Елена Андреевна . Саша, я изнемогаю. Если за бессонные ночи я заслуживаю награды, то об одном только прошу: молчи! Бога ради, молчи. Больше мне ничего не нужно.
Серебряков . Выходит так, что благодаря мне все изнемогли, скучают, губят свою молодость, один только я наслаждаюсь жизнью и доволен. Ну да, конечно!
Елена Андреевна . Замолчи! Ты меня замучил!
Серебряков . Я всех замучил. Конечно!
Елена Андреевна (плача) . Невыносимо! Скажи, чего ты хочешь от меня?
Серебряков . Ничего.
Елена Андреевна . Ну, так замолчи; я прошу.
Серебряков . Странное дело, заговорит Жорж или эта старая идиотка Марья Васильевна – и ничего, все слушают, но скажи я хоть одно слово, как все начинают чувствовать себя несчастными. Даже голос мой противен. Ну, допустим, я противен, я эгоист, я деспот, но неужели я даже в старости не имею некоторого права на эгоизм? Неужели я не заслужил? Жизнь моя была тяжела. Я и Иван Иваныч в одно время были студентами. Спроси его. Он кутил, ездил к цыганкам, был моим благодетелем, а я в это время жил в дешевом, грязном номере, работал день и ночь, как вол, голодал и томился, что живу на чужой счет. Потом был я в Гейдельберге и не видел Гейдельберга; был в Париже и не видел Парижа: все время сидел в четырех стенах и работал. А получив кафедру, я всю свою жизнь служил науке, как говорится, верой и правдой и теперь служу. Неужели же, я спрашиваю, за все это я не имею права на покойную старость, на внимание к себе людей?
Елена Андреевна . Никто не оспаривает у тебя этого права.
Окно хлопает от ветра.
Ветер поднялся, я закрою окно. (Закрывает.)Сейчас будет дождь. Никто у тебя твоих прав не оспаривает.
Пауза. Сторож в саду стучит и поет песню.
Серебряков . Всю жизнь работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным товарищам и вдруг ни с того ни с сего очутиться в этом склепе, каждый день видеть тут пошлых людей, слушать ничтожные разговоры. Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут точно в ссылке. Каждую минуту тосковать по прошлом, следить за успехами других, бояться смерти... не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей старости!
Елена Андреевна . Погоди, имей терпенье: через пять-шесть лет и я буду стара.
Входит Соня.
2
Те же и Соня.
Соня . Не знаю, отчего это так долго доктора нет. Я сказала Степану, что если он не застанет земского врача, то чтоб поехал к Лешему.
Серебряков . На что мне твой Леший? Он столько же понимает в медицине, как я в астрономии.
Соня . Не выписывать же сюда для твоей подагры целый медицинский факультет.
Серебряков . Я с этим юродивым и разговаривать не стану.
Соня . Это как угодно. (Садится.)Мне все равно.
Серебряков . Который теперь час?
Елена Андреевна . Второй.
Серебряков . Душно... Соня, дай мне со стола капли!
Соня . Сейчас. (Подает капли.)
Серебряков (раздраженно) . Ах, да не эти! Ни о чем нельзя попросить!
Соня . Пожалуйста, не капризничай! Может быть, это некоторым и нравится, но меня избавь, сделай милость. Я этого не люблю.
Серебряков . У этой девочки невозможный характер. Что же ты сердишься?
Соня . И почему ты говоришь таким несчастным тоном? Пожалуй, кто-нибудь подумает, что ты в самом деле несчастлив. А на земле мало таких счастливых, как ты.
Серебряков . Да, конечно! Я очень, очень счастлив!
Соня . Разумеется, счастлив... А если подагра, то ведь ты знаешь отлично, что к утру припадок кончится. Что же тут стонать? Экая важность!
Входит Войницкий в халате и со свечой.
3
Те же и Войницкий.
Войницкий . На дворе гроза собирается...
Молния.
Вона как! Héléne и Соня, идите спать, я пришел вас сменить.
Серебряков (испуганно) . Нет, нет, не оставляйте меня с ним! нет! Он меня заговорит!
Войницкий . Но надо же дать им покой! Они уж другую ночь не спят.
Серебряков . Пусть идут спать, но и ты уходи. Благодарю. Умоляю тебя. Во имя нашей прежней дружбы, не протестуй. После поговорим.
Войницкий . Прежней нашей дружбы... Это, признаюсь, для меня новость.
Елена Андреевна . Замолчите, Жорж.
Серебряков . Дорогая моя, не оставляй меня с ним! Он меня заговорит.
Войницкий . Это становится даже смешно.
Голос Хрущова за сценой: «Они в столовой? Здесь? Пожалуйста, велите убрать мою лошадь!»
Вот доктор приехал.
Входит Хрущов.
4
Те же, Хрущов.
Хрущов . Какова погодка-то? За мной гнался дождь, и я едва ушел от него. Здравствуйте. (Здоровается.)
Серебряков . Извините, вас побеспокоили. Я этого вовсе не хотел.
Хрущов . Полноте, что за важность! Но что это вы вздумали, Александр Владимирович? Как вам не стыдно хворать? Э, нехорошо! Что с вами?
Серебряков . Отчего это доктора обыкновенно говорят с больными снисходительным тоном?
Хрущов (смеется) . А вы не будьте наблюдательны. (Нежно.)Пойдемте в постель. Здесь вам неудобно. B постели и теплей и покойней. Пойдемте... Там я вас выслушаю и... и все будет прекрасно.
Елена Андреевна . Слушайся, Саша, иди.
Хрущов . Если вам больно ходить, то мы снесем вас в кресле.
Серебряков . Ничего, я могу... я пойду... (Поднимается.)Только напрасно вас побеспокоили.
Хрущов и Соня ведут его под руки.
К тому же я не очень-то верю... в аптеку. Что вы меня ведете? Я и сам могу. (Уходит с Хрущовым и Соней.)
5
Елена Андреевна и Войницкий.
Елена Андреевна . Я замучилась с ним. Едва на ногах стою.
Войницкий . Вы с ним, а я с самим собою. Вот уж третью ночь не сплю.
Елена Андреевна . Неблагополучно в этом доме. Ваша мать ненавидит все, кроме своих брошюр и профессора; профессор раздражен, мне не верит, вас боится; Соня злится на отца и не говорит со мною; вы ненавидите мужа и открыто презираете свою мать; я нудная, тоже раздражена и сегодня раз двадцать принималась плакать. Одним словом, война всех против всех. Спрашивается, какой смысл в этой войне, к чему она?
Войницкий . Оставим философию!
Елена Андреевна . Неблагополучно в этом доме. Вы, Жорж, образованны и умны и, кажется, должны понимать, что мир погибает не от разбойников и не от воров, а от скрытой ненависти, от вражды между хорошими людьми, от всех этих мелких дрязг, которых не видят люди, называющие наш дом гнездом интеллигенции. Помогите же мне мирить всех! Одна я не в силах.
Войницкий . Сначала помирите меня с самим собой! Дорогая моя... (Припадает к ее руке.)
Елена Андреевна . Оставьте! (Отнимает руку.)Уходите!
Войницкий . Сейчас пройдет дождь, и все в природе освежится и легко вздохнет. Одного только меня не освежит гроза. Днем и ночью, точно домовой, душит меня мысль, что жизнь моя потеряна безвозвратно. Прошлого нет, оно глупо израсходовано на пустяки, а настоящее ужасно по своей нелепости. Вот вам моя жизнь и любовь: куда мне их девать, что мне из них делать? Чувство мое гибнет даром, как луч солнца, попавший в яму, и сам я гибну...
Елена Андреевна . Когда вы мне говорите о своей любви, я как-то тупею и не знаю, что говорить. Простите, я ничего не могу сказать вам. (Хочет идти.)Спокойной ночи!
Войницкий (загораживая ей дорогу) . И если б вы знали, как я страдаю от мысли, что рядом со мною в этом же доме гибнет другая жизнь – ваша! Чего вы ждете? Какая проклятая философия мешает вам? Поймите же, что высшая нравственность заключается не в том, что вы на свою молодость надели колодки и стараетесь заглушить в себе жажду жизни...
Елена Андреевна (пристально смотрит на него) . Жорж, вы пьяны!
Войницкий . Может быть, может быть...
Елена Андреевна . Федор Иванович у вас?
Войницкий . Он у меня ночует. Может быть, может быть. Все может быть!
Елена Андреевна . И сегодня кутили? К чему это?
Войницкий . Все-таки на жизнь похоже... Не мешайте мне Hйlйne!
Елена Андреевна . Раньше вы никогда не пили и никогда вы так много не говорили, как теперь. Идите спать! Мне с вами скучно. И скажите вашему другу Федору Иванычу, что если он не перестанет надоедать мне, то я приму меры. Идите!
Войницкий (припадая к ее руке) . Дорогая моя... Чудная!
Входит Хрущов.
6
Те же и Хрущов.
Хрущов . Елена Андреевна, вас Александр Владимирович просит.
Елена Андреевна (вырывая от Войницкого руку) . Сию минуту! (Уходит.)
Хрущов (Войницкому) . У вас нет ничего святого! Вы и эта милая барыня, что сейчас вышла, вспомнили бы, что ее муж был когда-то мужем вашей родной сестры и что с вами под одной кровлей живет молодая девушка! О вашем романе говорит уже вся губерния. Какое бесстыдство! (Уходит к больному.)
Войницкий (один) . Ушла...
Пауза
Десять лет тому назад я встречал ее у покойной сестры. Тогда ей было семнадцать, а мне тридцать семь лет. Отчего я тогда не влюбился в нее и не сделал ей предложения? Ведь это было так возможно! И была бы теперь она моей женой... Да... теперь оба мы проснулись бы от грозы; она испугалась бы грома, а я держал бы ее в своих объятиях и шептал: «Не бойся, я здесь». О, чудные мысли, как хорошо, я даже смеюсь, но, боже мой, мысли путаются в голове... Зачем я стар? Зачем она меня не понимает? Ее риторика, ленивая мораль, вздорные, ленивые мысли о погибели мира – все это мне глубоко ненавистно...
Пауза
Зачем я дурно создан? Как я завидую этому шалому Федору или этому глупому Лешему! Они непосредственны, искренни, глупы... Они не знают этой проклятой, отравляющей иронии...
Входит Федор Иванович, окутанный в одеяло.
7
Войницкий и Федор Иванович.
Федор Иванович (в дверь) . Вы одни здесь? дам нет? (Входит.)А меня гроза разбудила. Важный дождик. Который теперь час?
Войницкий . А черт его знает!
Федор Иванович . Мне как будто послышался голос Елены Андреевны.
Войницкий . Сейчас она была здесь.
Федор Иванович . Роскошная женщина! (Осматривает склянки на столе.)Что это? Мятные лепешки? (Ест.)Да-с, роскошная женщина... Профессор болен, что ли?
Войницкий . Болен.
Федор Иванович . Не понимаю такого существования. Говорят, что древние греки бросали слабых и хилых детей в пропасть с горы Монблана. Вот таких бы надо бросать!
Войницкий (раздраженно) . Не с Монблана, а с Тарпейской скалы. Какое грубое невежество!
Федор Иванович . Ну, со скалы так со скалы... черт ли в том? Что ты сегодня такой печальный? Профессора жаль, что ли?
Войницкий . Оставь меня.
Пауза
Федор Иванович . А то, может быть, в профессоршу влюблен? А? Что ж! Это можно... вздыхай... только послушай: если в сплетнях, вот что по уезду ходят, есть хоть одна сотая доля правды и если я узнаю, то не проси милости, сброшу тебя с Тарпейской скалы...
Войницкий . Она мой друг.
Федор Иванович . Уже?
Войницкий . Что значит это «уже»?
Федор Иванович . Женщина может быть другом мужчины только под таким условием: сначала приятель, потом любовница, а затем уж друг.
Войницкий . Пошляческая философия.
Федор Иванович . По этому случаю надо выпить. Пойдем, у меня, кажется, еще шартрёз остался. Выпьем. А как рассветет, ко мне поедем. Идёть? У меня есть приказчик Лука, который никогда не скажет «идет», а «идёть». Мошенник страшный... Так идёть? (Увидев входящую Соню.)Батюшки-светы, извините, я без галстуха! (Убегает.)