Снежная смерть - Обер Брижит 26 стр.


Я временно ставлю крест на своей гипотезе, но меня не покидает ощущение, что темные корни всех убийств уходят очень глубоко в жесткую землю этих мест.

– Я, наверное, пойду вздремну, – говорит Иветт, откладывая еженедельник. – Хотите подняться и немного отдохнуть, Элиз?

Я киваю. Лифт. Мне удается самостоятельно выехать из него, и я еду по коридору. Открывается дверь.

– Это вы, Элиз? – спрашивает Жюстина. – Я услышала звук кресла.

– Да, это мы, – отвечает Иветт. – Хотим немножко отдохнуть.

– Зайдите на пять минут, – предлагает Жюстина.

– Нет, спасибо, вы очень любезны, но я и вправду устала, – отказывается Иветт.

Я поворачиваю кресло на голос Жюстины и медленно еду вперед.

– Ну ладно, я вас оставлю, – говорит Иветт. – Думаю, вы сумеете добраться до комнаты. Это вторая дверь направо от Жюстины.

Я проезжаю еще немного вперед и натыкаюсь на какое‑то препятствие.

– Это моя нога, – говорит Жюстина. – Я отхожу, следуйте за мной.

Мы медленно преодолеваем порог ее комнаты. Она закрывает дверь. Пахнет ладаном. Жюстина берется за спинку моего кресла и толкает его через комнату, считая вслух:

– Раз, два, три, четыре. Вот, теперь вы стоите прямо перед своим портретом. На высоте ваших глаз, на стене.

Я поднимаю руку, тянусь, дотрагиваюсь до полотна. Слой краски. Я провожу по нему пальцами. Полотно. Краска. Длинная черта. Извилистая линия. Осязаю небольшие различия в толщине слоя краски и изменения направлений мазков. Горизонтальные, вертикальные… Большое овальное пятно, написанное вертикальными мазками. Мое лицо?

– Вам нравится? – спрашивает Жюстина.

Что за невозможная особа! Она что, думает, будто я вижу кончиками пальцев?

– Я одела вас в фиолетовое платье. Цвета грозового неба.

Рисунок, который я нащупываю пальцами, следуя за направлением мазков, имеет форму перевернутого Г.

– И вы, конечно, сидите. Сидите в межзвездной пустоте, – восторженно добавляет она.

Прелестно! И с кроваво‑красным ореолом Зла, обвивающимся вокруг моей головы, я полагаю. И потом – откуда она знает, что нарисовала меня в фиолетовом платье? Может быть, она ошиблась и сделала его желтым. Солнечно‑желтым. Желтое так идет брюнеткам.

– Я начала рисовать Леонара, – продолжает она. – Он тут недавно приходил позировать.

Вот именно, позировать, и, я полагаю, обнаженным.

– Я провела руками по его лицу, по его телу…

Надо же!

– … чтобы поймать суть, которая потом ляжет на полотно.

Не знаю, кто и где уж там лег, но…

– А Летиция нам помешала, это очень обидно, в такой хрупкий, в такой деликатный момент.

Сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть.

– Столько злости в таком юном, таком невинном сердце… Иногда мне кажется, что, хотя она может видеть и двигаться, она страдает из‑за своих недостатков больше, чем вы или я. Вам следовало бы с ней поговорить.

Ага, с помощью моего компьютера, воспроизводящего голос Каллас.

– Сказать ей, что ее молодость должна оградить ее от всякой ревности. Леонар ее очень любит…

О' кей, но ведь это с тобой он…

– Он ее уважает.

Ну, эти слова я слышала три тысячи раз. Если парень уважает девушку, значит, он не хочет ее, и точка.

– Вы знаете, что Леонар был знаком с мужем молодой погибшей женщины?

Муж молодой погибшей женщины? Эннекен?

– Он учился с ним на втором курсе в Ницце. По словам Леонара, настоящий мерзавец.

Но, может быть, Леонар был знаком и с Марион? Я хватаю блокнот, пишу «Предупредить Лоръе»,протягиваю листок перед собой… вслепую и только потом вспоминаю, что Жюстина не может читать.

– Вы знаете, что Леонар был знаком с мужем молодой погибшей женщины?

Муж молодой погибшей женщины? Эннекен?

– Он учился с ним на втором курсе в Ницце. По словам Леонара, настоящий мерзавец.

Но, может быть, Леонар был знаком и с Марион? Я хватаю блокнот, пишу

– Ах, вы хотите что‑то сказать мне! Подождите, я вам дам чашку с песком.

В голове мелькает глупая мысль – лоток для кошки, но тут она ставит мне на колени прямоугольную коробку, наполненную тонким песком.

– Пишите на песке, тогда я смогу прочесть.

Для краткости я пишу

А почему Леонар решил рассказать тебе об этом? Тем более что ему так трудно говорить.

Она берет коробку с песком. Визит закончен. Я потихоньку продвигаюсь туда, где, по моим расчетам, находится дверь. Бум! Я машинально вытягиваю руку. Смятая простыня. Кровать. Я отъезжаю назад. Бум!

– Боже мой! – безнадежно восклицает Жюстина.

Потом, взяв себя в руки, продолжает:

– Вы недостаточно пользуетесь своим внутренним сонаром, Элиз. Тем, что я называю нашим инфракрасным зрением, позволяющим нам различать в темноте формы. Тепловые массы. Твердые объемы. Надо, чтобы ваш сонар постоянно обшаривал окружающее пространство, и вы увидите, вы у‑ви‑ди‑те!

Она снова начинает считать вслух и везет меня к двери. Оказавшись в коридоре, я веду рукой по стене, чтобы ориентироваться. Вторая дверь направо – моя. Открываю. Наверное, я оставила включенным радио, контр‑тенор поет Гайдна.

– Кто… ам? – говорит радио.

Леонар? В моей комнате!

Я действительно ощущаю тепловое излучение этой жестикулирующей массы.

– Ч‑то хо‑ти‑те? – спрашивает он.

Именно этот вопрос я собиралась задать ему. Беседа обещает быть трудной. Блокнот:

Это он изящно намекает, что от меня воняет? У бедняги крыша поехала, или что?

– Вый‑ти, по‑жа‑луй‑ста.

Да что он несет? Я поднимаю руку, чтобы возразить, и натыкаюсь на живот. Голый. Волосатый. Я отдергиваю руку, словно засунула ее в муравейник. Живот, со своей стороны, отскакивает назад. Он голый, в моей комнате! Представляю, как Леонар, напевая Гайдна, насилует под душем меня, подвешенную за волосы к карнизу для пластиковой занавески.

– Вый‑ти, – повторяет Леонар.

Если ты собираешься зверски овладеть кем‑то, то не станешь просить объект своего вожделения уйти. У меня появляются определенные подозрения. Блокнот: «Где мы?»

– Мо‑я ком‑на‑та.

Да, я всю жизнь путала право и лево. Рассыпаюсь в немых извинениях и со всей возможной поспешностью покидаю комнату. Пересекаю коридор. Наконец, моя дверь! Открываю, въезжаю и – бум! Натыкаюсь на две ноги в теннисных туфлях.

Две ноги в теннисных туфлях? С опаской поднимаю руку и ощупываю препятствие, чувствуя, как моя температура падает на несколько градусов. Да, именно так, на высоте моего лица медленно покачиваются ступни, щиколотки, ноги.

Назад Дальше