— А я думаю, что за этим.
«Глупый старый осел! — Андрей злобно заходил желваками. — Какого черта я к нему приперся?»
— Хотя ты по своей сущности интроверт: замкнут, сосредоточен, молчалив, скрытен…
— И что? При чем тут это? — Андрею захотелось встать и уйти.
— А кто еще обладает такими же чертами?
— Кто угодно!.. Петр Сергеевич, я пришел…
— Подумай. Кто?.. Идеальный путь — это не путь напрямую…
— Мы с вами опять приходим к тому спору, который расколол…
— Который тебя смутил. Ты выбрал консенсус с этимобществом.
— Что выбрал?
— У человека не спрашивают согласия, хочет ли он жить в «общепринятой реальности». Тебя приучают путём выработки условных рефлексов в процессе воспитания. И в результате ты соглашаешься, то есть достигаешь консенсуса с другими людьми в отношении реальности.
— В таком случае, вы сделали тоже самое, но со своей «реальностью»?
— С моей реальностью ты консенсуса не достиг, — впервые Петр Сергеевич улыбнулся.
— Не достиг… Потому, что я живу нашем мире, а не вымышленном!
— А может прав все же я? — Петр Сергеевич сказал это с такой интонацией, что Андрей несколько смутился. Ему и без того было многое не понятно.
— Прав или не прав — это гадание на монетке: орел либо решка.
После последних слов Андрея наступило тягостное молчание. Петр Сергеевич по-прежнему поглаживал свои колени и смотрел куда-то в пол.
«Твою мать! — Андрею страшно хотелось уйти. — Чего я добился?»
— Ты помнишь, — негромко начал Петр Сергеевич, — когда тебе было девять, ты с матерью собрался ехать в другой город, якобы к тете. Вы пришли рано утром на автовокзал. Она усадила тебя на скамью, а сама ушла за билетами. А чтобы ты не скучал, она оставила книжку: это был старенький томик со сказками. Картинок там не было… И ты читал ее от самой первой до самой последней страницы. Даже тираж и издательство… кто был редактором… на какой бумаге… Ты читал час, два, сутки… двое… Она не приходила… И не пришла… Никогда больше…
Андрей смутился. Но лицо Петра Сергеевича не отображала тех эмоций, которые выливались из его слов. Казалось, что он вообще безразличен к своему собственному рассказу.
На секунду Андрей «провалился» в воспоминания. Это было сродни падению на дно бесконечного темного колодца…
Рука матери была влажная. Влажная и теплая.
Они вышли к остановке. Серое раннее утро… Еще никого не было.
— Садись здесь.
Мама строго ткнула пальцем на разбитую металлическую скамью.
— А ты? — мальчик вопрошающе поднял брови.
— Я? — мама на секунду замешкалась. — Пойду за билетами. Держи бублики.
И она вытянула из кармана старенького плаща целлофановый пакет.
— Держи, — повторила мама. — И еще это.
Она протянула серую клееную книжечку.
— Давай читай, — словно оправдываясь перед кем-то, продолжила мама. — Надо же учиться грамоте…
Это был сборник сказок.
Мальчик увлеченно схватил книгу и даже не заметил, куда отошла мать.
Периодически он поднимал голову. Мать не появилась через час… И через два… три…И даже утром следующего дня…
— Тебе было страшно? — спросил Петр Андреевич. — Ты тогда ведь ещё не достиг еще консенсуса с… этой реальностью. Пусть я живу по твоим словам в «вымышленном мире». Пусть… Но человек, выходящий из лабиринта, уже совсем не тот, чем тот, который входил в лабиринт. Именно там — в центре лабиринта я перешел от смерти к новому рождению.
«Пафосно», — Андрея это не впечатлило.
— Ты меня не услышал, — заметил Петр Сергеевич. — А еще, называется, пришел за помощью… Ты и раньше не хотел меня слушать. Ты боялся вылезти из той «скорлупы», которой окружило тебя общество. А чтобы было еще легче, ты ввел Порядок… ритуал… Помнишь нашу аксиому: «Повторение действий ведет от хаоса к порядку. И когда странник пускается в путь в каком-либо направлении, он убеждается, что те же события повторяются в том же беспорядке, которые, будучи повторенными, становятся порядком. Вселенная становится структурной и периодичной».
Андрей резко встал и прошелся взад-вперед.
Ему не нравился весь этот разговор. Он пришел за другим.
«Да, за другим… Или, может, я хочу услышать что-то другое? — Андрей покосился на Петра Сергеевича. — Как когда-то: я ведь тоже не смог воспринять сказанного. И теперь чего-то хочу…»
— Я не понимаю, — начал он, — или, быть может, не хочу понять… отчего-то… Мне нужна помощь… Я запутался и чувствую, что здесь что-то не так.
— Я не могу тебе помочь.
Андрей остановился. Несколько секунд он обдумывал и, приняв решение, пошел к выходу.
Уже одетому Андрею Петр Сергеевич сказал, открывая входную дверь:
— Я к чему тебе напомнил этот случай из твоего детства? Все эти двое суток никто из прохожих не подошел к тебе. Даже дежуривший на автовокзале милиционер. А ведь казалось бы — должен был кто-то отреагировать… А почему?
— Почему?
— Потому что для них тебя на автовокзале не было…
20.
На улице было очень холодно. Андрей сложил губы трубочкой и выпустил вверх тонкую струйку пара.
«Чем тебе не паровоз», — усмехнулся он.
Разговор с Петром Андреевичем не выходил из головы. Почему-то напоследок, он сказал ему, чтобы Андрей был осторожен.
«Почему?» — спросил тот.
«Тебя уже ждут».
«Кто?»
«Сейчас это сложно объяснить…»
«Что здесь сложного? — Андрей насупился. — Я же не маленький. Можно просто сказать: ищут «такие-то» потому что…»
«Понимаешь, — Петр Сергеевич натянуто улыбнулся, — если бы я родился среди зулусов или амазонских индейцев, то для меня мир был бы чем-то другим, нежели если я родился бы в Англии где-то в кварталах Манчестера или Портсмута. И для меня было бы понятно, кого следует опасаться в саванне или джунглях, но не понятно кто такие бритоголовые «скинхеды» или футбольные фанаты, и отчего они кидаются на прохожих».
«Я не настолько отсталый…»
«Вот! Ты снова не понял. Пытаюсь тебе аллегорично объяснить, а ты снова берешься за старое…»
Андрей огляделся: большие темные многоэтажки с единицами глаз горящих окон.
«Я здесь словно чужой», — и он, не спеша, пошел домой.
21.
Февраль начался дождями. Причем противными мелкими и бесконечно частыми. Вот и сейчас под вечер снова зарядило: будет теперь барабанить всю ночь.
Михаил устало тер лоб, пытаясь собраться силами. Очень хотелось спать. Уже несколько дней он колесил при помощи своего «КЛЮЧа» по Европе. Переходы давались с трудом, хотя организм стал потихоньку приспосабливаться. Сегодня он остановился в Валенсии.
После последнего разговора с Эйдуром, он полностью уверился в существовании «вариететов». Причем он точно был уверен, что именно в Мире Огня они и живут.
В дверь постучали. Михаил мгновенно напрягся, нащупывая «КЛЮЧ».
Он медленно приблизился к дверям и глухо спросил:
— Кто там?
— Обслуживание номеров.
— И что?
— Вы заказывали ужин в номер.
Михаил напрягся, пытаясь вспомнить.
— Разве?.. Ах, да.
Он открыл дверь, впуская молодого конопатого парня с тележкой. Когда тот ушел, Михаил направился в ванную комнату и долго стоял под холодным душем.
В голове медленно складывался план.
«В моих ли силах изменить мир? — тихо спросил он себя. Душу рвали противоречия. — Ну, почти как Гамлет! Быть — не быть».
Михаил опустился вниз.
Профессора начинало пронимать. Давно он не вступал в такие ярые дискуссии. Тем более со студентами. Начали с социальных реформ, а кончали уже чуть ли не призывами к свержению политического строя и социальной революцией.
Не хватало еще потом, чтобы из СБУ к нему пришли на душеспасительную беседу.
— Это все юношеский максимализм, — проговорил он как можно более ровным голосом. — Вы слишком романтично смотрите на жизнь. Думаю, что с годами к вам вернется истинное понимание вещей…
— С годами нас начинают «убивать» неудачи! — возразил этот настырный студент, затеявший спор. — Лишь вера в правое дело…
— Вера? Уверенность? — профессор даже подскочил со стула. — Как вас зовут?
— Михаил.
— Вот что, Михаил, Мы с вами и близко не стояли с Иовом.
— А при чем тут он?
— Притом! Притом, что он истинный праведник! Вот он стойко верил в свою непогрешимость, не смотря ни на что! А вот когда вы доживете хотя бы до половины моего теперешнего возраста, то вспомните этот разговор. Вспомните и подумайте: удалось ли вам удержаться в своей вере. Так уж вы были непогрешимы в своих взглядах? Все революционеры на это натыкались. И посмотрите, как их «благие намерения» воплотились в жизнь!
— Значит, они не были достаточно сильными духом! — возразил Михаил. — И не смогли…
— Что? — профессор стал аж черным. — Не сильны духом? Ну и бред! А духа у них было по-более вашего!
— Может я и не Иов, как вы сказали. Даже, скорее всего не Иов, потому как он персонаж вымышленный. Я просто человек. И у меня действительно много слабостей. Но мне не все равно!
Профессор не ответил. Он лишь хмуро смотрел на Михаила пару минут. А потом собрал свои вещи и вышел вон…
Да, мир можно было изменить. При помощи «КЛЮЧа» можно было открыть дверь в любой мир Вселенной.
«Почти как у Саймака, — убеждал себя Михаил. — Незаселенные земли… возможность начать новую жизнь».
«Начать новую жизнь», — эта фраза, словно какое-то магическое действие, меняло твой взгляд на жизнь.
Долой тяжелые будни, долой обязаловку, неустроенность, неопределенность. Долой грязную политику… Если ты свободен от всего этого, то, не смотря на то что слова звучат слишком высокопарно, то можно обрести потерянный рай.
От подобных мыслей стало как-то веселее на душе. Михаил с удовольствием поел и даже выпил вина.
Все бы хорошо: расстраивало только отсутствие конструктивного плана. Или программы, как выражались политики. Да ещё возможное наличие на иных землях «вариететов». Если они все такие, как в Мире Огня, то у людей вполне могли быть естественные трения с ними.
А как этого избежать?
По всем законам драмы: сейчас должны были бы развернуться стены и в комнату бы ввалились «иные». Но ничего подобного не происходило. Да и могло ли произойти?
С этими мыслями Михаил заснул…
22.
Попробовав хваленную паэлью, Михаил вышел на улицу и быстрым шагом направился в Город искусств и наук, построенный на дне реки Турия. Здесь Эйдур обещал встречу с «кем-то».
— С кем? — не понял Михаил.
Гримссон заговорщески улыбнулся в ответ.
Михаил пришел в Галерею. L'Umbracle, как называли ее здесь. Ждать надо было возле какого-то непонятного сооружения: то ли скульптуры в виде конуса с обрезанными трубами, то ли какого-то технического сооружения непонятного назначения.
Михаил прошелся мимо пальм, и снова вышел к месту встречи.