Девушка с ужасом смотрела на Опера и молчала.
– Я же у вас подробностей не прошу, – мягко продолжал тот, – вы только головой кивните. «Да» или «нет».
Глаза девушки заполнились слезами, а потом она часто-часто, как китайский болванчик, закивала.
Варвара обрадовалась. Кажется, Опер медленно, но верно выходил на след.
– Ну, значит, было, – по-прежнему задушевно произнес Опер. – А что потом-то случилось?
– Понимаете, – сказала Снежана оправдывающимся тоном и метнула смущенный взгляд почему-то на Варвару, – Кондаков, он ведь такой был. Настырный. Прилипчивый. Король, короче.
Опер сочувственно, словно психотерапевт, посмотрел на модель и понимающе кивнул:
– Ему легче было дать, чем объяснить, почему нельзя.
– Ну да. Он пристал ко мне, как банный лист, – продолжала девушка. – Я, говорит, тебя люблю. И никогда не забуду. И все такое. Я ему сказала: «Ты же, типа, женат». А он: жена, говорит, не стена, можно и подвинуть. И она, говорит, далеко, в тропиках, наслаждается с загорелыми красавцами. И вообще, говорит, я сделал ошибку, что на ней женился. Ты, сказал, мне больше нравишься…
Снежана исповедовалась с совершенно бесстрастным видом. Слова «любить», «наслаждаться», «нравиться» звучали в ее устах столь же холодно и безразлично, как раньше «трахаться», «позировать» или «ужинать», «сидеть», и Варя в очередной раз подивилась замороженности, эмоциональной бесстрастности модельки.
– Так что пришлось мне с ним… – пожала плечами модель, и это прозвучало, как резюме ее эпического рассказа о любви, – трахнуться.
– Что ж, бывает, – философски подвел итог Опер.
Тут Варвара каким-то шестым чувством – по блеснувшим глазкам своего старшего товарища, устремленным на полуобнаженные бедра Снежаны, – вдруг поняла: а ведь и он, пожалуй, хотел бы оказаться в койке этой неразборчивой стервы, причем прямо сейчас. Та его своим рассказом возбудила.
«Ну и мужики, ну и кобели же вы все!» – мимолетно подумалось Варе.
– Скажите, Снежаночка, – задушевно спросил Опер, – а что было дальше?
Он, кажется, постарался сублимировать свою половую тягу к модельке в чуть ли не нежное к ней отношение. А также в желание раскопать как можно больше подробностей из сексуальной ночи подружки сразу двоих.
– Что было потом? Когда Кондаков кончил?
Варя еле удержалась, чтобы не поморщиться. А моделька спокойно ответила:
– Ну, я встала, – задумчиво проговорила она, – и сказала ему: уходи. А сама в душ пошла.
– А потом? – заинтересованно спросил Опер. Кажется, он верил в рассказ девушки. Да и Варваре история модельки казалась пошлой, противной, грязной, но честной, искренней.
– А потом я из душа вышла, – продолжала моделька, – а Кондаков спит. Я его и так, и так, толкаю: «Игорек, Игорек! Давай, вставай!» – а он не отзывается.
– Свет в номере горел? – заинтересованно спросил Опер.
– Не-а. Темно было.
– А может, Кондаков к тому времени уже и мертвый был?
Снежана на секунду сбилась с тона, испуганно заморгала. Потом сказала:
– Да нет, он теплый был. И дышал, – а затем неуверенно добавила: – Вроде бы.
– Ну а что вы, Снежаночка, стали делать потом?
– Я вышла из номера. Дай, думаю, посмотрю, что на базе происходит. Где все. Где Нычкин.
– А зачем вам Нычкин-то нужен был? – с делано недоумевающим видом спросил Малютин.
Моделька словно споткнулась, непонимающе оттопырила губу, захлопала глазищами – и тут Варвара поняла, что Снежана происходит из той породы женщин, которые обожают стравливать мужиков. Обожает, когда из-за нее соперничают, ругаются, дерутся. Вообще-то, когда мужчины ради тебя соперничают, это все женщины, если честно, любят. Но некоторые экстремалки специально провоцируют мужиков на столкновения и драки. И балдеют от этого, словно самки-оленихи, в присутствии которых олени бьются друг о друга рогами, добиваясь права обладать ими. Вот и Снежана, кажется, хотела минувшей ночью спровоцировать драку между футболистами, своими поклонниками Нычкиным и Кондаковым, драчку в свою собственную честь. Так, во всяком случае, поняла ситуацию Варвара. Или Снежане удалось спровоцировать нечто большее – тихое и хладнокровное убийство?
– Так что же, нашли вы Нычкина? – переспросил Опер, потому что на предыдущий вопрос так и не дождался никакого ответа.
– Да нет… – растерянно сказала модель.
– А куда вы ходили?
– На кухню пошла.
– Зачем?
– Соку попить.
– А сюда, в телевизионную комнату, не заглядывали?
– Не-а.
– А, говорят, здесь ваш друг Нычкин был.
– Да, он мне тоже так сказал. Потом.
– А когда вы по базе ночью ходили, вы ничего не слышали? Шум, там, или шаги чьи-нибудь?
– Не-а, – ответила девушка, – все тихо было, – потом вздрогнула и добавила: – Как в гробу.
– Ну а потом? – буднично спросил Опер.
– Потом я в нычкинскую комнату вернулась. К Кондакову… Выгнать все-таки его решила.
Девушка запнулась.
– Так, и что же дальше? – поторопил Опер.
– И я… я все увидела, – прошептала Снежана.
– Вам что-нибудь особенное на месте убийства в глаза бросилось?
Девушка быстро замотала головой, и глаза ее наполнились слезами.
– А сколько вы, примерно, в комнате отсутствовали?
– Ну, не знаю… – пожала плечами модель, – может, десять минут.
– А может, двадцать?
– Может, и двадцать, – охотно согласилась Снежана. – Я сначала только томатный сок нашла, а я его не люблю… Стала во втором холодильнике апельсиновый искать. Пока то, пока се…
Итак, подумалось Варваре, хронология событий постепенно начинает выстраиваться. Если, конечно, моделька не врет, но было похоже на то, что она не врет. А если и подвирает, то по мелочам, а не по-крупному.
Значит, Нычкин вышел из своей комнаты, оставив там спящую Снежану, и спустя какое-то время к ней ввалился Кондаков. (Ну и нравы тут у них, у футболистов!) Затем Кондаков добился благорасположения Снежаны и, в свою очередь, уснул, не смущаясь тем, что пребывает в постели своего коллеги-недруга Нычкина. А когда девушка на десять-пятнадцать-двадцать минут покинула комнату, в нее вошел кто-то , хладнокровно зарезавший нападающего Кондакова. Но ведь… В мозгу Варвары смутно забрезжила идея.
Для того, чтобы Кондаков проник со своими сексуальными приставаниями к Снежане, ему надо было точно знать, что Нычкин покинул комнату, оставив девушку одну. И чтобы потом убийца спокойно добрался до спящего Кондакова, ему тоже надо было знать, что Снежана вышла, и тот остался в номере в одиночестве. Значит…
– Товарищ майор, – вклинилась Варя в паузу в допросе, который вел Опер, – надо бы составить схему: кто из футболистов где жил, по отношению к номеру, где произошло убийство. – И добавила: – Чтобы понять, кто из них что мог ночью слышать.
Майор вскинул голову на помощницу, а потом кивнул:
– Молодец. Правильно мыслишь, Варвара.
И тут в комнату заглянул следователь Костик.
– Товарищ майор, – обратился он к Малютину, – там к вам на допрос гражданин Карпов рвется.
– А что ему надо?
– Не говорит.
– Подождет, – махнул рукой Опер. – Ты мне вот что узнай: где вдова Кондакова? Ее зовут Анжела. Сообщили ей уже или нет?
Следак кивнул.
– Кажется, она в загранпоездке должна быть, – продолжил оперативник, – то ли на Багамах, то ли на Бали. Узнай, так ли это? И когда она приезжает?
– Хорошо, товарищ майор, – кивнул Костик.
Варвара удовлетворенно вздохнула. Ей казалось, что расследование взяло правильное направление и приобрело хороший ритм. Им уже многое стало известно, и представлялось, что осталось совсем чуть-чуть, чтобы узнать главное: кто же на самом деле зарезал центрфорварда Кондакова.
Она еще не знала, что через пару минут на базе произойдут удивительные события.
События, которые направят расследование совсем по другому пути.
Глава 7
Дерзкий побег
Из столовой, где находились футболисты, донесся крик. Его смягчили две двери и коридор, однако он все равно прозвучал громко, отчаянно, истошно: «Стой!»
Допрос Снежаны, проходивший в комнате отдыха, прервался.
Опер опрометью бросился к двери, оттолкнул по пути растерявшегося следователя Костика и дунул по направлению к столовой. Варя слышала, как забухали по коридору его башмаки. Снежана, сидящая в кресле, глазами испуганной овцы поглядела на Варю.
Из столовой долетел еще один возглас: «Стой, стрелять буду!»
Варя приняла решение мгновенно.
– Присмотри за ней! – крикнула она растерянному следаку, кивнув на модельку.
Сама же Варвара пронеслась мимо Костика и бросилась в сторону, противоположную столовой, – к выходу из главного корпуса базы. Ей показалось, что она верно поняла природу звуков, доносившихся из столовой: грохот растворяемого окна, звон стекла, крики «Стой!».
«Ох, и задаст мне Опер перцу, – мельком подумала она на бегу, – если я скумекала неправильно! А даже если правильно: по-любому за самоуправство всыплет! Ну и пусть!»
Варя пронеслась мимо постового сержанта, охранявшего двери корпуса, – тот, автомат за спиной, только растерянно глянул на нее.
Она вылетела сквозь две стеклянные двери на улицу, в сырую ночь.
Выскочив наружу, Варя поняла, что ее догадка оказалась правильной. Чья-то тень скользнула по площадке перед корпусом. А ярко освещенное окно столовой на первом этаже – оно выходило как раз на асфальтированную площадку – оказалось распахнуто настежь. В окне появился силуэт Опера – он вспрыгнул ногами на подоконник.
Площадка перед входом в жилой корпус базы была уставлена машинами. Черная «Волга», на которой они приехали, пара «раковых шеек» – на них прибыли милиционеры из райотдела, а также понтовая тачка, принадлежащая кому-то из игроков.
Тут Варвара увидела, как чья-то тень скользнула внутрь этого авто.
– Стой, стрелять буду! – закричала она.
Крик ее был очевидным блефом – стрелять по футболистам сборной команды она ни в коем случае не стала бы. Да и не из чего ей было стрелять.
Крутая иномарка завелась, ожила. Вспыхнули габаритные огни и фары.
В этот момент из высокого окна столовой выпрыгнул прямо на газон Опер. Споткнулся, подвернул ногу и, чертыхаясь, побежал, прихрамывая, к милицейским машинам.
А заграничное авто, ведомое, очевидно, кем-то из игроков, резко, с пробуксовочкой, визжа шинами, снялось с места и помчалось с дикой скоростью по подъездной дорожке по направлению к выезду с территории базы.
Опер доковылял к милицейским машинам. В них никого не было. И их шофер Евсеич, и менты были все внутри здания – на «объекте». Оперативник дернул ручку «Волги» – заперто. Чертыхнулся, подбежал к милицейской «шестерке». Рванул дверь. Та распахнулась.
Одновременно с Опером у машины оказалась Варя.
Опер скользнул внутрь, на водительское кресло.
– И ключи в зажигании! – воскликнул он. – Какие разгильдяи!
Варя безо всякого разрешения (и спросу!) распахнула пассажирскую дверцу и заняла место рядом с водителем. Опер усмехнулся: «И ты здесь!..» – но гнать ее не стал и повернул ключ зажигания. Стартер прокрутился, однако авто не завелось. Опер выругался. Между тем заграничная машина, на которой уезжал, несомненно, кто-то из футболистов, пронеслась по подъездной дорожке, ведущей к воротам, и исчезла из виду, заслоненная стволами белых патриотических березок.