..
- У вас есть телефон?
- Нет. Но вы можете позвонить из бара, который держит овернец, это всего в паре шагов отсюда.
Он поспешил в бар, спросил номер Голдфингера и долго слушал, как в пустоте квартиры трезвонит телефонный звонок.
Лицо Мегрэ в ту минуту выражало самую настоящую ярость. Он попросил соединить его со станцией прослушивания.
- Какие-нибудь звонки в квартиру Голдфингера были?
- Нет, ни одного. Ни одного звонка с той самой минуты, когда вы ночью оставили свое распоряжение.
Да, кстати, инспектор Лоньон тоже...
- Я знаю.
Он был взбешен. Эта тишина никак не вязалась ни с одним из его предположений. Он снова пошел к дому 66-бис.
- А ты уверен, что на четвертый этаж никто не заходил? - спросил он у дежурящего на улице инспектора.
- Клянусь вам в этом. Я шел за каждым, кто входил в дом. Я даже составил список этих людей, как мне посоветовал сделать инспектор Лоньон.
Ну и зануда же он, этот Лоньон!
- Пошли со мной. Если понадобится, сходишь потом за слесарем. Наверное, поблизости есть какой-нибудь...
Они поднялись на четвертый этаж. Мегрэ снова позвонил. Вначале было тихо. Потом ему показалось, что в глубине квартиры кто-то задвигался. Он повторил:
- Полиция!
- Секундочку! - ответил им голос издалека.
Секундочка продлилась не меньше трех минут. Неужели на то, чтобы накинуть халат, сунуть ноги в тапочки и даже, в крайнем случае, ополоснуть водой лицо, нужно целых три минуты?
- Это вы, господин комиссар?
- Да, это я. Мегрэ.
Щелкнул отодвигаемый засов, заскрежетал ключ в замочной скважине.
- Простите меня... Я, наверное, заставила вас долго ждать?
Он подозрительно и настойчиво переспросил:
- Что вы имеете в виду?
Заметила ли она, что ляпнула глупость? Затем она пролепетала заспанным голосом, который, на взгляд комиссара, казался чересчур уж заспанным:
- Не знаю... Я спала... Я приняла сильное снотворное, чтобы уснуть... Сквозь сон мне казалось, я слышала звонок...
- Какой звонок?
- Сама не пойму... Может быть, это мне просто снилось... Входите, пожалуйста... Сегодня утром я была не в состоянии поехать с вашим инспектором. У меня сидел врач...
- Я знаю.
Мегрэ закрыл за собой дверь, оставив агента на лестничной площадке, и принялся мрачно осматривать все вокруг.
На Матильде был все тот же голубой халат, который он видел накануне вечером. Она сказала:
- Вы мне позволите пойти прилечь?
- Прошу вас...
В столовой на столе все еще стояла чашка из-под кофе с молоком, лежали хлеб и масло, видимо, остатки завтрака Евы. В своей неприбранной комнате мадам Голдфингер с болезненным стоном опустилась на постель.
Что тут было не так? Он обратил внимание, что женщина улеглась прямо в халате. Это, конечно, могло быть вызвано стыдливостью.
- Вы долго простояли на площадке?..
- Нет...
- А по телефону не звонили?
- Нет.
..
- Странно... Мне снился какой-то настойчивый телефонный звонок...
- В самом деле?
Отлично. Теперь он понял, что его поразило. У этой женщины, которая утверждала, что только что едва пробудилась от глубокого сна, и не просто сна, а от вызванного снотворным наркотического забытья, у этой женщины, которая, по словам ее врача, всего три часа назад пребывала в состоянии нервного расстройства, волосы были уложены в аккуратную прическу, как если бы она собиралась в гости.
Было и еще кое-что. Чулок. Шелковый чулок, чуть выглядывавший из-под простыни. Допустить, что он торчал там со вчерашнего вечера? Мегрэ уронил трубку и наклонился ее поднять, что позволило ему удостовериться, что под кроватью второго чулка не было.
- У вас есть для меня новости?
- Самое большее, что я могу, это задать вам еще несколько вопросов... Минутку... Где ваша пудра?
- Какая пудра?
- Рисовая.
Ее лицо покрывал свежий слой пудры, но в комнате комиссар не видел ничего похожего на коробку с пудрой.
- На столике в туалетной комнате... Вы об этом говорите из-за того, что я заставила вас ждать? Клянусь вам, когда я услышала звонок, то совершенно машинально слегка привела себя в порядок...
Мегрэ так хотелось буркнуть: "Не правда!" Но вслух он сказал:
- Ваш муж застраховал свою жизнь?
- Он оформил страховку на триста тысяч франков в тот год, когда мы поженились. Позже он оформил еще одну, чтобы довести общую сумму до миллиона...
- Давно он это сделал?
- Полисы лежат в секретере, у вас за спиной... Откройте его... Он не заперт. Полисы в левом ящике.
Два полиса одной и той же компании. Первый составлен восемь лет назад. Мегрэ сейчас же перевернул страницу, отыскивая статью, в наличии которой почти не сомневался.
"В случае самоубийства..."
Лишь несколько компаний выплачивают страховку в результате гибели от самоубийства. Именно так обстояло дело и в данном случае, правда, с одной оговоркой: деньги могли быть выплачены, если самоубийство совершится не раньше, чем через год после подписания полиса. - Второй страховой документ, на сумму в семьсот тысяч франков, содержал аналогичную статью. Мегрэ сразу взглянул на последнюю страницу, где стояла дата. Полис был подписан ровно тринадцать месяцев тому назад.
- А ведь дела у вашего мужа в ту пору шли далеко не блестяще...
- Знаю... Я не хотела, чтобы он оформлял страховку на такую крупную сумму, но он был убежден, что серьезно болен, и рассчитывал таким образом обеспечить меня...
- Я смотрю, все взносы уплачены в срок. Наверное, это давалось ему нелегко...
В дверь позвонили. Мадам Голдфингер изобразила вялый жест, словно намереваясь подняться, но комиссар уже шел открывать. И очутился нос к носу с Лоньоном, у которого мгновенно кровь отлила от лица, а губы, дрожащие, словно у готового расплакаться ребенка, залепетали:
- Извините, пожалуйста...
- Напротив, это вы меня извините... Заходите, старина...
Мегрэ все еще держал в руках полисы. Инспектор ткнул в них пальцем:
- Мне не стоило приходить... Я ведь шел сюда как раз за этим...
- В таком случае вместе и уйдем.
- Раз вы сами пришли, мне, наверное, здесь больше делать нечего.