пиратство и заделается просто натурщицей, музой какой-нибудь бритой. Она, значит, будет из пены выходить, а этот Деревянский будет ее рисовать маслом.
Да пусть хоть салом рисует, мне-то что?
– Знаете, Анжелика, я думаю, что вам надо обратиться к культуре. Судя по вашему облику, вы…
– Дождь, кажется, усиливается, – кашлянул я. – Так и просидим тут неизвестно сколько.
– Да, – очнулась Аврора, – дождь усилился. Как будем выбираться?
– Вы куда-то спешите?
– У нас скоро практика начинается, надо успеть.
– Не переживайте, это ненадолго. Насколько я помню…
Деревянский сделал паузу.
– Насколько я помню, это ненадолго. Больше суток такие дожди не длятся. Так что завтра вы сможете отправиться… В космопорт. Вы ведь туда прилетели?
– Ага. Туда.
– Ну вот, завтра и отправитесь. Если…
Деревянский замолчал. Странный тип, все время замолкает и начинает о чем-то думать. Хотя художники, наверное, все такие. Загадочные. Непредсказуемые. Конечно, не такие загадочные, как я, но все же.
– Что-то странное происходит… – Деревянский поглядел в потолок. – Знаете, я просто чувствую…
Я же говорил! Говорил, что они первые с кораблей бегут! Наверное, этот тоже пытался, а сейчас рассказывает нам байки про камни и про то, как он на берегу очнулся и весь в бессознательности.
– Тут вообще у вас все необычно, – я потопал по полу. – Планета художников, все натюрель, как в каменном веке. Керосиновые лампы… А керосин где добываете?
– Керосин? Не знаю… Я у Корсака беру, а он, кажется, сам выгоняет. Или возгоняет…
– А зачем такие ворота? – поинтересовался я. – И вообще… Избушка похожа на крепость, бревна в два обхвата. От кого оборонялись?
– От бегемотов, – не задумываясь ответил Деревянский. – Такие любопытные твари, вечно лезут. Я по наивности прикормил пару штук поначалу, а они вымахали… Шаловливые ребятишки, прибегают, ломают двери… Пришлось меры принимать.
– Да, бегемоты – это тяжело…
– Они абсолютно безопасны. Только неуклюжи, все ломают…
– А вы их солью, – посоветовал я. – Зарядите дробовик и пальните, больше никогда не придут.
– Не могу, – горестно вздохнул Деревянский. – Не могу, они такие милые…
– Коллега Аут склонен к радикальным решениям, – пояснила Аврора. – Он…
Она не договорила. Вернее, я не дослушал. Потому что ворота сотряс мощный удар. Брус, закрывавший дверь, выдержал, лампа, висевшая на стене, обрушилась прямо на мою голову.
Как всегда, на мою голову.
Очнулся я секунд через двадцать. От тишины. Сначала я подумал, что дождь кончился, но потом понял, что это я оглох. Надо мной стояли Деревянский и Анжелика… то есть Аврора, они переговаривались и размахивали руками. В голове что-то щелкнуло, и звук вернулся.
– … было такое? – спросила Аврора.
– Не знаю, – ответил Деревянский. – Похоже на бегемота… только…
Второй удар был сильнее первого. Ворота опять не подкачали, брус выгнулся и выдержал. Лампы нет. Они посыпались со стены, я уклонился, живописец Деревянский тоже, Авроре попало по голове, но ущерба не причинило, пострадала скорее лампа – стекло разбилось, и керосин растекся по полу.
И тут же вспыхнул.
У меня загорелась рука, Аврора завизжала и принялась меня топтать. Вероятно, она собиралась так меня потушить, но получалось плохо, два пальца мне сразу сломала, и даже, кстати, не извинилась впоследствии. Когда я почувствовал, что начал ломаться и третий, я сказал:
– Послушай, Аврора, ты не могла бы сойти с моей конечности?
Она отпрыгнула, раздавила еще одну лампу, остальные светильники тоже принялись взрываться, и через минуту избушка оказалась заполнена огнем.
Деревянский стоял истуканом. Рот раскрыл, смотрел на происходящее. Я между тем начал гореть уже серьезно, уже больно было. Принялся кататься по земле, и тут же мне в спину воткнулось множество осколков, что не доставило мне никакого удовольствия.
Деревянский завопил что-то невнятно-художественное, кинулся в сторону и через секунду вернулся с огнетушителем. Опять же на секунду мне показалось, что сейчас художник треснет меня этим огнетушителем по голове, но он меня всего лишь потушил.
Я вскочил. И в дверь тут же долбанули еще.
И брус треснул.
Мы дружно повернулись к воротам. Я заметил, что в руках у Авроры уже обосновалась «плакса», а руки Деревянского, более привычные к кисти и карандашу, сжимают огнетушитель. Я же, исколотый и частично обугленный, абсолютно безоружен перед лицом неизвестного врага.
Брус треснул, ворота распахнулись, и через проем втекла темнота.
Сначала я подумал, что это действительно живая темнота – как будто внутрь сторожки вдувался черный резиновый пузырь, чуть блестящий и маслянистый.
– Это не бегемот… – выдавил Деревянский.
– Стреляйте! – неизвестно кому крикнула Аврора.
И тут же сама стрельнула из «плаксы». Пузырь не очень прореагировал, на секунду он точно замерз, затем с него обсыпался мелкий черный ледок, и стали выставляться щупальца. Точно не бегемот, никаких у бегемота щупалец не бывает…
Я растерялся. Наверное, от удара лампой по голове и растаптывания, не знаю. Стоял и смотрел, как эти щупальца просачиваются внутрь. И сделать ничего не мог.
Аврора завизжала – тоже мне, флибустьерша! – и шарахнулась в угол, позорно бросив оружие. А я столбом стоял, как изваяние.
Выручил Деревянский. Подхватил резервуар раздавленной лампы, плеснул на щупальца керосина, швырнул головней из очага. Щупальца вспыхнули, из-за ворот раздался визг, будто там, под дождем, наступили на хвост котенку-переростку. Избушка еще раз дрогнула, бревна подпрыгнули, визг повторился, правда, в этот раз я не понял, кто визжал – щупальцовый бегемот или бритая Афродита.
И все.
Никого, ничего. Перед воротами собиралась лужа, никаких резиновых шаров, никаких гибких конечностей.
Человека пугают две вещи. Темнота и щупальца. Темнота – это понятно, страшнее темноты только Аврора Кошмар. А щупальца… Щупальца – самое мерзкое, самое пугающее, самое жидкопоганое. Сосредоточение страха и отвращения. Поэтому не исключаю, что эти щупальца мне померещились. Или всем нам.
Деревянский кинулся к воротам, вытянул переломленный брус, отбросил его в сторону. И в очередной раз замер, будто забыв, что делать.
Но что делать, понял я. Я вскочил на стол, запрыгнул на нары, вытянулся и выволок из-под потолка запасной брус. Теперь понятно, для чего они предназначались.
– Точно! – воскликнул Деревянский.
И мы вместе вставили брус в пазы. Ворота оказались заперты. Деревянский проверил их хилым плечом, ворота выдержали.
Я уселся на чурбан и выдохнул. И сразу почувствовал, как болят обожженные плечи и поломанные пальцы. Отщепил от полена две планки, переложил ими пальцы, перетянул какой-то тряпкой. Получилось убого, но что делать, теперь долго на клавесине не поиграю. Значит, все-таки «Гулливер». Заразил какую-нибудь местную каракатицу, она вымахала до слоновьих размеров и теперь пристает. Ну-ну, братцы-живодеры…
Повернулся к Авроре, укрывающейся в углу.
– Афродита, – позвал я. – В следующий раз ты на мне не так крепко скачи, хорошо? Я, конечно, ассенизатор, но в последнее время у меня тоже – тонкая нервная организация. Так что в случае чего могу и полоснуть…
– Тише! – громко прошептал Деревянский. – Ребята, тише! Кажется, оно не ушло!
Глава 9
В сторожке
Почти час мы сидели в темноте. Деревянский залил очаг, мы собрались в центре избушки и ждали. Дождь продолжался, мне кажется, он
даже усилился, во всяком случае, его звук заполнил все вокруг, даже снизу он вроде как шел.
Кроме дождя, были еще зубы. Аврора стучала ими так громко, что даже дождь перекрывала. Замерзла. А может, от страха. Сама виновата, никто ее не звал в пираты записываться. Буканерствовать – это тебе не за права сусликов бороться, это тебе не ботов освобождать! Это серьезная работа, сопряженная с риском для жизни.
Мне даже стало ее жалко, я все-таки человек сострадательный, совсем как Стрыгин-Гималайский, я взял и как бы невзначай прислонился спиной к спине своей подружки. И скоро Аврора дрожать перестала.
А потом сидеть в темноте нам надоело, и мы опять разожгли очаг. Вскипятили воды, сварили чаю, Деревянский запустил в чайник какую-то местную тонизирующую кору, от которой мы немедленно согрелись и даже повеселели. Афродита, то есть Анжелика… Короче, Аврора принялась хихикать и чесать лысину, сам Деревянский пустился рассказывать про свои похождения в Академии Художеств, а я тоже что-то рассказывал, только никак не могу вспомнить что.
Так мы веселились, наверное, час, потом стало как-то грустно, и Деревянский спросил:
– Кто это все-таки был?
Он сидел на нарах и вытирал руки о собственные волосы. Как все, наверное, художники.
– Тут нет таких существ, планета изучена достаточно хорошо… – Деревянский оглянулся на дверь. – Ничего опасного. Может, что-то упало… Метеорит? Или какие-нибудь полости планетарные раскрылись… А вообще… Это на руконога похоже. Знаете, на Бете такие обитают, вроде наших осьминогов, только двенадцать щупалец и сухопутные. Они такие розовые. Один парень протащил такого в Австралию, держал его в террариуме, а руконог сбежал. Через неделю этих руконогов было больше сотни, и они сожрали половину поголовья овец в штате. Такие же щупальца…
– Этот был черным, – удивительно точно сообщила Аврора. – Не розовым. И это… Это не руконог.
Это МоБ.
Но вслух я это не сказал.
– Кто же это?
Мы с Авророй дружно пожали плечами.
– У вас ведь приемника в лодке не было?
– Нет, – Деревянский помотал головой, – я как-то не люблю все это… Рации, телефоны, гиперпередатчики… Моя бабушка считала, что от электричества человек тупеет, а от радиоволн вообще глаза лопаются. Я люблю тишину, в ней лучше творится… Поэтому я безо всего путешествовал.
Деревянский вдруг вскочил с энтузиазмом.
– Слушайте! А вдруг это мобильное бешенство?!
Мобильное бешенство у нас, как чахотка в девятнадцатом веке. Популярное заболевание. Ну что ж, он первым начал, никто ему язык не оттягивал.
– Вряд ли, – Аврора пожала плечами. – Я ничего не слышала…
– Может, и МоБ, – поддержал я Деревянского. – Последний случай зафиксирован больше года назад, и недалеко отсюда, между прочим. А МоБ чрезвычайно заразен… Вот однажды мы с классом на Плутон летали, ну, на экскурсию, смотреть на красоты всякие, сувениры от скал откалывать. А на обратном пути на камбузе сальмонелла развелась. Сначала один заболел, а уже через два дня весь корабль из туалетов не вылазил. Я в свое время даже предлагал организовать комическую реконструкцию этого происшествия, название даже предлагал – «Поносный Рейс». Но Магистр отклонил мою заявку…
– Лучше бы он тебя отклонил, – буркнула Аврора.
– Я все это к тому, что бешенство могло уже разлететься по планете. Оно, может быть, уже вокруг, рыщет…
Мы все взглянули на ворота.
– Так… – протянул Деревянский. – Так, значит… МоБ… А где наша любимая Карантинная Служба?
Аврора хихикнула.
– Что?! – насторожился Деревянский.
– Да так, это я о своем. У Карантинной Службы свои проблемы, они раньше чем через три дня не появятся.
– Они вообще не появятся, – заявил я.
– Не слушайте его, – тут же начала Аврора. – Он слишком много болтает. У него в голове гайка.
– Как это? – удивился Деревянский.
Я хотел строго возразить, однако решил послушать, что будет обо мне нагло врать эта персона.
– Его отец любил работать на токарном станке, – выдала Аврора. – Любил вытачивать разные мелкие предметы. И вот однажды он вытачивал гайку, а маленький Аут играл неподалеку…
Нет, все-таки она не совсем безнадежна. Некоторая фантазия есть. Впрочем, это она от меня понабралась. Моя личность излучает слишком мощные энергетические токи, они пронизывают все окружающее пространство, в том числе и Аврору. И изменяют к лучшему.
– И вот гайка выскочила, ударилась в потолок, а затем прямо в голову Аута. Никакого вреда она ему не причинила, но из головы ее извлекать не стали, так до сих пор и болтается. Поэтому и болтливость.
И Аврора ехидно мне подмигнула.
– Это правда? – Деревянский был потрясен.
Нет, все-таки художники странный народ. Кругом разворачиваются на редкость пугающие чудеса, хляби небесные разверзлись, может, через какие-нибудь полтора часа нас тут вообще смоет, и вообще мобильное бешенство, того и гляди зомбаки в дверь начнут ломиться, а живописец Деревянский поражается, что у меня в голове якобы скачет гайка.
– Правда, – сказал я. – Только не гайка, а маховик. Папа тогда маховик для часов вытачивал. Теперь у меня в голове маховик, иногда так и вертится, так и вертится. И точно к языку привязан он. Как маятник.
В подтверждение этой загадочной связи я выставил язык и хаотически им поболтал.
Аврора устало вздохнула.
– В Англии каждые пятнадцать лет человека убивает гайкой, – сказал я. – Это довольно распространенное событие.
– Знаете, а тут ведь какое-то противоречие… – сказал Деревянский.
Он принялся бродить по избушке туда-сюда и чесать голову, видимо, с гигиеной у него были нелады.
– Это на самом деле не противоречие, – промурлыкала Аврора, – у нашего друга Аута в голове маховик…
– Нет, я не про маховик, – махнул рукой Деревянский. – Я про бешенство. Тут ведь явное противоречие…
– Какое противоречие?
– Какое? Какое… На Гогене нет крупных животных со щупальцами…
– Вообще, МоБ темная штука, – перебил я. – Не изученная. Вы слыхали про штамм «Гулливер»?
Деревянский не слыхал.
– «Гулливер» увеличивает размеры, – пояснил я. – А «Эйнштейн» активизирует работу мозга – продуцирует гениев. Знаете Прохорова? Ну, тот, который двигатель третьего уровня просчитал? Он переболел мобильным бешенством и стал гениальным…
– А потом умер, – добавила Аврора.
– Умер, – согласился я. – Потому что надорвался. Пытался обсчитать двигатель, способный обогнать расширение Вселенной. Но зато какой прорыв!
– Да… – грустно вздохнул Деревянский и поглядел на свои руки.
– Вообще Гроган… Последние его работы просматривали?
Грогана Деревянский просматривал, художники обожают всякую философию, думают, что она объясняет мир.
– Так вот, Гроган считает, что МоБ – это новая стадия в эволюции человека. Новые резервы открываются, сверхвозможности всякие. Переболев МоБом, человек завоюет Вселенную. МоБ – это та самая животворная Божья Искра, с помощью которой творится Будущее.
– Ты же говорил, что Гроган считает МоБ концом света, – встряла Аврора.
– Ну, да. Или завоевание Вселенной, или конец света, одно из двух. А вообще я про Карантинную Службу хотел рассказать, – вспомнил я. – Ее не существует на самом деле. Что это за Карантинная Служба, которая не может прийти на помощь в течение суток? Кто-нибудь когда-нибудь видел КС в действии? Видел их корабли? Да и агенты тоже… Только рассказы да репортажи.