— Она наблюдала, как он пьет.
— О отец всех обольстителей, — пробормотал Галлино с полным ртом.
— Как видите, я не солгал. — Колон поставил на стол пустую чашку.
— А так ли плоха ложь? — задал Рокка риторический вопрос. — Вполне допустимое оружие в войне и, следовательно, в любви, поскольку любовь — разновидность войны.
— Я не улавливаю ни малейшего сходства, — возразил Колон.
— Неужели? Что есть любовь, как не договоренность между нападающим и защищающимся, между осаждающим и осажденным. Или я ошибаюсь, божественная Беатрис?
— Надеюсь, что да. Может, сеньор Колон все объяснит нам. Он должен разбираться в этом лучше меня.
— Я скажу вам, в чем его ошибка. Он говорит лишь о жалком подобии любви. А то и просто о ее маске.
— Давайте послушаем, что же сеньор Колон называет любовью, — подал голос Галлино. — Я и сам частенько задумываюсь, что это такое?
— Вы просите мне дать определение неопределимому, загадочной силе, не поддающейся никакому контролю, которая влечет друг к другу двух существ, сметая все преграды.
Галлино рассмеялся.
— Не так уж плохо для того, что вы только что назвали неопределенным.
Колон покачал головой.
— Моему определению все равно недостает четкости. Но я знаю, что в любви нет места вражде.
— Вот тут я с вами не соглашусь, — заспорил Рокка. — Вражда придает любви остроту. Я уверен, что Беатрис согласится со мной.
— Откуда такая уверенность? Вы словно намекаете, что по части любви у меня немалый опыт, и намек этот не украшает меня.
— Что? Святой Марк! Такие лицо и фигура дадены вам не для того, чтобы идти в монастырь и изображать монашку.
Беатрис потемнела лицом.
— Лицо и фигура — это еще не вся я.
Рокка загоготал.
— Для меня или любого другого мужчины вполне хватит и этого, не так ли, сеньор Колон?
— Для любого мужчины, который не может оценить ничего более, — отпарировал Колон.
У Рокки отвисла челюсть.
— А что там различать, — изумился он.
— Раз вы задаете этот вопрос, едва ли вам понять ответ.
— Если б вы его знали, то не отвечали бы столь уклончиво. О Господи! Ну зачем все эти тонкости. Мужчина должен удовольствоваться тем, что открывают ему его пять чувств.
Колон рассмеялся, снимая возникшее в компании напряжение.
— Может, это и есть мудрость: думать глазами вместо того, чтобы видеть разумом. Возможно, я избавил бы себя от многих тревог, если б следовал этому. Но что за жизнь без тревог? Без борьбы жить неинтересно.
— Если борьба приносит успех, — поправила его Беатрис.
— Без надежды на успех в борьбу не ввязываются. Никто заранее не обрекает себя на поражение.
Взгляд Беатрис становился все дружелюбнее.
— Как хорошо быть мужчиной, — в голосе слышались нотки грусти. — Быть хозяином своей судьбы.
— Это удавалось немногим.
— Но мужчина может за это бороться, а борьба, как вы только что сказали, это и есть жизнь.
Рокка не выдержал.
— К дьяволу все эти рассуждения. Мы пришли сюда веселиться или упражняться в философии?
И начал веселиться, рассказывая забавные, зачастую скабрезные истории. Но ни в ком не нашел поддержки. Галлино просто не умел поддерживать светскую беседу. Беатрис сидела, иногда улыбаясь, но глаза ее затянула дымка тумана. Колон, занятый мыслями о сидящей рядом красавице, не слушал, и слова Рокки пролетали мимо него.
В конце концов Рокка не устоял перед тем, чтобы не поддеть его.
— Сеньор Колон, недостаток думающих глазами заключается в том, что весь мир может прочесть его мысли.
— Что ж в этом плохого, если среди мыслей нет бесчестных?
Беатрис осушила свою чашку и поднялась.
— Я принесу гитару, чтобы расплатиться песней за столь щедрое угощение.
Едва она вышла за дверь, Рокка повернулся к Колону.
— Я сослужил себе плохую службу, пригласив вас с собой.
Те надежды, что были у меня, развеялись, как дым. Девушка не смотрит ни на кого, кроме вас.
Колон посмотрел ему прямо в глаза.
— Если у вас честные намерения, я сейчас же уйду.
— Честные! — Рокка рассмеялся, и Галлино тут же присоединился к нему. — Она же танцовщица!
Колон пожал плечами, не желая продолжать разговор. Этот говорливый, разодетый в пух и прах венецианец начал действовать ему на нервы.
— Наш добрый Рокка так привык к легким победам, — проскрипел Галлино, — что перестал верить в добродетель. Но я согласен с вами, сеньор. Если он решится попытать счастье с этой девушкой, я думаю, его тщеславию будет нанесен жестокий урон.
— Не хотите ли пари? — взвился Рокка.
— Постыдитесь, сеньор, — одернул его Колон. — Разве можно на это спорить?
— Черт подери! Если вы настроены столь серьезно, я оставляю вам поле боя, друг мой. И благословляю вас.
— Вы не так меня поняли… — начал Колон, но появление Беатрис прервало его объяснение.
Она спела две короткие любовные песенки, простенькие, но близкие сердцу андалузцев, в которых тесно переплетались смех и слезы. Этим она окончательно покорила Колона.
При расставании, пока Рокка и Галлино рассчитывались с Загарте, он наклонился к Беатрис и прошептал: «Могу я прийти снова, чтобы услышать, как вы поете, увидеть, как танцуете?»
Она склонила голову над гитарой, лежащей у нее на коленях.
— Вам не требуется моего разрешения. Загарте примет вас с распростертыми объятиями.
— А вы нет?
Беатрис подняла голову, их взгляды встретились, и в ее глазах он заметил туманное облачко. Затем она вновь уставилась на гитару.
— Разве это имеет значение?
— Еще какое. Я не приду, если вы не будете мне рады.
Она тихонько, но невесело рассмеялась.
— Загарте тепло принял меня, я не могу отплатить ему черной неблагодарностью, отлучив вас от его харчевни.
— Я хочу приходить не в харчевню, а к вам.
— Как вы настойчивы. — Беатрис вздохнула. — Но, наверное, такой уж у вас характер, не так ли? — И, прежде чем он ответил, добавила:
— Я буду рада вашему приходу. Да. Почему бы и нет?
Глава 13. СЕТИ
Рокка остался ей недоволен. В тот же вечер он вернулся к Загарте, у которого она сняла две комнатки. Галлино, совершенно не доверявший его методам, пришел вместе с ним.
— Послушай, девочка моя, это не тот случай, когда ты должна изображать благородную даму и жеманную добродетель. Ты знаешь, что от тебя требуется…
Беатрис надула губы.
— Что же вы, совсем хотите превратить меня в шлюху? Я должна и вести себя соответственно?
— Святой Боже! — раздраженно воскликнул Рокка. — Хорошенькое же у тебя настроение. Так слушай! Поменьше бы тебе думать о собственном достоинстве и побольше — о Пабло де Арана, гниющем в подземелье в компании крыс.
Тут Беатрис взбеленилась.
— Трусливые вы подонки. Обязательно вам мучить меня лишь для того, чтобы поскорее достигнуть своей мерзкой цели? Я и так достаточно окунулась в грязь, чтобы ублажить вас и вашего хозяина, который ничем не лучше…
— Заткнись! — оборвал ее Рокка. — Не смей говорить так о его светлости!
— Ш-ш-ш ! — одернул его Галлино. — Ты хочешь, чтобы тебя слышала вся Кордова? Спешка никого не доводила до добра.
— А как же нам не спешить, если времени остается все меньше? Как только комиссия…
— Достаточно! — Галлино оттолкнул его, встал перед девушкой, положил руку ей на плечо.
Она отпрянула.
— Говорите, что хотите сказать, но не прикасайтесь ко мне.
— Ой, какие мы недотроги, — хмыкнул Рокка.
Но Галлино и не подумал убрать руку.
— Чем быстрее мы с этим покончим, Беатрис, тем будет лучше для нас всех, включая твоего брата. Нам представляется, что сегодня ты попусту потеряла время. Конечно, это лишь первая встреча.