— Да, сэр.
— Как считаешь, мы соберём богатый урожай?
— Мне трудно высказать какое-либо предположение, сэр.
— Хочешь сказать, воображение тебя подвело?
— Да, сэр.
Я обратился к своему воображению. Дживз, как всегда, был прав. Меня оно тоже подвело.
ГЛАВА 17
— И всё же, Дживз, — заметил я, задумчиво перебирая рулевое колесо, — нет худа без добра.
Со времени нашего последнего разговора прошло минут двадцать, и сейчас, усадив сметливого малого в свой двухместный автомобиль, я ехал в живописный городок с названием Маркет-Снодсбери. С тех пор как мы с Дживзом расстались (он отправился в своё логово, а я остался в комнате, чтобы завершить туалет), я окончательно разобрался в сложившейся ситуации.
Теперь я поторопился сообщить результат моего умственного труда Дживзу.
— Как бы ни сгущались над нами тучи, Дживз, как бы ни трепала нас судьба, зоркий глаз всегда отыщет каплю мёда в бочке дёгтя. Само собой, я не вижу ничего хорошего в том, что через десять минут Гусик, отравленный алкоголем, начнет раздавать призы направо и налево, но нельзя забывать, что, как говорится, каждая палка о двух концах.
— Вы подразумеваете, сэр:
— Вот именно, Дживз. Я подразумеваю, что акции Гусика, как жениха, подпрыгнули до небес. Сейчас он находится в той редкой форме, когда сделать предложение легче, чем фигу показать. Не удивлюсь, если он воспользуется пещерными методами. Ты когда-нибудь видел в кино Джеймса Кагни?
— Да, сэр.
— Ну, вот.
Я услышал, как он слегка кашлянул, и искоса на него посмотрел. Как вы понимаете, я изучил Дживза вдоль и поперёк и знал, что когда он так кашляет, то собирается сообщить своему молодому господину нечто важное.
— Разве вы не слышали, сэр?
— А?
— Разве вы не осведомлены, сэр, что свадьба мистера Финк-Ноттля с мисс Медлин Бассет состоится в недалёком будущем?
— Что?!
— Да, сэр.
— Когда же они успели?
— О помолвке было объявлено вскоре после того, сэр, как мистер Финк-Ноттль покинул вашу комнату.
— Ах! В послеапельсиновосоковой эре?
— Да, сэр.
— Послушай, а ты уверен? Откуда ты знаешь?
— Я получил информацию из собственных уст мистера Финк-Ноттля, сэр. Рассказ его был несколько сбивчивым, но мне не составило труда уловить основной смысл. Сначала мистер Финк-Ноттль сообщил мне, что мир прекрасен, затем от души засмеялся и только потом объявил, что с сегодняшнего дня он обручён официально.
— И никаких подробностей?
— Нет, сэр.
— Ну, нам не трудно представить, как это было.
— Нет, сэр.
— Я имею в виду, воображение не может нас подвести.
— Совершенно справедливо, сэр.
И воображение меня не подвело. Я видел знаменательное событие внутренним взором, как если бы оно произошло на моих глазах. Смешайте коктейль из спиртных напитков в человеке, который никогда не пил, и он превратится в мощную разрушительную силу. Он не будет стоять на месте, не зная, куда девать руки, и запинаясь на каждом слове. Он будет действовать. Я не сомневался, что Гусик схватил Бассет в охапку и сжал в объятиях, как пьяница хватает спрятанную от него бутылку и прижимает к своей груди. А на романтичных девиц подобные выходки всегда производили неизгладимое впечатление.
— Так, так, Дживз.
— Да, сэр.
— Прекрасные новости.
— Да, сэр.
— Надеюсь, теперь ты понял, как я был прав?
— Да, сэр.
— Увидев, с каким блеском я провёл дело, твои глаза должны были открыться.
— Да, сэр.
— Я действовал прямо и просто, и вот результат. Мой метод безупречен, Дживз.
— Да, сэр.
— Сложные, вычурные методы не доведут до добра.
— Нет, сэр.
— Вот так-то, Дживз.
Мы остановились у главного входа в здание средней классической школы Маркет-Снодсбери. Настроение у меня было приподнятое. Само собой, проблема Анжелы-Тяпы всё ещё оставалась неразрешённой, а о пятистах фунтах для тёти Делии пока что и мечтать не приходилось, но по крайней мере мои мучения с Гусиком закончились, а это радовало.
Насколько я знал, классическая средняя школа Маркет-Снодсбери была построена в 1416 году, и, как часто бывает с древними зданиями, дух веков всё ещё витал в её коридорах, классах и зале, где должна была сегодня состояться церемония вручения призов. День стоял необычайно жаркий, и хотя кто-то догадался открыть окна настежь, на тяжёлую, пропитанную традициями атмосферу это никак не повлияло.
В этом зале на протяжении питиста лет юнцы Маркет-Снодсбери поглощали свои ленчи, и стены, казалось, впитали в себя разнообразные запахи. Удушливый воздух был напоён воспоминаниями о старой Англии и вкусных мясных супах с морковью.
Тётя Делия, сидевшая рядом с лучшими из лучших во втором ряду, увидала, как я вошёл, и помахала рукой, приглашая к ней присоединиться, но я ещё не окончательно сошёл с ума. Втиснувшись в задние ряды публики, которой не досталось сидячих мест, я прислонился к какому-то типу, судя по исходившему от него аромату, мельнику. В подобных случаях самое главное — занять стратегически важную позицию рядом с выходом.
Зал был разукрашен разноцветными флагами и весёленькими плакатами; повсюду, куда не кинь глаз, сидели мальчики, их родители и ещё бог весть кто; первые — в строгой форме с воротничками, вторые — либо в разнообразных шёлковых туалетах, если речь шла о женщинах, либо в туго обтягивающих фраках, если, соответственно, речь шла о мужчинах. Ожидать пришлось недолго, почти сразу же после того, как я вошёл, раздались редкие (Дживз позднее назвал их спорадическими) аплодисменты, и я увидел, как бородач в рясе вывел Гусика под локоток и подвёл к стоявшему посередине сцены креслу.
Совершенно честно хочу вам признаться, что, глядя на Гусика, я почувствовал, как по моей спине побежали мурашки, и возблагодарил Бога за то, что на месте Гусика Финк-Ноттля не оказался Бертрам Вустер. Воспоминания о моём выступлении в школе для девочек всё ещё не изгладились из моей памяти.
Конечно, если говорить бесстрастно — или беспристрастно, я всегда путаю эти два слова, — надо признать, что публика в зале выглядела почти по-человечески и ни в какое сравнение не шла с бесноватой толпой коварных молодых особ женского пола, щеголявших косичками и конскими хвостами, но тем не менее у меня возникло такое ощущенье, словно я со стороны наблюдаю, как моего друга запихнули в бочку и бросили в Ниагарский водопад, а при мысли о том, что я чудом избежал этой кошмарной участи, на какое-то мгновенье всё поплыло у меня перед глазами.
Когда я пришёл в себя, Гусик уже сидел в кресле. Локти он расставил в стороны, руки положил на колени, а ноги поджал, видимо, решив принять позу умирающего лебедя. Он смотрел прямо перед собой, а на его губах блуждала улыбка, настолько глупая, что его состояние ни для кого не могло остаться тайной. Ежу было ясно, он накачался до такой степени, что веселящая жидкость плескала где-то в районе его горла.
И точно, я увидел, как тётя Делия (в своей молодости ветеран многих охотничьих обедов и большой специалист по симптомам данной болезни) встрепенулась и окинула Гусика долгим, пытливым взглядом. Затем она повернулась к дяде Тому, сидевшему от неё слева, и начала что-то говорить, но в это время бородач вышел вперёд и разразился речью. Исходя из того, что во рту у него была каша, а дети не закидали его помидорами и тухлыми яйцами, я сделал вывод, что он был директором школы.
С самого начала его выступления публика в зале покорилась своей судьбе и страдала молча. Лично я прислонился к мельнику поудобнее и перестал слушать. Бородач бубнил о доблестных учениках, закончивших прошлый семестр, а у людей несведущих от этих историй дух не захватывает. Я имею в виду, сами знаете, как это бывает. Вам, к примеру, говорят, что Дж. Б.Брустер выиграл приз, показав недюжинные знания в ветеринарной грамматике, и вы понимаете, что услышали забавный анекдот, но вам не смешно, так как вы Дж. Б.Брустера и в глаза не видели.
По правде говоря, мы с мельником, который выглядел таким измученным, словно всю прошлую ночь молол муку, начали потихоньку клевать носом, когда некоторое оживление в зале в связи с первым выходом в свет Гусика Финк-Ноттля вывело нас из этого состояния.
— А сейчас, — вещал бородач, — я хочу представить вам нашего гостя, которого все мы счастливы видеть, мистера Фиц-Чтоттля:
В самом начале выступления бородача Гусик, по всей видимости, погрузился в летаргический сон и сидел с широко открытым ртом, ничего не замечая вокруг. Но через некоторое время он стал подавать признаки жизни. А в течение последних нескольких минут он терпеливо пытался положить ногу на ногу, но нога сваливалась, и он вновь её поднимал, а она опять сваливалась. После тирады бородача Гусик встрепенулся.
— Финк-Ноттля, — сказал он, открывая глаза.
— Фиц-Ноттля.
— Финк-Ноттля.
— Я хотел сказать, Финк-Ноттля.
— Если хотел, почему не сказал, старый осёл? — сурово осведомился Гусик. Ладно, можешь продолжать. И, закрыв глаза, он снова попытался положить ногу на ногу.
По всему было видно, что это маленькое недоразумение слегка выбило бородача из колеи. Он нахмурился и запустил руку в водоросли на своём подбородке. Однако нерешительность его быстро прошла. Должно быть, директора школ сделаны из особого теста. Он продолжал как ни в чём не бывало:
— Мы все счастливы приветствовать нашего гостя, мистера Финк-Ноттля, который любезно согласился принять участие в нашей церемонии и вручить призы достойнейшим. Эта почётная задача, как вы знаете, была возложена на всеми уважаемого и любимого нами члена нашего попечительского совета, преподобного Вильяма Пломера, и все мы, с уверенностью могу сказать, опечалены, что в последнюю минуту его болезнь помешала ему присутствовать здесь сегодня. Но если мне позволено будет употребить одну метафору, — если вы позволите мне употребить метафору, которая всем вам хорошо известна, — никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
Он умолк, выжидательно глядя в зал, и широко улыбнулся, пытаясь довести до сведения аудитории, что это шутка. Я бы сразу мог сказать ему, что номер у него не пройдёт. В зале стояла гробовая тишина, и только мельник наклонился ко мне и тихонько прошипел: «Чавой-он сказал?»
Когда рассчитываешь на весёлый смех или хотя бы вежливую улыбку и неожиданно видишь, что тебя либо не поняли, либо сочли твою шутку плоской, это хоть кого смутит, дальше некуда. Бородач явно стушевался. Но я думаю, он и на этот раз выкрутился бы с честью, если бы, на его несчастье, Гусик вновь не ожил.
— Другими словами, — продолжал бородач, — сегодня у нас в гостях мистер Финк-Ноттль. Уверен, мистер Финк-Ноттль не нуждается в представлении. Осмелюсь предположить, это имя всем хорошо известно.
— Кроме тебя, — сказал Гусик.
И в следующую секунду я понял, что Дживз имел в виду, когда говорил, что Гусик смеялся от души. «От душн» было тем самым mot juste. Его смех напоминал ржание взбесившейся кобылы.
— Тебе оно чертовски плохо известно, что? — осведомился Гусик, а так как слово «что», вероятно, напомнило ему «Чтоттль», он повторил последнее шестнадцать ряд кряду.
— Чтоттль, Чтоттль, Чтоттль, — заключил он своё выступление. — Ну ладно. Продолжай.