– Книгочей, что ли?
– Что? – не понял семинарист.
– Умник, спрашиваю? Книги читаешь?
– Читаю…
– Понятно, – усмехнулся капеллан, и Книжник вдруг понял, что ничего хорошего эта усмешка не сулит.
– А что – плохо быть умным? – поинтересовался он, пока капеллан помечал что-то в своем свитке.
– А чего хорошего? – не поднимая глаз, сказал капеллан. – При приобщении к порядку умники страдают больше всех. Многие дохнут с непривычки. Лишние знания – лишние страдания.
Книжник ощутил струйку ледяного пота между лопатками. Такого выпада он не ожидал. Лишь спросил робко:
– А что, порядок не предполагает знаний?
– Порядок предполагает упорядоченные знания. Те, что нужны для поддержания порядка. А в твоих глазах я вижу другое.
– И что же там, в моих глазах?
– Хаос.
Книжник застыл, не зная, что возразить. Оказывается, бывают другие представления о знаниях и их пользе, отличные от тех, которым его обучали! Вот так – век живи, век учись, как бы нелепо это ни звучало в данном контексте. Наверное, он не нашел бы, что возразить, но на помощь пришел Слава:
– Скажи ему, кто ты есть!
– Что? – капеллан метнул взгляд в сторону Славы, глядевшего на него из-под низко надвинутого капюшона.
– Скажи, что ты княжий советник. Что если они тебя тронут – будут иметь дело с Кремлем.
– Кремль? – казалось, капеллан не сразу понял, о чем речь. Затем вдруг выпрямился, впился в Книжника взглядом. – При чем здесь Кремль?
– Я кремлевский, – сказал Книжник предательски севшим голосом. – Из Москвы…
– Лжешь! – капеллан побледнел, снова впился в него взглядом, будто пытаясь просверлить насквозь. – Кремль уничтожен во время Последней Войны.
– Кремль жив, – твердо сказал Книжник. – И живы его защитники. Нас много, среди нас – мастеровые, ученые, воины. Мы побеждаем врагов и становимся сильнее, мы исследуем новые территории и распространяем свое влияние на новые земли. Мы возрождаем цивилизацию, мы поднимаем из пепла страну… – с каждым словом голос Книжника становился все тверже, он все больше верил в собственные слова, и эта убежденность передавалась его слушателю. – Кремль стоял и стоять будет тысячи лет.
Осознав, что взял верную линию, Книжник повторил, уже отчетливо и твердо:
– Да, я кремлевский. И я – советник князя. И если со мной что-то случится, меня будут искать – кремлевская дружина придет за мной.
Это была ложь и явный перебор: капеллана не впечатлили угрозы. Но факт существования Кремля заставил его задуматься. Он ткнул пальцем в грудь семинариста:
– Ты! Пойдешь со мной. Все это расскажешь совету. Там и решится твоя судьба.
– А они? – парень кивнул в сторону друзей.
– Женщину отправят на комплексную проверку генофонда и подготовят к воспроизводству, – небрежно сказал капеллан. – А этого – на черную работу или в расход. Он же из Балаклавы – по татуировкам видно, а они там все муты в той или иной степени, – в голосе капеллана прозвучало нескрываемое презрение. – Так что забудь о них. Думай о собственной жизни – она сейчас тоже стоит немного.
В дверном проеме мелькнули растерянные лица товарищей – и скрылись за тяжелой дверью. Двое бронированных бойцов повели его по темному коридору вслед за капелланом. Книжник шел и, сжав зубы, думал только о том, как вытащить друзей из новой беды.
А ведь был еще Зигфрид – и про него неизвестно ровным счетом ничего.
Он стоял в центре небольшого круглого зала, обстановкой мало отличавшегося от камеры, в которой остались товарищи. Вообще, складывалось ощущение, что обитатели крепости приверженцы аскетизма, а устройство их жизни близко к спартанскому. По крайней мере, никаких излишеств, кроме необычной брони защитников крепости, он не заметил.
Сейчас, в центре круга, образованного пятью грубыми креслами с высокими спинками, он ощутил себя букашкой, попавшей между зубьев огромной безжалостной машины. Ведь эти люди, смотревшие на него сверху вниз, были тверды, как сталь, и так же холодны. Семинарист не представлял, как придать своим словам убедительности, да и можно ли убедить их хоть в чем-то.
Помимо капеллана Совет состоял из претора, двух центурионов и консула – так их назвал капеллан при встрече. Книжник не успел толком разобраться в функциях этих должностных лиц, но понял, что они здесь обладают всей полнотой власти. Разговор больше походил на допрос и вел его в основном претор, наделенный, видимо, какими-то судебными полномочиями:
– Ты знаешь, перед кем стоишь, где находишься?
– Это какая-то крепость… – Книжник напряг память, пытаясь вспомнить что-то, вертевшееся на языке. – Простите, я плохо знаю ваши места.
Сидевшие в креслах переглянулись, первый центурион усмехнулся:
– Похоже на то. Иначе ты бы уже ползал на коленях, умоляя о пощаде.
Неожиданно включился сварливый дух противоречия, и семинарист едко возразил:
– Возможно, так бы повели себя вы – у ног кремлевского князя!
Первый центурион вспыхнул, второй, напротив, тихо рассмеялся:
– А ты лихой малый! Выходит, ничего не боишься?
– Посмотрим, что он запоет на Башне Смерти, – заметил первый.
– Это будет после, – прервал их консул. – А сейчас пусть расскажет, что здесь делают люди Кремля, если он не лжет про себя, конечно.
– Я не лгу, – тихо, но твердо сказал Книжник. – Мы с другом пришли на помощь третьему нашему товарищу. У него здесь случилась беда…
– Твой друг, – прервал его капеллан, – это тот крепыш с мечом?
– Да, его зовут Зигфрид.
– У мутов нет имен, – глухо произнес претор.
– У мутов? – изумленно повторил семинарист. – А при чем здесь…
Он запнулся, вспомнив кое-что о своем друге.
Ведь Зигфрид действительно был уже не вполне человеком – спасибо Полю Смерти, в котором ему довелось провести не один час. Это не убило его, но искорежило организм до неузнаваемости. Так что в какой-то мере эти люди правы.
Но что это означает для веста?
– Что вы хотите этим сказать? – дрогнувшим голосом спросил Книжник. – Что будет с Зигфридом?
– Мы примем решение, – сказал консул. По-видимому, он был здесь главным. – Ответь-ка нам вот на какой вопрос… А как у вас в Кремле относятся к чистоте генов?
– Ну… – Книжник задумался. – Примерно как здесь. Соблюдается контроль над полноценностью генофонда, идет отсев мутов и потенциальных угроз генофонду.
Консул одобрительно кивнул, спросил:
– А как поступают с выявленными среди населения мутами?
– Изолируют. Ну, или просто запрещают продолжение рода – это когда мутация не носит угрожающего характера.
– И не уничтожают?
– Что? – Книжник вздрогнул. – Ну мы же не звери! Максимум – изгоняют.
Наступила тишина, которую обычно называют зловещей.
– Так я и думал, – холодно сказал консул, оглядывая «коллег». – Очень плохо. Я, все же, надеялся, что Кремль сохранил чистоту человека Истинного. А выходит, вы все несете в себе зерна зла.
– Зерна зла? – недоуменно повторил семинарист. – Если генетически неполноценных не уничтожать физически – это несет угрозу?
– Разумеется, – сказал капеллан. – Эта угроза здесь… – он коснулся пальцем головы. – И это же – первый шаг к предательству человека Истинного.
– Пощада по отношению к человеку Искаженному ведет к предательству человека Истинного, – мерно, как заученную фразу, произнес претор.
Книжник поежился. Он понял, что прикоснулся к какому-то жутковатому культу. Чистота генов, чистота расы – все это вызывало какие-то смутные, но крайне неприятные ассоциации. «Истинные арийцы», «ложные» – в голове была каша, в сердце – тревога.
– Выходит, все эти кремлевские – вырожденцы, – брезгливо произнес первый центурион.
– И они посылают к нам своих агентов, – добавил второй центурион. – О чем это говорит?
– Вы готовите нападение? – спросил за всех консул. Даже подался вперед, будто желая получше рассмотреть реакцию допрашиваемого.
– Вы с ума сошли, – тихо сказал Книжник. – Мы ищем союзников, мы хотим возродить нашу землю. А вы, я смотрю, всюду ищете врагов!
– Вот ты и раскрылся! – консул ткнул в него пальцем, откинулся на спинку своего кресла. – Жалость к Искаженным тебя самого приближает к мутам!
– Я не пойму, почему вы так жестоки, – сказал Книжник. – Муты и без того, считай, наказаны, уже тем, что они муты.
– Ты, малый, наверное и впрямь издалека, раз не понимаешь, – задумчиво сказал первый центурион. Чуть подался вперед, навалившись на подлокотник – ему явно надоела неподвижно-величавая поза. – Вот, скажем, год назад мы проводили зачистку на дальних подступах – в бывшем центре города. Много там всяких уродцев скрывается. Их бы даже никто и не трогал – жаль даже время на них тратить, и, глядишь, какую заразу подхватить от них можно. Да только размножаются эти муты с бешеной скоростью. Раз в пять быстрее нормальных людей, наверное. А размножившись, лезут на новые пространства, прямо под стенами бродят, бойцов смущают. Вот мы и прореживали там популяцию. И был момент, каюсь, дал я слабину – пощадил семейку из пяти уродцев. И что ты думаешь? Правильно – через год размножились, вернулись и двоих ребят на посту положили. На куски порезали и сожрали, само собой.
– Было дело, помню, – важно кивнул второй центурион. – А потом головы солдат на кольях выставили – так, чтобы нам со стен было видно.
«На месте этих мутов я бы тоже так сделал», – мрачно подумал Книжник.
Вслух же спросил:
– А почему они, скажем, в сторону Морзавода не идут, а именно к вам, хоть и знают, чем это грозит?
– Не понимает! – усмехнулся центурион. – Да потому что с нашей стороны территория защищена, а значит свободна. А мутам жизненное пространство нужно, понимаешь? А на Морзаводе своих мутов хватает. Мы этот гадючник тоже когда-нибудь зачистим. Вот только с Констами разберемся…
Звучало вроде бы убедительно, да только была во всех этих доводах какая-то неприятная червоточинка. Ну не мог Книжник согласиться со смертью и кровью – пусть это даже были «генно-неполноценные» муты. Ему и нео, убитых под стенами Кремля, было жалко. Но там это были свирепые враги, а здесь…
– Консты – это кто? – спросил он, чтобы увести разговор в сторону.
– Еретики, – отрезал капеллан. – Хуже мутов. Потому что нет ничего хуже предательства.
– Когда-то мы были на одной стороне, – сказал консул. – Это было в Последнюю Войну и позже, когда обороняли город от нашествия диких орд. Мы бились плечом к плечу против общего врага. Потому что это просто: когда враг внешний, все легко и понятно. Сложнее становится, когда нет явного внешнего противника, но появляется внутренний враг. Вот здесь наши пути разошлись. Они поддались соблазну – вроде вас, кремлевских, – он усмехнулся. – Решили, что угроза чистоте генов не так страшна. Более того – они допустили мутов в свои ряды, – он нахмурился. – С тех пор у нас нет и не может быть ничего общего. Или мы, или они – вот как стоит вопрос.
– А как же Севастополь? – тихо спросил Книжник. – Вы могли бы защитить его от степняков, от бандитов. Сделать этот город таким, каким он был когда-то – прекрасным, сильным…
– Да, да, очистить город от врагов важно, – нетерпеливо сказал капеллан. – Но главное – очистить его от ереси. Чистота генотипа определяет чистоту души. Помни об этом, когда мы пойдем на Кремль!