити просто не могла перестать улыбаться. — Пойдем, я покажу тебе, как мы все устроили.
— Я уже видел. — Тем не менее он последовал за ней и бросил еще один изумленный взгляд на стены. — Даже всемогущий Родгар не мог так все преобразить в столь короткий срок.
— Совсем как настоящее, правда?
Син подошел, присмотрелся к ближайшей панели и облегченно вздохнул:
— Слава Богу, это временная мера! Но при свечах будет смотреться достаточно убедительно, чтобы Маллорены прослыли эксцентричными людьми.
— Хотелось бы знать, что за действо будет происходить при таких декорациях… — Честити вспомнила, чего касалась миссия Сина, и облилась ледяным потом. — Ты привез документ?
— Привез благодаря своей потрясающей удачливости. Мэри подарила платье служанке, а та отнесла его матери, чтобы та постирала заодно с остальной одеждой. Я подоспел как раз тогда, когда добрая женщина окунула его в чан с мыльной водой.
— Какой ужас! Надеюсь, документ еще можно прочесть!
Син завладел рукой Честити, но она, вся в смятении, даже не заметила этого.
— Она обнаружила документ и вытащила из кармана, собираясь вернуть Мэри. — Син принял сокрушенный вид. — Увы, она неосторожно положила его рядом с куском мяса, приготовленным для котлет. Пергамент теперь весь в кровавых пятнах!
— Должно быть, это вполне соответствует зловещему содержанию, — предположила девушка облегченно.
— Не знаю, не знаю. Он пришелся по вкусу собачке, и она как следует пожевала его.
— Син! — с мольбой воскликнула Честити.
— Ну хорошо, слегка пожевала.
— Так-то оно лучше! — Теперь можно было снова улыбаться от радости. — А где сейчас документ? Ты его отдал Родгару?
— Нет, Верити — ведь он принадлежит ей. Думаю, она уже передала его по назначению. Ну, теперь ты спокойна?
Син галантно поцеловал Честити руку, но, хотя ей хотелось подольше остаться с ним наедине, любопытство подгоняло.
— Идем узнаем, что же все-таки в этом документе! Если там окажутся какие-нибудь наставления или просто поправка к завещанию, у меня от злости дым пойдет из ушей!
— То-то будет зрелище!
Попытка сурово нахмуриться не удалась — губы счастливо улыбались. Син без возражений следовал за Честити к самому кабинету Родгара, но у двери вдруг воспротивился. Вместо того чтобы войти, он оттеснил девушку к стене и заключил в объятия.
— Ты выглядишь счастливой… — сказал он задумчиво, и она с удивлением сообразила, что и правда счастлива.
Счастлива не просто в эти минуты, а давно, несколько дней, ведь быть женщиной, жить в нормальном доме, в лоне семьи — это и есть подлинное счастье. Страшное прошлое поблекло, унылое будущее еще не наступило. Можно было наслаждаться настоящим.
— Ты не рад этому?
— Конечно, рад, любовь моя. Разве не этого я хотел для тебя? Разве не на этом все время настаивал? Не надейся только на этот документ. Если он окажется бесполезным, мы найдем другое средство.
— Хорошо бы ты оказался прав…
— Я и есть прав. На твоей стороне теперь все Маллорены, а их немало.
— В любом случае ты прав, что завербовал Родгара. Я знаю, это далось тебе нелегко.
— Завербовал Родгара? Вот как ты это видишь? — Син расхохотался. — Черт возьми, звучит неплохо!
И теперь уже он нетерпеливо повлек Честити за собой в кабинет.
Там они нашли не только маркиза, но и Натаниеля с Верити. Все трое были так серьезны, что не оставалось сомнений в ценности документа. Родгар передал прибывшим пергамент, пожеванный и в пятнах.
— Боже! — прошептала Честити, дочитав.
Это и в самом деле было нечто весьма и весьма обличительное — письмо, подписанное «мистер Уэр» (очевидно, адресат, кто бы он ни был, желал знать, с кем имеет дело). Писавший выдавал множество важных сведений, клялся в нерушимой верности изменникам и обещал употребить все свое влияние для подрыва существующего строя. Помимо этого, в письме упоминалось о тайной встрече с узурпатором в 1717-м, задолго до этих событий.
— Неужели такая встреча была? — усомнилась Честити. — Какая неосторожность! Больное честолюбие неминуемо должно было завлечь отца в ловушку. Как он мог, так скоро после бунта 1715 года?
— Это наименее опасная деталь, — сказал Родгар. — Ваш отец тогда был молод, а молодости свойственны опрометчивые поступки и ложные шаги, на которые чаще всего толкает обычная бравада. Зато остальное ставит его в затруднительное положение, и это очень мягко выражаясь. Обнародование этого документа в лучшем случае перечеркнет прозвище Непогрешимый.
— Надо позвать Форта, — вмешалась Верити. — Его все это тоже касается, нельзя оставлять его в неведении.
Маркиз кивнул и приказал послать за графом Торнхиллом.
Форт вошел в кабинет с таким видом, словно ожидал какого-нибудь подвоха. Он даже подобрался весь, словно заковал себя в невидимую броню, показывая, что не желает иметь ничего общего с обитателями этого дома. Сину достался ненавидящий взгляд. Родгар невозмутимо передал ему письмо. Прочитав, Форт рухнул в кресло и прикрыл лицо рукой.
— Отец сошел с ума!
— Такое было время, — заметил маркиз. — Вы, Торнхилл, тогда еще под стол пешком ходили и мало что можете помнить, а я, хотя и был слишком молод, чтобы броситься в гущу событий, прожил по крайней мере пять дней, когда невозможное казалось возможным. Все шаталось тогда, все полнилось слухами, королевское семейство собирало вещи, готовясь укрыться в своих крохотных прусских владениях, и многие верили, что тайные сторонники якобитов выползут из своих нор на свет Божий и завладеют властью. Должно быть, у вашего отца сдали нервы.
— Якобиты! Подумать только, я мог бы дать руку на отсечение, что он никогда им не симпатизировал. Пропади все пропадом! Отец всегда был так благочестив, что никто не усомнился бы, что это истинный пуританин, но никак не папист. Разве не потому он дал нам эти имена?
— Честолюбие нередко перевешивает веру. В 1745-м граф был в расцвете сил, примерно того же возраста, что и Фредерик, принц Уэльский, то есть ему не было еще и сорока. Два честолюбца за кулисами, ждущие своего часа. Все тогда притихло в ожидании больших перемен, и они бы непременно настали, умри король вовремя. Кто бы мог подумать, что дряхлый Георг II переживет своего алчного сына… — Родгар задумчиво усмехнулся. — Ирония судьбы! И это был не единственный удар. Дожидаясь благоприятного поворота колеса фортуны, Уолгрейв делал все возможное, чтобы власть, когда она окажется у него в руках, уже не выскользнула. Кто мог отнять ее? Только якобиты. Вот почему он всю жизнь боролся против них. И вдруг власть, которой он так отчаянно жаждал и которую еще не получил, оказалась — или почти оказалась — в их руках. Уолгрейв просто не мог допустить, чтобы дело всей его жизни обратилось в прах, и потому ненадолго вошел в прямой контакт с якобитами. Но еще задолго до этого были какие-то заигрывания, какие-то пробные шаги. Полагаю, среди якобитов нашлись люди, рассуждавшие так же, как я сейчас. Каким-то образом они вышли на графа, что-то посулили ему и тем самым отчасти переманили на свою сторону. Что именно посулили, не могу сказать… Фредерик был настолько слаб, что никто не возлагал на него больших надежд. Пьяница, развратник… Англии нужен был совсем другой король… — Родгар пожал плечами. — Все это, конечно, одни предположения. Надеюсь, его сиятельство просветит нас насчет истинного положения дел, когда наконец появится здесь.