Я не успел набрать скорость, как в зеркальце показались два джипа. Это за мной. Предстояла гонка по утренним улицам, и результат этой гонки можно было считать предрешенным. У них движки мощнее моего раза в три, и они знают город. К тому же через несколько минут к ним подключится ГАИ.
Я не обращал внимания на знаки и пренебрегал переулками – там ничего не стоило застрять. По относительно широким и свободным улицам я прокатил мимо старинной крепостной стены и вывернул... Вывернул так вывернул. Метров триста улица шла сравнительно горизонтально, но потом за поворотом начинался подъем, и чем далее, тем круче. Еще сотня метров, мне придется переключиться со второй на третью, и тогда джипы меня сделают. Все левые повороты исключались – там улицы шли вверх чуть ли не вертикально. Правые тоже меня не устраивали, поэтому из‑за трамваев я шел по встречной полосе. Эти колымаги делали остановки через каждые двести метров, и мостовая наполнялась пассажирами. Однако движок у ограбленного мной лихача оказался неплохо отрегулирован, так что я забрался довольно высоко, сохраняя сносный отрыв.
И тут мне открылся правый поворот с длинным спуском. То, что надо и вовремя – на перекрестке уже занимала позицию гаишная тачка. Пока менты придумывали, как бы им попижонистей развернуться, чтобы эдак по‑ковбойски выскочить из своего железного скакуна, я беспрепятственно объехал их и полетел вниз. Брусчатка – незаменимая штука для дорог с большим уклоном, потому что асфальт течет. Но резко тормозить по такому покрытию – значит играть в орлянку с реанимацией: куда понесет машину, предугадать невозможно. Но мне нужно было отрываться, и я летел, слабо надеясь, что за ближайшим поворотом не окажется препятствия. Препятствия не оказалось, зато по левой стороне пошел забор, над которым нависали раскидистые кроны каштанов. Похоже, что там был какой‑то парк. А поскольку мне давно пора было спешиваться, я решил, что прогулка по парку, пусть даже весьма скоростная, мне не повредит.
Я бросил машину у парковых ворот и положился на свою пространственную ориентацию и на удачу. Парк оказался кладбищем, старинным, со склепами и памятниками. Я пересек его по диагонали и обнаружил, что попал в оцепление. У черных была связь, они вызвали подкрепление, гаишники кликнули ментов, и вся эта толпа подъехала с четырех углов и рассыпалась цепью. Теперь все зависело от того, насколько хорошо у них отработана техника облавы. Но что‑то мне не верилось, что мне сейчас покажут согласованные действия по задержанию. Я стал уходить в глубь кладбища, не теряя из виду цепь, но так, чтобы меня‑то и не видели. Слишком долго ждать своего шанса было нельзя – цепь потихоньку стягивалась. Но на кладбище были и посетители. Их приходилось осматривать, отсеивать. Это создавало задержки, а так как согласованности у загонщиков действительно не было, то сразу возникли и разрывы в цепочке. Я воспользовался первым же из них. Пока мент досматривал парня в джинсовой куртке, который, видимо, просто шел куда‑то по своим делам, сокращая путь кладбищем, я двинулся в его обход. Мусорка подвела вредная привычка при первой возможности шарить по карманам и нудно лупиться в документы. Он этого задержанного парня только что не положил мордой на могилу, а так и руки заставил поднять, и ноги расставить. Так он и зевнул меня, чем и загубил свою ментовскую карьеру.
Я давно уже чувствовал, что моя рука так и просит пистолета, пусть даже розыскного. Слишком много было вокруг врагов и слишком много у них оружия. Я проскользнул между склепами и, когда задержанный парень опустил руки, сдвинул ноги и начал ими поспешно перебирать куда подальше, воспользовался тем, что до ближайших коллег глупого мента было метров по двадцать, да и то за густыми деревьями их почти не было видно.
Ментовский галстук словно специально у них привешен, чтобы удобно было делать кляп. Связанный своей же портупеей и без табельного оружия старший сержант львовской милиции остался дожидаться, когда его найдут.
Связанный своей же портупеей и без табельного оружия старший сержант львовской милиции остался дожидаться, когда его найдут.
Дав хороший крюк, я вернулся на нашу базу. За то время, что я отсутствовал, Док успешно увел Бороду, и теперь наш инвалид сидел с перевязанной рукой, держа ее выше головы. При любых попытках опустить руку он морщился и в голос ругался матом.
– Кровь приливает и пульсирует в ранах, – пояснил Док.
За столом сидел Дед и внимательно изучал наши ксерокопии. Когда я вошел, он поднялся и сказал:
– Здравия желаю!
– Здравствуйте, Николай Иванович.
– Что ж вы под утро на дело‑то пошли?
– Утром охрана спит.
– Вот и неверно вы поступили! Охрана, когда спит, она чует, что устав нарушает, и спит – ушки на макушке. А когда не спит, то думает, что на объекте все в порядке. Самое время проникать!
– Спасибо, учтем.
– Что ж вы говорили, что данных по «генералу» мало? Я тут с Иваном Георгиевичем поговорил, так полный вагон данных! Вот сижу, дело изучаю. Завтра‑послезавтра можно брать!
– Берите, только тихо, – пошутил я. – И труп потом получше спрячьте.
– Есть!
Я кивнул ребятам, и мы вышли в мастерскую. Я доложил обстановку. Боцман чесал репу, Артист насвистывал, Док хмурился. Вместе с дорогой операция продолжалась почти неделю, а никаких положительных сдвигов пока не наблюдалось. Были зато отрицательные. Труп Шкрабьюка, который еще неизвестно как аукнется, и сегодняшняя засветка по полной программе. Кроме того, совершенно неясной оставалась судьба Олега Мухина. Я мог предположить только худшее – Муха где‑то на что‑то нарвался. Иначе давно бы дал о себе знать.
Док, клятвенно обещавший бросить курить, обнаружил вдруг на треножнике сигареты Бороды, тут же прикурил и жадно затянулся. Заговорил после нескольких затяжек:
– Сережа, мне кажется, что мы действуем очень неэффективно, работая фактически одной большой группой. Там, где может справиться один, мы работаем втроем. Например, зачем сегодня было брать с собой Андрея? Он мог просто объяснить нам дорогу.
– Мне надо было его проверить. А потом, он же сейфы открыл...
– Я ничего против него не имею, но есть ли у нас право брать на операцию человека, не имеющего специальной подготовки? Ты же сам видел, чем это все чуть не кончилось...
– Без Бороды и его людей нам все равно не обойтись.
– Надо в горы идти, – сказал Боцман. – Здесь мы еще неизвестно сколько провозимся. А на месте всегда все проще.
– Надо, – ответил Артист. – Только там столько места, что можно и месяц провести в горных прогулках. А у нас времени в обрез. Командир, а ты сам‑то не читал еще бумаги, которые вы добыли?
– Нет, не успел.
– Хорошие бумаги. Если я все понял правильно – это полковые списки, служебные инструкции, кое‑какие планы операций. Много шифровок. Ты как собираешься их переправить?
– Сегодня решим.
– Там есть еще кое‑что любопытное. Денежные переводы, оформленные как пожертвования.
– Я специально их копировал.
– Так вот, у СНПУ богатые жертвователи. Суммы доходят до полутора миллионов долларов. Я разложил по месяцам – получается, что партия получала пожертвований по пять‑шесть лимонов в месяц. Разумеется, все жертвователи – иностранцы. И еще не факт, что у нас есть все документы.
– Хорошо. Я сегодня же займусь этими бумагами. – В этот момент я услышал какое‑то движение у Бороды. – А ну проверьте, кто там приперся?
Артист выглянул из мастерской и доложил:
– Света с Гришей. А Дед умотал.