— Да. Я перевожу его как «суть времени» или «дух эпохи», и отношу к атмосфере — или социополитическому климату — любого данного периода.
— Совершенно точно, и, с моей точки зрения, это феномен, полностью зависящий от истории. Не история создает zeitgeist, мы создаем историю, пытаясь объяснить zeitgeist. Мы выстраиваем последовательный рассказ, чтобы придать событиям что-то, напоминающее значение.
Медицинский фургон дернулся, когда его колеса перепрыгнули через выемку в дороге. Голова Бёртона ударилась о деревянный бок.
— Ух!
— Как твоя рука? — спросил Уэллс.
— Болит. А твоя нога?
— Сломана. А твоя голова?
— Заткнись.
— Возьми сигару.
Военный корреспондент передал последний оставшийся «Гофман» исследователю, который посмотрел на окурок и пробормотал:
— По меньшей мере легкие будут здоровее. — Потом сунул его в рот и с наслаждением вдохнул сладкий дым, а колонна людей и фургонов по-прежнему ползла, извиваясь, по волнообразному холмистому ландшафту.
В медицинские и продуктовые фургоны были запряжены паролошади и волы. Бёртон видел и нескольких неуклюжих немеханических лошадей, в том числе мегаломовиков, тащивших огромные артиллерийские орудия. За войсками вышагивали сенокосцы, а танки-скорпионы поднимали хвостами пыль, вившуюся над их кабинами; стволы их винтовок медленно качались вперед и назад.
— Эй! Рядовой! — крикнул Бёртон ближайшему британцу. — Где мы?
— В дерьме по самую макушку, приятель.
— Ха! А географически?
— Понятия не имею. Спроси Киченера!
— Мы почти на месте, сэр, — ответил голос с африканским акцентом. — До Танги около мили.
— Очень обязан, — сказал Бёртон. Он повернулся к Уэллсу. — Слышал? Мы почти около твоего города. Не хочешь выпрыгнуть наружу?
— К сожалению, прыгать — это все, что я могу.
Бёртон выскользнул через задний борт, дошел до кабины водителя и постучал по ней кулаком.
— Эй, остановись на секунду, пожалуйста?
Фургон остановился, он вернулся к Уэллсу, помог ему спуститься на землю и взять в руки костыли. Они оба надели каски, сошли на обочину и медленно пошли рядом с колонной.
— Бёрти, и в чем твоя мысль?
— Мысль?
— Об истории.
— А. Мы слишком верим в идею, что прошлое может нас чему-то научить. Нет, настоящее — вот кто читает нам лекцию. И мы настолько захвачены им, что никогда не видим лес за деревьями. Эй! Что с тобой?
Бёртон внезапно нагнулся и схватился руками за голову.
— Нет! — выдохнул он. — Да. Я думаю... — он выпрямился и глубоко вздохнул. — Да. Я в порядке. Прошу прощения. Яркое воспоминание о... о... о человеке, сделанном из латуни.
— Статуя?
— Нет. Механизм. Но он... он Герберт.
— Что? Я?
— Нет, извини, не ты, Берти. Но его... ну да... его тоже звали Герберт.
— Механический человек по имени Герберт? Ты уверен, что к тебе не вернулась малярия?
Бёртон прищелкнул языком.
— Мои мысли настолько перепутались, что для меня граница между реальностью и фантазией почти не существует. Я не уверен, что это воспоминание что-нибудь означает. Возможно, позже в нем будет больше смысла. Где твоя деревня?
Уэллс указал на смутно различимую тропинку, уходящую в густые джунгли колючих акаций. Деревья взбирались на пологий откос; через их кроны виднелись крыши домов.
— Вон там, — сказал Уэллс. — Кальтенберг находится прямо на краю Танги — практически удаленный район города. Его построили немцы на небольшом возвышении, в европейском стиле. Жители убежали в город несколько дней назад. Оттуда у нас будет хороший обзор.
— Мне кажется, или роль военного корреспондента действительно состоит в том, чтобы карабкаться на холмы и оттуда глядеть на разрушения?
— Да, что-то в этом роде.
Они пошли по грязной тропинке. Вокруг них сгрудились стволы деревьев, закрывая от глаз конвой. Через листву над их головами сверкало и вспыхивало небо, мимо ушей с жужжанием проносились москиты.
— Кто такой Кичинер? — спросил Бёртон.
— Военная шишка. Или был. Никто не знает, жив ли он или умер. Черт побери эту ногу! Черт побери эту жару. Черт побери Африку и все, что в ней есть! Извини, давай немного передохнем. — Уэллс остановился и, балансируя на костылях, вынул спичку и зажег сигарету. Он сделал затяжку, потом протянул сигарету Бёртону.
— Спасибо, Берти, но я пропущу. Моя любовь к дешевым сигарам не доходит до таких глубин. Кроме того она испортит вкус ириски.
— У тебя есть ириска?
— Свистнул у водителя. Четыре штуки. Я бы предложил тебе пару, но, боюсь, после табака ты не почувствуешь их вкуса.
— Грязная свинья!
Бёртон оскалился.
— И не строй мне свою отвратительную гримасу, — посоветовал Уэллс. — Иначе ты выглядишь таким чудовищным Мефистофелем.
— Ты напоминаешь мне кого-то.
— Кого?
— Не помню.
Он пошли дальше, военный корреспондент ловко скакал на костылях.
— Напомни мне, почему мы атакуем Тангу, — сказал Бёртон.
— Во-первых, — ответил Уэллс, — мы пытаемся вернуть себе все порты; во-вторых, мы хотим разграбить немецкие запасы; и, наконец, самое важное — мы считаем, что здесь скрывается командир
генерал-майор Пауль Эмиль фон Леттов-Форбек, и нам бы очень хотелось поставить точку в его жизненном пути. Этот человек — настоящий демон. Как военный гений он соперничает с Наполеоном!
К тому времени, когда они добрались до первого из коттеджей Кальтенберга, оба истекали потом.
— Помнишь, что такое снег? — пробормотал Уэллс, когда они вышли из-под акаций и вошли в деревню. — Я бы все отдал за то, чтобы сесть на санки, съехать с горы и опрокинуться в сугроб у подножья. — Внезапно он остановился и тихо сказал. — Ричард.
Бёртон тоже взглянул в проход между двумя коттеджами и увидел тело аскари в британской форме. Они подошли и проверили труп. Через все лицо африканца шла рваная рана, кожа по обе стороны он нее раздулась и сморщилась.
— Укус ищейки, — заметил Уэллс. — И он умер совсем недавно, я бы сказал.
— Берти, это была глупая мысль. Мы должны были остаться с колонной.
Уэллс покачал головой.
— Военный корреспондент должен все замечать и обо всем сообщать, Ричард. Когда мы доберемся до другого конца деревни, ты поймешь, что такого вида на Тангу больше нет. Оттуда мы увидим намного больше, чем из колонны. Не говоря уже том, что там мы почти наверняка останемся в живых.
Внезапно тишину прервал скрипучий шорох, похожий на стрекот саранчи, но неприятно громкий и угрожающий.
— Хмм. Быть может, я ошибся, — добавил Уэллс, широко раскрыв глаза. — Откуда этот шум?
— Не знаю.
Они вышли из прохода и немедленно увидели ищейку, неуклюже вывалившегося из одного из коттеджей, мимо которого они уже прошли. Жуткая тварь — переплетенье колючих щупалец и хлещущих в воздухе усиков. В середине пульсировал красный мясистый цветок, из которого в воздух поднимались два очень длинных побега, покрытых шипами. С пронзительным треском они терлись друг о друга — ужасное яростное движение! Извиваясь, растение катилось вперед на узле из спутанных белых корней — и очень быстро.
— Бежим отсюда! — крикнул Бёртон. — Бросай костыли, Бёрти! Я тебя понесу!
— Но...
Уэллс больше не успел ничего сказать. Бёртон вышиб из его рук костыли и вскинул невысокого человека на плечи. Тяжело топая сапогами, он побежал.
— Черт побери! — выдохнул он. — Алджи был намного легче!
— Кто?
— Гмм. Алджи. Бисмалла! Ты заставил меня его вспомнить! Как, ко всем чертям, я мог забыть его?
— Не знаю и как раз сейчас мне наплевать. Беги!
Бёртон, изо всех сил работая ногами, почувствовал, как загорелись мышцы бедер, а ищейка быстро догонял его.
— Совсем близко! — проверещал Уэллс.
И тут знаменитый исследователь увидел приоткрытую дверь дома, мимо которого он пробегал. Свернув туда, он проскочил внутрь, сбросил Уэллса на пол и захлопнул за собой дверь. В то же мгновение ищейка с ужасной силой ударился об нее, так что рама вокруг замка треснула. Бёртон быстро поставил на место верхние и нижние задвижки. Шипы впились в дерево снаружи.
— Дверь долго не продержится. Как ты?
— Приземлился на ногу, — простонал Уэллс.
Бёртон помог военному корреспонденты подняться.
— Пошли наверх. Бог мой, голова! Воспоминания ошарашили меня!
Он подставил Уэллсу плечо, они поднялись по лестнице и вошли в спальню. Остальные комнаты, как оказалось, были превращены в кладовки.
Снизу доносился грохот беснующихся щупалец. Бёртон тяжело дышал. Опустив Уэллса на кровать, он, пошатываясь, подошел к стене, оперся на нее спиной и прижал ладони к глазам.
— Алджернон, — прошептал он, потов взглянул вверх, по его щекам текли слезы.
— Что? — спросил его низкий корреспондент.
Бёртон не ответил. Он глядел за друга, в зеркало на туалетном столике, и оттуда на него посмотрело совершенно незнакомое лицо. Он упал в его черные, наполненные отчаянием глаза, и его переполнило такое всепоглощающее чувство потери, что сознание начало раскалываться.
— Ричард! — рявкнул Уэллс. — Эй!
Комната вернулась на место.
— Где я? — выдохнул Бёртон. Он чувствовал себя опустошенным и разбитым.
Уэллс молча указал на окно.
Со всхлипом вздохнув, Бёртон подошел к окну и тут же отшатнулся, увидев колючую лозу, ползущую по стеклу.
— Управляемая и ускоряемая эволюция, — заметил военный корреспондент. — Еще одна непродуманная чудовищная идея евгеников. Когда-то эта штука была человеком в экипаже. А теперь погляди на этого дьявола! И кто такой этот Алджи?
— Алджернон Суинбёрн.
— Поэт? Да, конечно, ты же знал его, верно?
— Он был... да... моим помощником.
— Неужели? И в чем?
— Не имею понятия. Но я помню, что вынес его из огня на плечах.
— Огонь — это то, что нам сейчас надо. Единственный способ уничтожить ищейку. Отойди подальше от окна, Ричард. Стебли вполне способны проломить стекло.
Бёртон быстро отступил назад. Он оглядел комнату — мебель, картины, украшения. Везде кишели муравьи и тараканы. И даже это что-то пробудило в его памяти, изнутри выплыло имя «Ригби», потом погрузилось обратно.
— Мою ногу гложет адский огонь, — пожаловался Уэллс.
— Оставайся, здесь, я пошарю в другой комнате, — ответил Бёртон. Он вышел на плошадку, потом в комнату за ней. Уэллс сел и стал массировать правое бедро.
Громкий треск внизу — парадная дверь треснула, не выдержав непрерывной атаки ищейки.
Бёртон вернулся.
— Нашел что-нибудь? — спросил Уэллс.
— Целую бутылку. — Бёртон показал сосуд с широким горлышком. — Скипидар.
Уэллс вытащил что-то из кармана пиджака.
— Коробка с четырьмя спичками. Меняю на две ириски.
— Идет.
Бёртон подошел к окну, поставил бутылку на пол, взялся двумя руками за раму и изо всех сил потянул ее вверх. Она громко заскрежетала и заклинила, поднявшись не более, чем на фут.
— Берегись! — крикнул Уэллс.
Исследователь отшатнулся от окна, а два молотящих по воздуху стебля прорвались через стекло и дерево, обдав обломками обоих людей. Колючие придатки стегали по комнате, разнося на куски мебель и оставляя длинные глубокие выемки на стенах.
Уэллс, не думая, бросился обратно на кровать, схватил тонкий матрас и обмотал его вокруг себя. Потом вскочил на ноги и метнулся к окну, истошно закричав, когда боль ножом ударила по его раненой ноге. Наступив на стебли, он прижал их к полу. Они брыкались и извивались под ним, ударяя по матрацу и кромсая его на куски.