— Ну так несите их, и побыстрее, — рявкнул господин Бач, доведенный до белого каления.
— Да-да, конечно.
И Анно Хаз заторопился вверх по лестнице. В прихожую вошла мама с крошкой Пинпин на руках. Тревога, царящая в доме, передалась малютке, и та негромко хныкала.
— Не выпили бы вы чего-нибудь, чтобы скоротать ожидание? — спросила учителей Аира.
— О да, — обрадовался господин Миниш. — Стакан лимонада, если вас не затруднит.
— Господин Бач, а вам нравится лимонад?
— Пожалуй, мадам. Холодный стаканчик был бы в самый раз.
И госпожа Хаз деловито направилась на кухню.
Между тем Анно раскрыл дверь ванной, увидел свою дочь и молча заключил ее в объятия. Целуя мокрое от слез лицо Кестрель, он испытал глубочайшее облегчение.
— Милая моя. Я уже начал бояться.
Девочка шепотом поведала ему о школе для Особых уроков. Отец испустил громкий стон.
— Не позволяй им сделать это с тобой. Никогда-никогда, слышишь, Кесс?
— Почему? Что там такого?
Но папа только печально качал головой и повторял:
— Не надо, не позволяй им, Кесс.
Потом она рассказала про человека, называющего себя повелителем Араманта.
— Император! Ты его видела?
— Он хотел, чтобы я раздобыла голос Поющей башни. И дал мне вот это. — Девочка показала старую карту.
Отец развернул шуршащий свиток — и уставился на него в изумлении.
— Кесс, это же очень, очень… — Руки мужчины задрожали.
— А еще император говорит, что Морах — настоящая и держит нас под своей властью.
Анно задумчиво свел брови, потом кивнул.
— Здесь так и написано. Это наречие древних мантхов. А карту, конечно же, рисовало племя Певцов.
— Какое племя Певцов?
— Известно только, что жили они в давние времена и построили Поющую башню. О Кесс, милая, дорогая Кесс! Как же мне выбраться на волю? И что станется с тобой?
Заразившись волнением отца, девочка крепко схватила его за руку, словно боялась отпускать одного.
— Так это все правда?
— Получается, правда, милая. Папа умеет читать на языке Древних мантхов. Гляди, тут сказано: «Великий Путь». А здесь: «Трещина-Посреди-Земли». Вот «Чертоги Морах», а эта надпись гласит: «В полымя».
Анно перевернул свиток. Буква с длинным хвостиком, похожая на «S», сразу же привлекла внимание опытного библиотекаря.
— Видишь, это символ, которым обозначало себя племя Певцов.
— А император называл его «голос башни».
— Выходит, они придали голосу форму собственного знака.
Мужчина впился глазами в поблекшие строки, медленно складывая буквы в слова.
— «Голос Поющей башни… принесет вам свободу. Ищите… родную землю».
Анно посмотрел на дочь, и глаза его ярко вспыхнули.
— Ах, если бы мне только вырваться…
Он принялся мерить шагами ванную комнату. В голове будущего узника один за другим рождались великие планы, каждый из которых рассыпался, будто карточный домик. Наконец папа горько покачал головой.
— Нет, они забрали бы Аиру и детей… От этой мысли его передернуло.
— Лучше пойти проверяльщикам навстречу. Не так уж и страшно меня наказывают. До Великого экзамена можно и потерпеть. Подумаешь, Курсы Обучения.
— Темница, ты хотел сказать?
— Ну уж, — ласково возразил отец. — Не делай из мухи слона. Может, если я постараюсь как следует и наберу много баллов, тогда и тебе по моей просьбе дадут еще одну попытку.
— Не нужна мне вторая попытка. Я их всех ненавижу.
— Но мама и я не вынесем, если с тобой… — Анно прикусил губу. — Ради тебя я пошел бы на все, милая. Умер бы, если надо. Только, кажется, господам экзаменаторам отлично известно, что я ни на что не годен.
Мужчина умолк, задумчиво глядя на карту. Снизу донесся недовольный окрик:
— Спускайтесь же, сэр! Мы ждем!
— Император сказал, стоит башне запеть, и контрольных больше не будет, — подала голос девочка.
— Так и сказал?
Печать безысходной тоски на миг покинула ясные глаза отца.
— Дорогая, тебе нельзя идти, ты еще маленькая. И вообще, из города просто так не выпустят. За тобой следят. Нет-нет, обязательно подожди, пока я не вернусь домой.
Тем временем внизу, в прихожей, учителя в нетерпении хрустели пальцами. В горле у обоих давно пересохло, а госпожа Хаз почему-то не спешила с обещанными стаканами. Наконец она появилась на пороге. Крошка Пинпин мирно спала на руках у мамы. Господин Бач так и прожег обманщицу испепеляющим взглядом, а господин Миниш нахмурился и в который раз посмотрел на часы.
— Мадам, вы что-то сказали про лимонад, — возмущенно промолвил классный учитель.
— Разве? — подняла брови Аира.
— Вы предложили нам выпить, — с нажимом продолжал мужчина.
— Неужели? — удивилась госпожа Хаз.
— Вот именно, мэм. Вы спросили, не мучит ли нас жажда.
— Как же, как же, прекрасно помню…
— И мы ответили утвердительно.
— Было и такое.
— Ну и где же он?
— Кто, господин Бач? Вы изъясняетесь загадками.
— Вы осведомились, нравится ли нам лимонад… «… глупая», — чуть не вырвалось у него по старой учительской привычке.
— Мы сказали, что не откажемся выпить. Теперь вы обязаны принести по стаканчику.
— С какой стати?
— Потому что… Потому что нам хочется.
— Господин Бач, боюсь, произошло недоразумение. В доме нет ни капли лимонада.
— Как это ни капли? Мадам, вы сами предложили нам напиток. Будете отрицать?
— Нельзя предложить то, чего у тебя попросту нет. Я только спросила, нравится ли вам лимонад. А это совсем другое дело.
— Славная шутка! Спрашивать человека, любит ли он что-то, не собираясь его этим угощать!
— Странно вы рассуждаете, господин Бач. Мало ли что кому по душе, а я — вынь да положь? Вам, без сомнения, приятны долгие летние вечера. И где же я их возьму?
Господин Миниш поднялся с места.
— Довольно цирка. Зовите городовых.
Классный учитель встал следом за ним.
— Мы непременно разыщем вашу дочь и побеседуем с ней по-своему. Увидите.
— Вы идете, сэр? — прокричал член Коллегии экзаменаторов. — Или привести вас силой?
Дверь ванной комнаты отворилась. Пока приговоренный спускался по ступенькам, учитель высунул нос на улицу и предупредил городовых:
— Господин Хаз уже выходит. Заинтересованные зрители подступили ближе.
Анно простился с родными: чмокнул уснувшую крошку Пинпин, поцеловал жену — в глазах гордой Аиры Хаз блеснули слезы. И нежно прижал к себе сына, успев напоследок шепнуть:
— Присмотри за Кестрель.
Но вот он поднял чемодан и шагнул за порог. Городовые тут же пристроились по бокам, а учителя угрюмо побрели сзади. Ротозеи молча попятились, пропуская маленькую процессию. Хазы стояли на переднем крыльце, держались прямо и махали вслед отцу, как если бы тот уезжал на выходные. Зрители качали головами, глядя на подобное унижение.
— Вот бедняга, — сочувственно перешептывались соседи. На углу Анно Хаз остановился, бросил прощальный взгляд на близких и помахал им в ответ. Бомен навсегда запомнил и широкий взмах, и особенную улыбку. В ужасный миг разлуки мальчик словно прозрел: он разом постиг чувства папы, ощутил его безграничную любовь к семье, горячую, сильную и неистребимую, но вместе с ней услышал безмолвный вопль отчаяния: «Увидимся ли мы когда-нибудь вновь?!»
Отец Руфи Блеша тоже заметил полный достоинства жест Анно и, наклонившись к уху жены, прошипел во всеуслышание:
— Пусть себе скалит зубы сколько угодно, родных ему больше не видать.
Тогда Бомен поклялся в самой глубине сыновнего сердца, что не остановится ни перед чем, лишь бы вернуть папу, — если придется, разнесет по камешку весь этот чистенький, прилизанный город.