Вдругъ буря разразилась съ новою яростью. Легкая лодка, покачнувшись на бокъ, въ одно мгновеніе наполнилась до половины водою.
— Клянусь Богомъ, вѣдь этакъ мы и утонемъ! воскликнулъ Свенъ, при чемъ его перебросило съ носу лодки на корму.
— Назадъ! закричалъ Дургамъ сильнымъ, повелительнымъ голосомъ: — неужели вы думаете, мальчишка, что я не знаю что дѣлаю?Одно движеніе моей руки, и лодка опрокинута быть можетъ; скоро такъ и будетъ; но прежде я хочу сказать вамъ нѣсколько словъ. Сидите же смирно и слушайте меня.
Свену стыдно стало за невольное движеніе страха передъ смертью, на минуту лишившаго его самообладанія. Онъ опять сѣлъ на свое мѣсто и заговорилъ спокойно, какъ только могъ:
— Что вы хотите мнѣ сказать?
— Только то, что вы со мной поступили какъ негодяй. Я предложилъ вамъ гостепріимство въ своемъ домѣ, вы приняли мою пріязнь, и улыбаясь пожимая мою руку, ненавидѣли меня и втайнѣ торжествовали надъ моимъ ослѣпленіемъ и слабостью. Я готовъ былъ довѣрить вамъ свое имущество, жизнь жены моей и дѣтей моихъ, а вы доказали мнѣ, что напрасно искать честности въ васъ и вамъ подобныхъ. Знаете ли вы, милостивый государь, что такое означаетъ слово джентльмэнъ на моемъ языкѣ и что составляетъ лучшую сущность джентльмэна? Честь и правда. У васъ, нѣмцевъ, нѣтъ для этого ни имени, ни дѣла.
Кипѣла кровь Свена отъ оскорбленій, которыми осыпалъ его противникъ, не подъ силу приходилось ему въ эту минуту думать о томъ, какъ онъ самъ смертельно оскорбилъ этого человѣка. Свенъ готовъ былъ броситься на врага и своими руками задушить его; но тогда онъ не могъ бы высказать ему все, что накипѣло у него на душѣ.
— Вы кончили? закричалъ онъ въ порывѣ дикой торопливости: — ну такъ выслушайте же и вы меня. Бросаю въ вашу голову всѣ оскорбительныя слова, сказанныя вами. Вы осмѣливаетесь упрекать меня въ измѣнѣ и вѣроломствѣ противъ васъ? Вы обвиняете меня, что я нарушилъ права гостепріимства? Пускай и такъ! но какъ же вы поступили съ бѣдною дѣвушкой, довѣрчиво послѣдовавшей за вами, для которой вы должны быть отцомъ, мужемъ, братомъ? Она хотѣла только любви — честная женщина ничего другого не можетъ желать — но это было единственное, чего вы не дали ей. Любовь! Имѣетъ ли о ней понятіе холодный, безсердечный эгоистъ, какъ вы? Что вы сдѣлали изъ драгоцѣннаго залога, который попался въ ваши грубыя, неотесанныя руки? Изъ простодушной, великодушной дѣвушки вы сдѣлали женщину съ надломленною жизнью, которая должна собрать всю силу своей гордости, чтобъ не пасть. Я укралъ у васъ то, чѣмъ вы некогда не владѣли и никогда не были достойны владѣть: Укралъ любовь вашей жены и радуюсь тому. что пользы въ томъ, что вы, жалкій хвастунъ съ вашей честью и правдою, заманили меня хитростью, чтобъ утопить, какъ собаку? Живая или мертвая, эта дивная женщина все же моя, а вы во всякомъ случаѣ потеряли ее, останетесь ли вы живы, или нѣтъ!
Когда страсть, бушевавшая въ сердцѣ Свена, вызывала эти безумныя слова, онъ не замѣчалъ, какъ лодка была унесена бурею на средину фарватера; не замѣчалъ, что среди плещущихъ волнъ и бушующаго дождя глухо раздавался еще какой-то посторонне шумъ все ближе къ нимъ; не замѣчалъ, что сквозь густой туманъ смотрѣлъ на нихъ огненный глазъ, и какъ черная масса съ ужасающею силой неслась прямо на нихъ — ничего не замѣчалъ, пока грохотъ бурныхъ колесъ и свистокъ парохода не пробудили его отъ безумія и пока не уставился на него огненный глазъ чудовища.
— Правѣе! ради Бога правѣе! закричалъ онъ, вскакивая съ мѣста и бросаясь къ Дургаму.
— Зачѣмъ? сказалъ Дургамъ: — живой или мертвый я потерялъ ее, но и вы не должны владѣть ею!
И съ этими словами онъ повернулъ руль, такъ что легкая лодка попала на волну, которую чрезъ минуту долженъ перерѣзать пароходъ. И вотъ налетѣло чудовище. Толчокъ, трескъ, страшный крикъ: стопъ! — зашумѣли колеса, остановивщіяся въ кипучихъ волнахъ. Темная масса мелькнула мимо Свена, веревка, брошенная съ парохода, случайно упала прямо въ руки утопающему. Судорожно ухватился онъ за орудіе спасенія; сильныя руки втащили его по спущенной съ парохода лѣстницѣ и затѣмъ послѣдовалъ глубокій обморокъ, который благотворно подѣйствовалъ на душу Свена, обезумѣвшаго отъ послѣдней сцены.
Глава одиннадцатая
Свенъ еще не очнулся, когда чрезъ полчаса времени его перенесли на его квартиру, и въ такомъ состояніи безчувственнности нашелъ его и Бенно, за которымъ сбѣгала сама госпожа Шмицъ въ смертельномъ страхѣ. Бенно былъ до такой степени потрясенъ, что вынужденъ былъ призвать на помощь всю силу своего эластичнаго ума, чтобъ съ надлежащей твердостью прибѣгнуть ко всѣмъ средствамъ, которыя требовались въ положеніи Свена. Когда обильное кровопусканіе уменьшило опасность, Бенно поспѣшилъ предложить свои услуги мистрисъ Дургамъ, въ предположеніи, что до нея еще не достигла вѣсть о совершившейся катастрофѣ; друга же своего онъ оставилъ на попеченіи госпожи Шмицъ. Вскорѣ онъ вернулся блѣднѣе и тревожнѣе прежняго, и несмотря на сильное сопротивленіе Шмицъ, выпроводилъ ее изъ комнаты для того, чтобы самому присматривать за больнымъ, который въ полузабытьѣ громко бредилъ. Въ эти долгіе, страшные часы Бенно получилъ удостовѣреніе въ томъ, что онъ давно уже предугадывалъ, и его всегда веселая, бодрая душа становилась печальнѣе по мѣрѣ того, какъ его глазъ заглядывалъ въ глубину зіяющей, мрачной пропасти, такъ внезапно разверзшейся и готовой поглотить и другую жертву. Вѣсть объ ужасномъ событіи, которую Бенно передалъ ей въ самыхъ осторожныхъ словахъ, до того поразила ее, что она содрогнулась, какъ будто рукою ухватилась за раскаленное желѣзо, но ни однимъ признакомъ не обличила слабости, свойственной ея полу. Когда молодой докторъ выразилъ предположеніе, что мистеръ Дургамъ можетъ быть спасся, какъ искусный пловецъ, она сказала отрывисто и сурово:
— Нѣтъ, нѣтъ, онъ умеръ! въ этомъ вы можете быть увѣрены, онъ умеръ.
Послѣ этого она спросила о Свенѣ и Бенно не считалъ нужнымъ скрывать отъ йея, что положеніе Свена можетъ имѣть опасный исходъ; тогда она сказала:
—- Не дайте ему умереть, или лучше пускай и онъ умретъ — теперь уже все равно! и при этомъ она улыбнулась такою ужасною улыбкой, какую только разъ въ жизни Бенно видѣлъ на лицѣ знаменитой трагической актрисы въ роли лэди Макбетъ. Въ то же время мистрисъ Дургамъ махнула ему рукой, чтобъ онъ ушелъ.
Бенно никогда не гіринадлежалъ къ числу поклонниковъ Корнеліи. Ея мрачная, гордая наружность во всякое время не могла бы нравиться его веселому, живому характеру, а замѣтивъ, что она завлекала его мечтательнаго друга въ такое положеніе, изъ котораго Бенно ничего не предвидѣлъ хорошаго, разумѣется этого онъ никакъ уже не могъ ей простить. Сегодня же она показалась ему какимъ-то злымъ геніемъ, прекраснымъ вампиромъ, съ единственнымъ свойственнымъ ему назначеніемъ, распространять вокругъ себя смерть и разрушеніе. Не съ адскою ли силою она завлекла несчастнаго Свена до такой степени, что онъ забылѣ всѣ свои нравственныя убѣжденія, печальныя воспоминанія своей жизни, для того, чтобы безъ всякаго сопротивленія поддаться этой проклятой, необузданной страсти, которая и теперь преслѣдовала его душу до самаго преддверія смерти, потому что во всѣх дикихъ фантазіяхъ его бреда одинъ образъ прекрасной, величавой женщины носился предъ нимъ? Онъ стоялъ съ нею на крутомъ обрывѣ и вмѣстѣ съ нею взиралъ на обширный міръ, озаренный солнечнымъ свѣтомъ, и все что онъ видѣлъ ему принадлежало и все съ своею жизнью онъ полагалъ къ ея ногамъ! Онъ сидѣлъ съ нею въ гостиной, обложенной коврами; отрадный свѣтъ лампы падалъ на ея темные, блестящіе волосы; онъ положилъ голову на ея колѣни и изъ его глубоко взволнованнаго сердца текли ласковыя слова нѣжнѣйшей любви, а она ласково приглаживала рукою волоса на его пылающей головѣ и ея глаза какъ звѣзды горѣли въ полумракѣ... А вотъ плыветъ онъ съ нею на челнокѣ по рѣкѣ, сверкающей вечернимъ свѣтомъ; онъ проситъ ее сказать, любитъ ли она его, но когда онъ схватилъ ее за руку, оказалось, что это не она, а ея мужъ, и вдругъ насталъ мракъ и они потонули въ разверзшейся безднѣ, въ которой кишѣли чудовища, гнавшіяся за нимъ съ длинными острыми зубами.
— Какой будетъ этому конецъ? вздыхалъ Бенно, прикладывая ледъ къ пылающей головѣ своего друга: — еслибъ я былъ не такимъ сангвиникомъ, то вероятно пожелалъ бы, чтобъ ужъ лучше онъ умеръ, потому что, на сколько я его знаю — для него навсегда погибло счастье.
Но сильная натура побѣдоносно восторжествовала надъ жестокими ударами, которые Свенъ долженъ былъ вынести. Чрезъ нѣсколько дней онъ пришелъ въ себя и пробудился къ сознанію жизни. Печальное пробужденіе! Опасенія Бенно, повидимому осуществились: на уныломъ, впаломъ лицѣ не осталось и слѣдовъ бодрой юности и жизненной радости. Онъ сообщилъ Бенно — предъ которымъ не скрывалось уже тайны — все, что происходило между нимъ, Корнеліей и мистеромъ Дургамомъ въ тотъ достопамятный вечеръ. Отъ Бенно онъ узналъ, что тѣло Дургама было отыскано и уже предано землѣ. Затѣмъ наступило молчаніе; наконецъ Свенъ спросилъ:
— Видѣлъ ли ты Корнелію?
— Да.
— И что же?
— Она и сегодня, какъ была вчера, и если хочешь, какъ всегда, нѣма, холодна, непостижима. Она сидитъ у постели больного Эдгара, который каждую минуту спрашивалъ, когда папа вернется. Она имѣетъ теперь хорошій случай видѣть другую сторону медали.
— Спрашивала ли она обо мнѣ?
— Одинъ разъ и затѣмъ никогда.
Свенъ нетерпѣлило метался по постели и застоналъ отъ физической и душевной боли, его терзавшей.
— Когда мнѣ можно будетъ оставить эту проклятую постель? ворчалъ онъ, вытащивъ изъ-подъ одѣяла исхудалую бѣлую руку.
— Зачѣмъ?
— Какой странный вопросъ! Затѣмъ, чтобъ къ ней идти.
— Насколько я понимаю ее, она сама пришла бы къ тебѣ, еслибъ желала тебя видѣть.
— Хотя бы по-крайней-мѣрѣ написать къ ней!
— Насколько я знаю ее, она давно сама бы написала тебѣ, еслибъ имѣла, что сообщить.
— Ты невыносимъ! сказалъ Свенъ нетерпѣливо, и повернулся на другую сторону.
Бенно чувствовалъ глубочайшее состраданіе къ своему несчастному товарищу, насколько способна была его живая натура къ такой чувствительности. Но онъ самъ никогда не бывалъ и въ приблизительно-подобномъ состояніи душевномъ, а еслибъ даже онъ вполнѣ сочувствовалъ ему, то все же счастье его друга такъ близко лежало у него на сердцѣ, что онъ не могъ уклониться отъ желанія вылечить его отъ этой окаянной страсти, даже еслибъ пришлось употребить для того жестокія средства.
«Ему уступать, значитъ только усиливать его безуміе», думалъ онъ про-себя, когда Свенъ съ двойной чувствительностью больного и душевно страдающаго отъ несчастной любви, или отвѣчалъ упорнымъ молчаніемъ на всѣ его краснорѣчивыя убѣжденія противъ безумія такой страсти, или называлъ его безчувственнымъ, пошлымъ варваромъ.
Удивительно было, что смерть Дургама не произвела вначалѣ особеннаго впечатлѣнія на душу Свена, что служило новымъ доказательствомъ для Бенно, какъ исключительно душой его овладѣло только одно чувство.
— Чего же ты хочешь? Это была дуэль чрезъ платокъ, говорилъ Свенъ: — если я остался живъ, такъ это конечно не его вина. «Я потерялъ ее», были его послѣднія слова: «но и вы не должны владѣть ею.» Думаю, что это довольно ясно.
— Но, Свенъ, что съ тобою? или ты совсѣмъ Бога забылъ? воскликнулъ Бенно: — ты такъ говоришь, какъ-будто жизнь человѣка стоитъ не дороже воробья! Если даже положимъ такъ и было, то развѣ у васъ были одинаковыя ставки? Развѣ ты такъ же много терялъ, какъ и онъ? И разставаясь съ жизнью, развѣ ты въ то же же время разставался съ своими любимыми дѣтями? А я говорю тебѣ, Дургамъ нѣжно любилъ своихъ дѣтей.