- А я что говорил! - обрадовался арестованный. - Эта женщина никогда меня в глаза не видела! Ведь я столько лет провел в тюряге, и где - на острове Ре! А она там никогда не была!
- Когда вас выпустили из тюрьмы?
- Годом раньше, чем следовало, и один приятель дал мне адрес своей бабы, он сказал, чтобы я спокойно шел к ней, она наверняка не откажет мне в крыше над головой и в еде... Ну и жил я у нее, как у Христа за пазухой...
Адвокат Гамбье, предупрежденный по телефону, появился в час ночи и в защиту своего клиента засыпал всех цитатами из Уголовного кодекса.
Согласно новой процедуре, в уголовных делах нельзя было задерживать подозреваемых более чем на двадцать четыре часа, после чего дело должно было перейти в руки прокурора и судебного следователя под их полную ответственность...
Следующая очная ставка - Рене Люссака с женой - не дала никаких результатов.
- Скажи им правду.
- Какую правду? Что у меня есть любовница?
- А оружие?..
- Один приятель одолжил мне свой пистолет. Ну и что из этого? Я часто бываю в поездках, один на пустынных дорогах, ночью, лучше иметь такую хлопушку в кармане, чтобы в случае чего...
Ранним утром на набережную Орфевр привезли свидетелей нападения на улице Лафайет: официантов и кассиршу из кафе напротив, нищего, полицейского в штатском, который стрелял, и случайных прохожих.
Был произведен тщательный обыск в квартире всех трех арестованных в надежде, что в какой-нибудь из них обнаружится чемоданчик ограбленного кассира.
Все это шло своим чередом, согласно установленному шаблону полицейского следствия.
- Мадам Люссак может вернуться домой, - сказал Мегрэ. - Предупреждаю, однако, что вы будете находиться дома под постоянным надзором полиции.
Сгорбленная, угнетенная, она смотрела перед собой остекленевшими глазами, как бы не понимая, где находится.
В то время, пока инспектора допрашивали арестованных, окружив их перекрестными вопросами, Мегрэ решил немного проветриться.
Утро было холодным, шел снег. Комиссар зашел в первое попавшееся открытое в это время кафе и, стоя у стойки, выпил две чашки горячего кофе, похрустывая рогаликами.
Когда он вернулся к себе в кабинет, было уже семь часов. Он чувствовал себя усталым, глаза отекли, веки горели.
В кабинете его ждал инспектор Фумель, что очень удивило Мегрэ.
- Неужели и у тебя есть для меня какие-нибудь новости?
- Есть, шеф!
- Ну, говори!
Фумель, волнуясь, начал рассказывать:
- В эту ночь я был на дежурстве. Смотрел, что происходит на авеню де Версаль, но одновременно держал телефонную связь с коллегами из других комиссариатов. У всех есть фотография Кюэнде, я давал им ее с мыслью, что не сегодня завтра из этого что-нибудь да выйдет... Когда я разговаривал с комиссаром Буффе из тринадцатого, то напомнил ему об этом типе. А он ответил, что как раз хотел мне по этому поводу позвонить. Он сотрудничает с инспектором Лоньоном, который при виде фотографии Кюэнде буркнул что-то себе под нос и сразу сунул ее в карман. Видимо, это лицо ему кого-то напомнило. Я начал собирать информацию о разных маленьких барах и ресторанчиках в районе площади Константен-Пекер и улицы Коленкур. Вы знаете Лоньона, господин комиссар, знаете, что если он что-то вобьет себе в голову, то будет держаться этого и не уступит.
Наконец ему удалось попасть в десятку: в одном таком маленьком баре под названием „Ла-Режанс", на улице Коленкур, сразу узнали Кюэнде. Ему сказали, что он тут часто бывал с одной женщиной.
- Часто там бывал... - повторил Мегрэ в задумчивости. - А с каких пор?
- Поразительно! Кажется, года два.
- Они что-нибудь знают об этой женщине?
- Официант не знает ее фамилии, но говорит, что она должна жить где-то поблизости, может быть, в каком-нибудь из соседних домов, поскольку видит ее через окно каждое утро, когда она выходит из дома за покупками.
В следственном отделе внимание всех было сконцентрировано на личности Фернана и его приятелей. В коридоре опять роились свидетели, которым по очереди показывали каждого из задержанных. Напряженная работа не прекращалась, а пишущие машинки стучали беспрерывно, записывая показания.
Инспектору Фумелю было не по себе среди всей этой кутерьмы. Он стоял в коридоре, держа в пожелтевших от никотина пальцах сигарету и курил ее с такой рассеянностью, что не чувствовал, как окурок обжигает ему губы.
Он один не забыл о том тихом, спокойном швейцарце, труп которого видел в Булонском лесу, личностью которого интересовался комиссар Мегрэ.
Никто уже об этом человеке не помнил. Так, словно дело о его убийстве было бы раз и навсегда погребено. Разве судебный следователь Кажу не был убежден, что не стоит им заниматься? Он предрешил все одним ударом уже в самом начале, авторитетно заявив: „Сведение личных счетов представителями преступного мира..." Он не знал ни старой Жюстины с улицы Муфтар, ни гостиницы „Ламбер", ни маленького дворца напротив...
- Устал, Фумель?
- Не очень.
- Выйдем вместе, хочешь?
Мегрэ говорил с Фумелем таким доверительным тоном, как если бы он был учеником, который предлагает приятелю вместе прогулять уроки.
- Когда приедем на место, будет уже светло...
Оставив соответствующие инструкции своим людям, Мегрэ вышел на набережную Орфевр. Он задержался на углу улицы, купил сигарет, после чего отправился в компании прозябшего до мозга костей инспектора Фумеля на остановку, чтобы подождать автобус, идущий в направлении Монмартра.
VII
Инспектор Лоньон догадывался, что комиссар Мегрэ придает большее значение отысканию убийц какого-то там безымянного человека в Булонском лесу, чем грабительскому нападению на улице Лафайет и банде гангстеров, хотя об этом шумели все газеты, - только не знал, почему.
Но если это так, как он предполагает, то почему комиссар Мегрэ не ухватился за нить, которая могла привести его к клубку? Кто знает, как далеко он продвинулся в поисках правды? А ведь известно, что Мегрэ - это человек, одаренный необыкновенным нюхом, умеющий идти к цели упорно, настойчиво, дерзко, жаждущий выиграть любой ценой!
Может быть, это только Лоньона преследует судьба - ведь ему не удалось до сих пор ничего добиться. А мог бы ведь и он наконец получить повышение. Он подумал с горечью: неужели его судьба остаться до конца карьеры только инспектором, таким же вечным инспектором, как Фумель? Тот из шестнадцатого, а Лоньон из тринадцатого. Фумеля бросила жена - уехала, не оставив адреса. Жена Лоньона постоянно прихварывает уже лет пятнадцать.
В деле Кюэнде, может быть, и сам Лоньон немного виноват: не проследил как следует за всем. Занятый другими делами, он передал его коллеге, который не придавал ему слишком большого значения.