— Ты не можешь задохнуться, Герберт, — возразил Суинбёрн.
— Это ты так говоришь!
Еще одно устройство привлекло их внимание. Это был большой бочкообразный механизм на трех ногах с несметным числом механических рук, каждая из которых кончалась плоскогубцами, паяльной лампой, пилой и еще каким-нибудь орудием. Вокруг него стояла группа техников и инженеров. Увидев Бёртона и Суинбёрна он повернулся, отделился от технологистов и неуклюже направился к ним.
— Здравствуйте, джентльмены, — сказал он таким же голосом, как и Спенсера, хотя его баритон был немного ниже.
— Привет, Изамбард, — ответил Бёртон, потому что, на самом деле, массивный механизм был знаменитым инженером — или, более точно, аппаратом по поддержанию жизни, в котором он находился с 1859 года, заслужив прозвище Паровой человек . — Экипаж Орфеяготов взять на борт механизмы и дополнительные запасы. Все ли готово?
— Да, сэр Ричард. Мои люди снимут... обнимут — о, простите меня — поднимутвсе наверх.
— Эй, Иззи! — пропищал Суинбёрн с озорной усмешкой в зеленых глаза. — Твое новое разговорное устройство сломалось?
— Нет, — ответил Брюнель. — Но оно не слишком активно... демонстративно... интуитивно — я имею в виду эффективно— взаимодействует с вычислительными элегантами — хмм, элементами— моего мозгового искристого — импульсного— калькулятора. На сенсорных узлах устройства происходят непредвиденные метания... выгибания — мои извинения — колебания .
— Клянусь шляпой! — воскликнул Суинбёрн. Да это хроническая болезнь! Я не понял ни одного слова. Абсолютная белиберда, для меня.
— Алджи, — прошептал Бертон. — Держи себя в руках!
— Все в порядке, сэр Пилчард... э, сэр Ричард, — прервал его Брюнель. — Мистер Сумасброд еще не простил меня за то, как я общался с ним во время дела Тека-Стригунчика. О, конечно удела — гмм дела— Джека-Попрыгунчика. Клир.
— Клир? — спросил Суинбёрн, пытаясь не хихикнуть.
— Случайный шум, — ответил Брюнель. — Повторяющаяся эмблема. Я хотел сказать проблема.
Поэт схватился за бока, нагнулся и разразился пронзительным смехом.
Бёртон вздохнул, его глаза округлились.
— Разговорное устройство мистера Брюнеля такое же как и мое, — вмешался Герберт Спенсер и, подняв латунный палец, коснулся округлого переплетения труб у себя на голове. — Но, как вы знаете, мой рассудок записан на черных алмазах, а его нет, и механизм лучше отвечает на импульсы из неорганического источника, чем из органического.
— Ха-ха-ха! — Суинбёрн вытер слезы с глаз. — Так у тебя еще есть немного плоти внутри твоего бака, а, Иззи?
— Достаточно, — прервал его Бёртон, оттаскивая своего крошечного помощника назад. Он вернулся к теме своего разговора. — Мы не опаздываем, Изамбард?
— Нет. Нам осталось только похоронить… сравнить — починить — вентиляцию и систему посева.. подогрева , но Лига трубочистов гарантировала, что сегодня в шесть вечера убьет — хмм, пришлет— новую секцию труб; сама работа отобьет — займет— около часа.
— Почему бы тебе не сделать трубу самому? — спросил Суинбёрн, который уже овладел собой.
— Пра — хмм — вила.
— Не так давно Жук добился права быть единственным производителем и продавцом труб, через которые ползают и которые чистят его люди, — объяснил Бёртон.
— Этот мальчик — гений, — прокомментировал Суинбёрн.
— Да, — согласился Бёртон. — Сейчас мы покидаем вас, Изамбард. Экипаж поможет вашим людям поднять груз на корабль. Пассажиры вернутся завтра в девять.
— Не хотите ли обгореть — осмотреть— экипажи перед отъездом?
— Нет времени. Мы расследуем убийство. Я должен идти.
— Прежде, чем вы уйдете, могу ли я подарить — поговорить— с вами наедине?
— Конечно.
Они немного отошли в сторону и несколько минут о чем-то говорили. Потом Паровой человек громко лязгнул и присоединился к группе технологистов.
Бёртон вернулся к Суинбёрну.
— О чем вы говорили? — полюбопытствовал поэт.
— Он рассказал мне кое-что о бэббидже, который вставлен в голову Джона Спика. Пошли.
— Я должен идти с тобой, босс? — спросил Спенсер.
— Нет, Герберт. Оставайся здесь и проверь запасы по описи.
— Заметано.
Попрощавшись с заводным человеком, Бёртон и Суинбёрн вышли из здания, пересекли двор и присоединились к детективам-инспекторам Траунсу и Честону, командору Кришнамёрти, констеблю Бхатти, Изабелле Мейсон, миссис Энджелл и Фиджету, а также к другим пассажирам, собравшимся у трапа винтокорабля. Помимо них там же стояли члены экипажа Д'Обиньи, Бингхэм и Батлер, получившие краткосрочный отпуск.
Вокруг них клубился густой желтый туман, посыпая одежду и кожу сажей, забивавшей рот и ноздри.
— Готовы? — спросил Бёртон друзей. — Тогда пошли и простимся цивилизованно, особенно с вами, матушка Энджелл. Я надеюсь, что, пока нас не будет, вы будете вести обычную жизнь.
Группа вышла из ворот станции, прошла вдоль внешней стены и пошла по тропинке через пустырь, спускавшийся к железнодорожным путям — место, связанное с неприятными воспоминаниями для королевского агента и его помощника: два года назад они бежали здесь, преследуемые бандой вервольфов, и их едва не раздавил локомотив.
Они спустились по тропинке к Киртлинг-стрит, которая быстро привела их на Баттерси-Парк-роуд. Отсюда гости Монктона Мильнса начали разъезжаться, кэбы повезли их домой. Миссис Энджелл и Фиджет забрались в хэнсом, который повез их на Монтегю-плейс, 14, Изабелла Мейсон взяла другой, на Оранж-стрит, гроулер остановился перед детективом-инспектором Честоном, командором Кришнамёрти и констеблем Бхатти, готовый увезти их домой.
Четвертый экипаж — четырехколесный кэб, запряженный паролошадью — Бёртон вызвал для себя, Суинбёрна и Транса.
— Скотланд-Ярд! — приказал полицейский.
— А не в дом Отто Штайнрюка? — спросил Бёртон, взобравшись в кэб и усевшись на сидение.
— Это в Илфорде, — ответил Траунс. — Слишком далеко для кэба, так что займем в Ярде винтостулья.
Кэб свернул на Найн-Элмс-лейн и запыхтел вдоль Темзы. Пассажиры вынули платки и прижали к носам, от кошмарного зловония реки их глаза слезились.
Бёртон выглянул в окно. Где-то вдоль дороги находился маленький дворик, где в 1839 году на юную девушку Сару Льюит напал Джек-Попрыгунчик — одно из множества нападений, совершенных Эдвардом Оксфордом в поисках своего предка. Прошло двадцать четыре года, и за это короткое время влияние Оксфорда полностью изменило Британскую Империю. Бёртону по-прежнему казалось невероятным, что один человек может так быстро изменить огромную страну, но в истории такое уже бывало — Цезарь, Чингисхан, Наполеон. Оксфорд, невольно, стал причиной смерти королевы Виктории. После чего его влияние стало тоньше — всего несколько неосторожных замечаний о будущем, сказанных Генри Бересфорду. Однако маркиз передал их Изамбарду Кингдому Брюнелю, намеки и предположения воспламенили замечательные таланты инженера и привели, помимо всего прочего, к созданию политического и культурного движения технологистов.
Пока инженеры и евгеники Брюнеля вкладывали всю свою энергию в изобретения, одно присутствие во времени Оксфорда — в форме Джека-Попрыгунчика — привело к созданию противоположной силы: либертинов, стремившихся изменить социальную политику и создать новый вид освобожденного человека.
Все эти элементы создали условия для быстро увеличивающегося хаоса, развитие которого ускоряли научные изобретения и безответственные социальные эксперименты. Чарльз Дарвин, которого называли «Палач Бога», попал под влияние своего двоюродного брата, евгеника Фрэнсиса Гальтона и, ошеломленный открывшимися возможностями, вышел за пределы здравого смысла.
Было уже около шести часов вечера, когда они добрались до Илфорда, и, хотя туман и поредел, уже наступил вечер и плохо освещенный город погрузился в полумглу.
Проехав на паросипедах по Кранбрук-роуд, они повернули налево, на Гренфилл-плейс.
— Нам нужен номер шестнадцать, — сказал Траунс.
Через минуту они увидели его: отдельный дом в стороне от дороги, скрытый за сучковатым и неестественно искривленным дубом.
— Клянусь Юпитером! — воскликнул Траунс. — Зачем кому-то понадобился этот монстр прямо перед домом?
Они открыли ворота, согнувшись под ветвями прошли внутрь и по дорожке дошли до парадной двери. В доме не было ни огонька.
Траунс поупражнялся с дверным молотком, необычно сильно, но им ответило только молчание.
— Мы расследуем убийство, — сказал он, отходя на два шага назад, — так что я без колебаний могу взломать дверь. Постойте в стороне, пока я поработаю плечами.
Бёртон поднял руку.
— Нет необходимости, старина. — Он вынул из кармана отмычку и сунул ее в замочную скважину. Спустя несколько мгновений раздался щелчок.
— Сезам, откройся! — скомандовал Суинбёрн, экспансивно взмахнув руками.
— Алджи, быть может ты вернешься к воротам и постережешь их? — предложил Бёртон. — Нам потребуется зажечь свет, и если, пока мы будет там, наш душитель вернется и увидит свет в окне, боюсь, он убежит прежде, чем мы его схватим. Кричи, если увидишь что-нибудь подозрительное.
Поэт кивнул и отправился обратно, а Бёртон и Суинбёрн вошли в дом. Человек из Скотланд-Ярда достал коробок спичек, чиркнул одной и зажег настольную лампу в прихожей. Она осветила три двери и лестницу наверх.
За первой дверью оказался маленький салон. Траунс зажег еще одну лампу, и двое мужчин увидели пять стульев, расположенных вокруг стола, на котором стояли пустые стаканы.
— Как будто здесь была какая-то встреча, — заметил Бёртон. Он проверил ящики стола и не нашел ничего, потом пошарил в буфете — с тем же успехом.
Вторая дверь вела в столовую, где они тоже не нашли ничего интересного, а третья в кухню. Кладовка тоже оказалась пуста.
— Боюсь, птичка улетела, — пробормотал Траунс.
— Давай еще раз обыщем салон, — предложил Бёртон.
Они вернулись в комнату и начали тщательно обыскивать ее. Королевский агент пошарил пальцами в пепельнице, нашел окурки сигар и обнюхал каждый.