- Я, старый дурак, во всем виноват. Женина сестра МарияСтепановна ботинки для детей просила у чехословака... намикропорке!
- На каучуке! - взвизгнула Портнова, ее как подбросило.
- Ну, - согласился комендант, - стало быть, на каучуке, я ивиноват.
Но в кассе все равно была недостача!
Не хватало в кассе трех тысяч рублей, тех трех тысяч,послевоенных, которые на исходе оттепели будут меняться, теряямощный и устойчивый нолик, и без нолика докатятся вместе с намидо нынешнего состояния, а может, поэтому и останутся в памятизаставших большими деньгами рядом с нынешними одеревяшкамип - аэто к тому, что цифра была суммою с другой мерой, и хотя можнобыло эту, скажем, задолженность погасить - стипендия напоследнем курсе была триста шестьдесят, а еще полставки пообщежитию - четыреста, но не трудитесь складывать, посколькузаповедь нарушена, камень брошен и круги идут... Нет-нет,Ярополку было не выплыть, не вынырнуть, и не так уж важно,ей-богу, что мы не принесли ему мандаринов. Его должно былосбить по дороге. Ну, кем бы он стал, доживи до сегодняшнихдней? Нет, ему было суждено остаться там, там отхрипеть иотморгать свое. Ему было не выкарабкаться, не ухватиться зачужие плечи, не продержаться на плаву! С какой ленивоймерностью после ночного волнения и ветра выбрасывают волныводоемов то, что уцелело, не затонуло, - сор, пух, листикисгнившие, а более всего пленки, синтетические пленки, и ещеосколки пористого бесцветного вещества, которое тоже идет наупаковку, и это везде, на всех берегах... А как торчат измутных вод, а кажется, только что были эти воды веселы ипрозрачны, засохшие ветки потонувших деревьев, и мрачнымиптицами покачиваются на мелкой зыби жирные чайки. А сор всеприбывает и прибывает к берегу, но и берег не хочет приниматьего, и он лениво, знаком чего-то грозящего плещется у ног, аноги не прежние, но и почва неверна и зыбка. Господи! Простинас, переплывших!
Ярополк покончил с собою на четвертую ночь после возвращения:Зоя нашла его мертвым под сенью ста лотерейных билетов, когдаявилась с завтраком - компотом и сосисками из буфета.
...Следователь был молодой, но уже нервный и охотнорассказывал, что раньше работал по другому ведомству, объявляяэто каждому и предоставляя каждому возможность вычислить времяперемен, и кивал, когда по вашему неспокойному взглядуугадывал, что вы получили искомую дату, и улыбался, кивая.Свидетели путались, да еще голова болела, как всегда болит вмарте, а стенки кабинета, куда нас вызывали по одному, стылисвежими подтеками, и это ощущение надвигающегося или длящегосяремонта в запахе мокрой известки вместе с мигренью, от которойнельзя глаз распахнуть, не двойной даже, а тройной контурдрожал на границе фиксируемых предметов, как письменный стол сдвумя тумбами, или карта города над прорванным кожаным диваном,или портрет лысого основателя, его теперь везде повесили вместоученика с шевелюрой; но и лицо нашего следователя дрожалогде-то в подбородке, скошенном на одну сторону и с красноюцарапиной поспешного утреннего бритья. Он о чем-то напряженнодумал, но спрашивал другое совсем, а по профессиональнойпривычке считал третье, да еще расхаживал, и надо было головоювертеть, чтобы не упустить из виду его самого и его вопросы.Худощавое лицо его было ликом спортсмена - выдохшегосявелосипедиста, безвестного тренера с жилистой неопрятною шеей.После устных ответов приходилось браться за перо, садиться накожаный диван с продавленными пружинами и разрезами по спинке,из которых вата вылезала, но следователь туда усаживал и ручкудавал перьевую вместе со специальными помеченными листочками.Надо было все время вставать и макать ручку, а своей неразрешал, но тогда и в школе лишь на выпуске писалиавтоматической, и вот мы мучились с его перьевою, вставая,садясь, а он, видимо, скучал и скалывал листики не подымаяглаз, а потом вкладывал в папочки, тогда назывались -дерматиновые, и такая же папочка была у Портновой, а он, может,телепат был или профессия научила, захлопнул эту папочку изапихнул в другую, пухлую и картонную, и, завязывая веревочки,спросил про Портнову. Так и спросил:
- С Портновой его часто видели?
И сразу:
- А у вас о чем-нибудь с Портновой разговор был?
И со вздохом:
- Значит, не было разговора?
И:
- Никогда?
И сразу еще:
- А вы это смотрели?
И кинул на диван, ухитрившись, как в карточной игре или будтофокус показывает, веером, чтоб поэффектнее, десять на двадцать,фотографии на глянцевой бумаге, в разных ракурсах и с разнымиприближениями, и сказал в ухо:
- Вот! Не повесился - удавился. Удавиться проще, ничегогромоздить не надо. Он это правильно поступил, если решил. Наволе обычно вешаются, не осведомлены потому! А он знал. Откуда?А по судьбе. Подростком загремел за кражу. Не знали? А надобыло бы! Товарищ ваш. А Портнова знала. Так что Ярополк прошелуниверситеты - как там у классика? Вот я и говорю: там за годна всю жизнь обучат. А к нему ваши Макаренки иностранцапоселили, ну, иностранец, конечно, наш товарищ - китайский, новсе равно зря. Вот так: и самому не посчастливилось, а продругого не говорю... У них там законы в норме, и порядок, ивождь. Не согласны? Тогда пишите, что не согласны! Вы ведьвсегда не согласны! Вы- несогласные...
- Псих! С ним осторожно! Чистый псих. - Староста предупредил,передал по цепочке, что сумасшедший.
- Да не сумасшедший я, не сумасшедший. - Следователь дажеобрадовался. - А вот вы кто? Не задумывались? А я так скажу: свами разбираться - вот с ума и сойдешь, все у васшиворот-навыворот, все не по норме. Не имею права? Имею! Вы егозагубили! А кто ж еще? Портнова? Не смешите! Она, конечно,переборщила, но она на службе. Деньги, которые он взял? Тьфу,эти деньги!.. Ну, запутался парень, ну, может, по привычке. Аоткуда вы взяли, что он фотоаппарат украл? А если сам Го Шеньлиего и продал? Как вы его звали? Гоша? Вот он... Не подумали?Дома живете, а им на кормежку. Откуда у них деньги были на уткупекинскую, лучше мне скажите? Я это себе позволить не могуеженедельно, а они позволяли. Много вы о жизни знаете! Чего он,покойный, в ваше заведение полез? Такой талантливый был? Да неталантливый, сами знаете. Вот тут у меня его работы - за первыйкурс, за второй... Мели, Емеля, не разбираемся? А тут иразбираться нечего. Вот я для интересу профессора Ермолаевакнижку взял, так у него, у вашего Ники, черт ногу сломит, дажепознакомиться захотелось, но его супруга справочку принесла.Болен! Очень разорялась. Не смеете, орала, Нику вызывать. Никани при чем! Ника!.. А то, что Нике шестой десяток, это ничего.Тоже кукла! Вообще, история. Домой придешь - есть не хочется.Такой парень в прозекторской лежит. А что сбоил, бывает.Поправили - и дальше пошел. Да ему все пути у нас открыты были.Мог бы в какой-нибудь другой вуз поступить. Например, вИнститут физкультуры. Самое место для него, и разряд был упокойного... У меня тут заключение анатома - там прямо исказано: атлетического сложения, мускулатура отличная... Водынадо? Она тут у меня стухла давно. Никто не меняет. А я воду непью. Чай беру у вахтерши... Вы лучше произведение своезаканчивайте и на стол ложьте. Все равно лучше всех старостанаписал! Так я продолжу: мускулатура отличная, цвет волос -русый...
На похороны Ярополка приехала его жена, провинциальная,стесняющаяся, в узкой юбке, немодно открывающей толстые коленкив тугих капроновых чулках. Над заплаканными глазками вилиськудерики под Целиковскую, и эти заботливо уложенные,просахариненные кудерики - так тогда девушки поступали -растопились, развились от столичного грязного снега, повислижалобными прядями, и чулки свои она забрызгала на пятках, этажена, вдова, вдруг свалившаяся на наши души, и все не хотелауходить от снега, от ветра, распрямившего ей волосы, от черногодома с трубами, все не шла в автобус, в котором еще полчасаназад стоял гроб, обитый плиссированным штапелем, а теперьсидели все мы и терпеливо ждали, когда двое наших и ПетрСтепанович уговорят ее уйти от дома, где мы оставили телоЯрополка в синем чешском пиджаке.
По-моему, она все-таки не поехала с нами, а нас автобус довездо станции метро оКалужскаяп, которую потом назвалиоОктябрьскаяп. оКалужскойп стала совсем другая, новая станция,не на кольце, а радиальная. оПроспект Мирап переименовали воЩербаковскуюп, оБотанический садп- в оПроспект Мирап, анынешний оБотанический садп где-то далеко у станции оСвибловоп.Совсем недавно пропала оЩербаковскаяп, теперь она, кажется,оАлексеевскаяп... Кто-то путал фигуры, и не вспомнить, как онибыли расставлены, кем были и за что поплатились. Но тогда, вмарте, будущее впервые дохнуло нам в лицо - хотя там и не светбыл, а тени легли - и скрылось за семью печатями.
Вопреки всему Гоша оказался жив. Его встретили на симпозиуме вШвейцарии или в Баварии, не важно, он и гражданином сталнекитайским. Про всех спрашивал, уверял, что помнит, а когдаузнал, что Ярополка нет на свете, замолчал, снял очки и,говорят, долго протирал стекла.
- Очень жаль, что я не увижу больше Ярополка, - тихо сказалГоша,- он так любил есть утку, которую я емуготовил...