Не успел еще Руджиери спрятать цепочку, как вновь пришедший был уже возле него.
МАСКА
Астролог не мог скрыть своего смущения. Он рассматривал незнакомца в маске с недоверием, смешанным со страхом.
– Не волнуйтесь, – обратился замаскированный человек к Руджиери, – я друг!
– Чем вы докажете? – отвечал астролог с подозрительностью. – В вашем голосе, я согласен, слышится честность, но ваша одежда и манеры не способны внушить доверия. Мы не в Венеции, сеньор, и карнавал еще не наступил, ваш костюм здесь не допускается, как в столицах по ту сторону гор. Наши добрые граждане Парижа находят, что маска не оправдывает постороннего вмешательства, и я достаточно жил между ними, чтобы присвоить себе некоторые из их, может быть, глупых взглядов на этот счет. Простите, сеньор, если я к вам несправедлив. Частые вероломства сделали меня благоразумным, отчасти недоверчивым.
– Вы правы, – возразила маска, – благоразумие – принадлежность вашего возраста и вашего характера, однако же мне кажется, что наука, которой вы занимаетесь, поможет вам отличить друга от врага.
– Я не могу читать сквозь маску лица людей, сын мой, – отвечал Руджиери, – это было бы все равно, что глядеть через темное стекло. Кто же наблюдает звезды с завязанными глазами? Откройте ваше лицо, и я скажу вам, тот ли вы, за кого выдаете себя.
– Вы оскорбляете меня своими подозрениями, – возразила маска. – Повторяю, я ваш друг. Вы меня хорошо знаете, в чем вы получите полное удостоверение. Вы убедитесь также, что я имею некоторые права на услугу, которой я требую. Но так как я нуждаюсь в величайшей тайне и открытие лица моего или даже имени сопряжено с опасностью, то вы, надеюсь, позволите мне сохранить инкогнито.
– Уверяю вас, – отвечал Руджиери, вновь обретший свою самоуверенность, – я нисколько не желаю проникнуть в вашу тайну. Если бы я желал этого, то давно бы узнал ее. Требуется большое притворство тому, кто хочет обмануть проницательность Козьмы Руджиери. Но перейдем к делу. Этот молодой человек, – Руджиери поспешно поправил одежду юной венецианки, – нуждается в моей помощи. Скажите, что угодно вам от меня?
– Прежде чем продолжать, – возразила маска, – я прошу вас принять кошелек в знак моей искренности. Он вам даст более полное и верное понятие о моем характере, чем мои черты.
Говоря это, он положил полный кошелек в руку астролога, который, не колеблясь, его принял.
– Ваши слова справедливы, сын мой, это лучшее средство отличить настоящих друзей от ложных. Лицо может быть обманчиво, но здесь нет ничего поддельного, – продолжал он, взвешивая в руке туго набитый кошелек. Одновременно он поручил свою ношу Эльбериху.
– Чем могу вам служить? Все, что в пределах моего знания, к вашим услугам!
– Одним словом, – отвечала маска, – я люблю…
– А, понимаю! – прервал многозначительным голосом Руджиери, – вам не отвечают взаимностью…
– Вы угадали!
– И вы хотели бы покорить сердце той, о которой вздыхаете. Так ли это, сын мой?
– Совершенно так!
– Будьте уверены в успехе. Будь она холодна, как снега Кавказа, я берусь воспламенить ее сердце огнем, более пылким, чем тот, который зажигает пояс Венеры.
– Поклянитесь мне, что вы это сделаете!
– Клянусь Оримазом, она будет принадлежать вам.
– Довольно, я верю!
– Назовите мне имя девицы, место ее жительства!
– Ни то ни другое не нужно. Она здесь. И маска указала на молодую венецианку.
– Ябамиах! – воскликнул астролог. – Этот молодой человек… это…
– Я все знаю, – отвечала маска. – Не притворяйтесь! Я был свидетелем сделанного вами открытия…
– И… вы ее любите?
– Люблю ли я ее! – воскликнула маска. – Выслушайте меня, – продолжал он с горячностью.
– Вам, уроженцу нашей огненной страны, не надо говорить, как пламенно любим мы, итальянцы. Я преследовал эту девушку со всем жаром непреодолимой страсти, но она оставалась глуха к моим мольбам, к моим клятвам, к моим уверениям. Напрасно прибегал я ко всем обольщениям, ко всевозможным уловкам, напрасно делал ей подарки, которые бы снискали мне любовь принцессы. Все мои усилия были напрасны: для меня она не имела ни сердца, ни улыбки, ни любви. Более того, сила моей страсти ее пугала. Равнодушие ее обратилось в страх, страх в ненависть. Она возненавидела меня. В некоторых сердцах ненависть очень скоро переходит в любовь, но у нее этого нет. Должен ли я вам сознаться? Она чувствовала ко мне отвращение, она отклоняла все мои знаки внимания, избегала моего присутствия, не могла меня видеть. Оскорбленный, доведенный до крайности моей отвергнутой страстью, я составил план, который, если бы удался, отдал бы ее в мою власть. Не знаю, каким способом открыла она мои намерения и спаслась бегством. Ее бегство увеличило мои страдания, я положительно обезумел!
В то время, как я погрузился в беспредельное отчаяние, я вдруг получил известие, что она в Париже. Я приехал сюда, везде ее отыскивал и, наконец, узнал, несмотря на ее переодевание. Я блуждал около ее жилища, везде, как тень за нею следовал в надежде, что наконец представится благоприятный случай, и теперь, когда я менее всего ожидал, я нашел то, что искал. Минута настала, она в моей власти, нет более препятствий! Она моя!
И маска готова была схватить бесчувственную девушку, если бы ее не удержал астролог.
– Препятствие еще существует, сын мой, – холодно сказал Руджиери. – У вас есть соперник.
– Соперник? – повторила маска.
– Опасный соперник.
– Назовите его!
– Для кого сплела она венок? Для кого пожертвовала жизнью?
– А!
– Для Кричтона!
– Будь он проклят! Ясно, что она его любит! Но он не любит и не знает ее, да и никогда не узнает. Они не должны более встречаться. Но мы только даром теряем время. Отдайте мне эту девушку.
– Возьмите назад ваш кошелек, – отвечал с твердостью Руджиери. – Я не могу помогать вам в этом деле.
– Как! – вскричала маска. – А ваша клятва?
– Это правда, но я не знал, в чем клялся!
– И все-таки вы связали себя этой клятвой, если может что-либо обязывать человека с такой эластичной совестью. Какое участие могла внушить вам эта девушка? Неужели Кричтон успел уже подкупить вас? Или, может быть, вы надеетесь, что сделка с ним будет выгоднее? В таком случае…
– Довольно оскорблений, сеньор маска, – отвечал Руджиери. – Меня трудно вывести из себя, как вы это видите, но коль это случится, я нелегко успокаиваюсь, что вы могли бы испытать на себе, если бы вам удалось возбудить мой гнев. Я не друг Кричтона, и эта девушка для меня посторонняя. Кроме случайного открытия ее пола и сообщенных вами подробностей, я ничего о ней не знаю. Но случай отдал ее под мою защиту, и я сумею защитить ее от насилия, подобного вашему. Я бы обесчестил мои седые волосы, если бы поступил иначе. Возьмите свой кошелек, сеньор, и не говорите более об этом ни слова.
– Замолчи, старый хитрец! – воскликнула маска. – Не думай обманывать меня своей напускной щепетильностью. Я слишком хорошо знаю тебя. Для чего я буду унижаться до просьб, когда могу приказывать? Одно мое слово, один знак, и ты будешь брошен в темницу, привязан к колесу, откуда не в состоянии будет спасти тебя даже могущественная рука Екатерины Медичи. Между всеми живыми существами я тот, кого ты должен наиболее страшиться, Руджиери, но из всех орудий беззакония ты самое для меня необходимое. Тебе нечего бояться, если ты будешь служить мне, но трепещи, если вздумаешь ослушаться меня. Моя месть будет быстрее и вернее твоей.