Не могу же я целый день заниматься уборкой чужой квартиры да еще держать в порядке свою.
Воздух в комнате был спертый, и она сразу пошла отворять окно. Однако никакого беспорядка не было, и, если бы не кровать, стоявшая в углу, комната, служившая одновременно гостиной и столовой, выглядела бы даже кокетливо.
- Что же, собственно говоря, происходит? - спросила она, снимая шляпку.
- Мария Серр исчезла.
- Конечно, раз она в Голландии.
- В том-то и дело, что и в Голландии ее не обнаружили.
- А зачем вы ее ищете?
- Есть основания предполагать, что ее убили.
Темные глаза Эжени блеснули.
- Почему же вы их не арестуете?
- У нас еще нет доказательств.
- И вы думаете получить их от меня?
Она пошла в кухню, поставила чайник на газовую плиту, потом вернулась к Мегрэ.
- Что происходило во вторник?
- Она весь день паковала свои вещи.
- Минутку. Если я не ошибаюсь, она была замужем два с половиной года. Я полагаю, у нее были свои личные вещи?
- У нее было не меньше тридцати платьев и столько же пар туфель.
- Она любила наряжаться?
- Она ничего не выбрасывала. Некоторые были десятилетней давности. Она их носила, но никому бы не отдала за все золото мира.
- Скупая?
- А разве не все богатые скупые?
- Мне сказали, что она увезла только сундук и два чемодана.
- Это точно. Остальное было отправлено неделю назад.
- Вы хотите сказать, что другие чемоданы она отправила багажом?
- Да. Чемоданы, ящики, картонки. В четверг или в пятницу на прошлой неделе приехал автобус транспортного агентства и все увез.
- Вы не видели этикетки?
- Точного адреса не помню, но указан был Амстердам.
- Ваш хозяин это знал?
- Конечно.
- Значит, ее отъезд был решен уже давно?
- После ее последнего приступа. Каждый раз, как у нее был приступ, она начинала поговаривать о возвращении на родину.
- Какие приступы?
- Она говорила, сердечные.
- У нее было больное сердце?
- Как будто.
- К ней приходил врач?
- Да, доктор Дюбюк.
- Она принимала лекарства?
- Всегда за едой. Они все трое принимали. Мать и сын продолжают и сейчас. У каждого возле прибора стоит флакончик с пилюлями или каплями.
- Гийом Серр чем-нибудь болен?
- Не знаю.
- А его мать?
- Богатые всегда больны.
- Они жили в согласии?
- Иногда по неделям друг с другом не разговаривали.
- Мария Серр много писала?
- Почти с утра до вечера.
- Приходилось вам относить ее письма на почту?
- Частенько. Писала она всегда одной и той же женщине, у нее такая странная фамилия, а живет она в Амстердаме.
- Серры богатые?
- Да, не бедные.
- А Мария?
- Конечно. Иначе бы он на ней не женился.
- Вы работали у них, когда они поженились?
- Нет.
- Вы не знаете, кто у них тогда работал?
- У них без конца сменяется прислуга. Вот и я работаю последнюю неделю. Как только узнаешь, что это за дом, сразу оттуда и сбежишь.
- Почему?
- А вы думаете, приятно смотреть, как пересчитывают куски сахара в сахарнице и выбирают вам на десерт полугнилое яблоко.
- Кто, старая мадам Серр?
- Да. Под предлогом, что она в таком преклонном возрасте целый день работает, - впрочем, это ее дело, - она набрасывается на вас, если вы хоть на минутку присядете.
- Она на вас кричала?
- Нет, никогда не кричала. Хотела бы я посмотреть, как бы она посмела! Но так еще хуже. Она слишком вежливая, смотрит на вас со скорбным видом...
- Вы ничему не удивились, когда пришли в среду утром на работу?
- Нет.
- Вы не заметили, что ночью в одном окне было выбито стекло, а потом вставлено снова и замазано свежей замазкой.
Она покачала головой.
- Вы ошибаетесь, это было не в тот день.
- А когда?
- На два или три дня раньше, во время этой ужасной грозы.
- Вы в этом уверены?
- Абсолютно. Мне даже пришлось снова натирать пол в кабинете, его залило дождем.
- Кто вставил стекло?
- Месье Гийом.
- Он сам ходил за ним в лавку?
- Да. Он и замазку принес. Примерно в десять часов утра. Он, должно быть, ходил в москательную лавку на улице Лоншан. Они никогда не вызывают мастера, если могут обойтись сами, и, даже если в туалете не проходит вода, месье Гийом сам прочищает трубу.
- Вы точно помните день?
- Абсолютно точно.
- Благодарю вас.
Делать здесь было больше нечего. Впрочем, и на улице Ла-Ферм тоже. А может быть, Эжени лишь повторяла заученный урок? В таком случае она была еще сильнее других.
- Вы не думаете, что они ее убили?
Он не ответил и направился к двери.
- И доказательством служит разбитое стекло?
В ее голосе чувствовалось колебание.
- Стекло может служить уликой, если оно было разбито именно в тот день, когда вы говорите?
- Почему вы это спрашиваете? Вам хочется, чтобы их посадили в тюрьму?
- Разумеется, я была бы рада. Но теперь, раз я сказала правду...
Она уже жалела об этом. Еще немного - и она отреклась бы от своих показаний.
- Во всяком случае, вы можете все узнать в москательной лавке, где он покупал стекло и замазку.
- Благодарю вас за совет.
Выйдя, он на минутку остановился возле дома, где тоже была москательная лавка, но другая. Он махнул проезжавшему такси:
- На улицу Ла-Ферм!
Теперь уже Торрансу и инспектору из полицейского комиссариата в Нейи, ни к чему было торчать на тротуаре.