Он мягко дёрнул лиф её платья, плавно стягивая его с её плеч, обнажая её груди для своего внимательного изучения. «Красивая», шептал он, пальцами дразня заострившиеся вершинки. Когда он закружил своим языком по розовым пикам, язычки пламени разошлись по всему её телу, свернувшись изысканным теплом в животе, и ещё ниже.
«О Боже мой!» Эдриен откинула голову в благоухающую траву, вплетя властно пальцы в тёмную копну его волос.
Хоук застонал, его горячее дыхание обвевало её груди. «Как ты делаешь это со мной, милая?» Она была всем, о чём он когда либо мечтал иметь в один прекрасный день, а потом строго посоветовал себе отказаться от мечты, как от глупой мальчишеской фантазии.
Но сейчас он чувствовал себя полностью тем самым глупым мальчишкой снова.
Он почти засмеялся от правоты подобного сравнения. После всех женщин, которых он имел, он полюбил этуодну. Всё величие претворения его мечты в жизнь изумило и восхитило его; он опустил свои губы на её, требуя без слов, чтобы и она его любила. Он положил каждую унцию желания, каждую крупицу проказливого обольщения, всего, чем располагал, в молчаливую просьбу – он целовал её запоем, уже не зная, где заканчивал поцелуй он сам и где начинала она. Её губы сдавались, когда он прорывался к ней, и жадно тянулись за ним, когда он отступал. Примитивные звуки слетали с её губ, припухших и покрасневших от его яростных поцелуев.
«Люби меня, Эдриен», грубо приказывал он. «Люби меня!»
Её единственным ответом был хриплый стон.
«Скажи, что хочешь меня, милая», жадно требовал он у её губ.
«Пожалуйста…» был её задыхающийся ответ, когда онв крепко зажмурила глаза. Я остановлю его через мгновенье. Будет легче, если я не буду смотреть на него.
«Ты хочешь меня, Эдриен?» Хоук спросил, разорвав их поцелуй. Её просьбы было недостаточно для ответа; он должен был услышать, как она говорит эти слова. Чтобы даже с закрытыми глазами, она знала, что это он лежал на ней, он целовал её.
Но она не отвечала, и глаза её оставались закрытыми.
Хоук застонал и поцеловал её тем не менее снова, потеряв себя на мгновение в мягкости и вкусе её сладких губ. Но сомнения бились в нём. Он знал, что если даже не добьётся ответа, он мог всё ещё унести её в свою постель этой ночью в её чувственном захмелевшем возбуждении. Но он не хотел Эдриен в неясности. Он хотел её бодрствующую, полностью осознающую и просящую его прикоснуться к ней. Он хотел её, встречающую его взгляд прямым, честным бесстыдным голодом, и говорящую эти слова. Хоук оторвал свой рот от неё, тяжело дыша.
«Открой глаза, Эдриен». Он заставил себя лежать неподвижно; его бёдра жёстко прижатые к её соблазнительно выгнутому телу.
Безмолвные минуты мелких вздохов, их приоткрытые губы в дюйме друг от друга.
«Посмотри на меня. Скажи моё имя. Сейчас», приказывал Хоук.
Глаза Эдриен приоткрылись совсем чуть-чуть. Не заставляй меня осознавать это… Не проси так много! умоляли они. И снова, её тело потянулось вверх, упрашивая его лечь на неё, соблазнить её в дурманящем возбуждении, чтобы завтра она могла сделать вид, что это был не её выбор.
«Посмотри на меня и скажи моё имя». Его голос резко оборвался на этих словах. Его красивый, лепной рот нерешительно ловил только шёпот с её губ.
Эдриен смотрела на него молча. Слёзы жгли ей глаза, грозясь вылиться на её щёки.
«Почему ты не можешь сделать это?», требовал он ответа, его говор – шероховатый бархат по разбитому стеклу. «Это так невозможно? Сидхи. Всё, что надо тебе сказать. Или Джеймс, ещё Лион. Лэрд Дуглас тоже сойдёт!» Что угодно, только не Адам.
Эдриен смотрела, отвращение к своей собственной слабости потрясло её. Она ничему не научилась! Ещё один дюйм, малейшее движение, и она потерялась бы как никогда прежде. Куда тело пойдёт… сердце последует…скажи его имя и поцелуй снова, и сможешь тогда послать прощальный воздушный поцелуй своей душе. Этот мужчина имеет силу уничтожить тебя так, как Эберхард никогда бы не смог.
«Что сможет заставить забыть тебя его?»
Он думал, что это был Адам, но это не был Адам. Это был Эберхард. И ей ничего не оставалось в этот раз, как сыграть в дурочку снова.
«Скажи моё имя, милая, ради бога!» рычал Хоук. Его трясло от едва сдерживаемой страсти и неверия в то, что она могла отвечать ему так чувственно, настолько полно, и всё ещё отказывать ему в имени. «Если есть хоть какая-то надежда для меня, Эдриен, покажи мне её! Если ты не сможешь даже сказать моё имя, тогда у меня не останется никакой надежды хоть когда-нибудь завоевать твою любовь».
Его последняя просьба была отчаянным криком раненого зверя; он открыл её сердце.
Пульс бился на его шее и она подняла руку чтобы прижать дрожащие пальцы к ней. Всё сильнее и сильнее она ожесточала своё сердце, пока оно не оказалось вновь в безопасности, в леднике из воспоминаний и сожалений.
Он оттолкнул её руку.
«Скажи его», выдавил он своё требование сквозь стиснутые зубы.
«Ну разве сейчас это не тааааак трогательно. Я помогу ей». Голос Оливии сочился ядом. «Просто зови его королевской шлюхой», промурлыкала она. «Так мы его всегда и называли».
*******
Шторм, бушевавший в нём, успокоился в тот же миг.
«Это правда?», шёпотом спросила Эдриен, наконец, с глазами широко раскрытыми и глубокими от причинённой боли. Хоук видел безмолвный крик в их синевато-серых глубинах. Он хотел отрицать это, объяснить ей тот далёкий кошмар. Но он не будет лгать этой девушке. Она примет его со всей той правдой или не примет вообще; когда она согласится на него, если даже у него не оставалось никаких шансов, она будет владеть им всецело. Горечь кипела в нём, покрывая его плащом отчаяния настолько полно, что он почти кричал в агонии.
«Меня называли королевской шлюхой», повторил он сухо.
Тени скакали и мерцали в её опаловых серебристых глазах. Мрак, от которого он поклялся её освободить, он питал его собственными руками.
Он скатился с неё и медленно поднялся, и ушёл в ночь безмолвный, как одинокий волк, покинув её на краю обрыва с мстительной бывшей любовницей. Он надеялся, что она просто столкнёт злобную Оливию с обрыва, но он знал, что не всё так легко. Если он правильно рассудил, его жена может оказаться в постели Адама в любой момент сейчас.
Она была потеряна для него.
Было бы лучше, если бы он никогда не встречал эту девушку, и тогда бы не познал сладкой атаки чувств, высвобожденной страсти, распахнувшихся крыльев того, чем могла быть любовь.
Он скитался всю ночь, затерявшись в воспоминаниях тех времён, когда подчинялся королю. Всё ради Далкейта и своей матери, ради Илис и Адриана. Да, и ради Всей Шотландии время от времени, когда его король бывал в безудержном безрассудстве. Нет, у него действительно никогда не было никакого выбора.
Глаза Хоука блуждали по небу в поисках ещё одной падающей звезды. Он намеревался желать на каждую из них всю свою оставшуюся жизнь, если понадобится. Только даже десять тысяч желаний не смогут переделать одно. Но тучи вновь укрыли небо, и не было возможности увидеть хоть одну сверкнувшую звёздочку в непроглядном мраке, что обступил его.
«Выслеживая нас, шпионя за нами, припоминая его прошлое? Что было, то прошло, Оливия». Эдриен не осознавала, что защищала его, пока не услышала себя делающую это. «Некоторые люди учатся на своём прошлом, становятся лучше и мудрее. И мой Хоук сделал это. Ты злишься лишь потому, что знаешь, он больше не тот мужчина, которым когда-то был. Если бы он был, то остался бы с тобой в саду, вместо того, чтобы провести этот вечер, разговаривая со мной».
«Разговаривая? Он и я, бывало, …разговаривали…вот так тоже. Он просто временно увлёкся новым телом. Он переболеет это. А когда это случится, он вернётся в мою постель».
«Ошибаешься, спокойно ответила Эдриен. «И ты знаешь это. И именно это огорчает тебя».
«Старые собаки не учатся новым трюкам, наивная молоденькая дурочка», высмеяла её Оливия.
Эдриен послала сахарную улыбку старшей женщине. «Возможно и нет. Но иногда собаки отказываются от своих старых трюков полностью».
«Ты говоришь, как влюблённая женщина. И ты всё ещё не назвала его по имени», заявила Оливия, изогнув накрашенную бровь.
Улыбка Эдриен исчезла. «Говорю от нас обоих, меня и моего мужа: предлагаю покинуть Далкейт при первых лучах солнца, в независимости от того, отдохнули лошади или нет. Тут тебе больше не рады. И никогда не возвращайся назад».
*****
А я уверена в том, что мне можно срывать их? размышляла она, пока срывала цветы по пути через сад.
Точно как с Эберхардом, тёмной лошадкой плейбойской элиты, который управлял ею так безукоризненно, она была дурочкой для красивой иллюзии. Настоящая красота исходит изнутри. Мужчина, прозванный королевской шлюхой… что за вид красоты был в этом?
Ещё хуже была мысль о том, что бы она делала и сделала бы охотно с Ястребом, если бы Оливия не шла следом. Его просьбы практически сломали всю её защиту, и она точно знала, если бы Оливия не прервала их, она и сейчас лежала бы под великолепным телом, как ещё одно завоевание королевской шлюхи.
А может всё не так, Эдриен. Может, ты не знаешь всю историю целиком, заметил тихий голосок в её сердце.
А может я не хочу знать всю историю целиком, разозлилась она. Она сжимала кулаки до тех пор, пока не почувствовала боль от ногтей, врезающихся в нежную мякоть ладоней. Я хочу домой, шептала она как потерявшийся ребёнок. Хочу Муни.
Это единственная ценность, в которой она нуждалась там, подумала она.
Она расстроено вздохнула.
«Эдриен». Его голос прозвучал из тени нижнего двора так тихо, что она подумала сначала, что она должно быть себе его вообразила.
Она обернулась, чтобы встретиться с его взглядом. Лунный свет падал широкими лучами сквозь деревья, бросая серебристую полосу на его чеканное лицо.
«Оставь меня одну, Хоук».
«Что тебе сказала Оливия?», слова звучали так, словно их вырвали из него против его воли.
«Почему бы тебе не пойти и не спросить её? Кажется, вы вполне хорошо ладили в прошлом. Что-то вроде ’бессловесного общения’, если мне не изменяет память».