— Это Отель Ницше! — объяснил Уэллс.
Разряд боли пробежал по голове Бёртона.
— Ницше? — выдохнул он. — Я знаю это имя! Кто это?
— Советник Бисмарка, — ответил Уэллс. — Самый могущественный человек в Великой Германской Империи, после самого императора.
— Он... он собирается... он собирается предать Бисмарка! — хрипло сказал Бёртон. — И овладеть империей. В этом году!
Уэллс удивленно посмотрел на друга.
— Откуда ты можешь это знать? Ты же из прошлого, не из будущего.
Бёртон, тяжело дыша, пытался вспомнить. — Я... что-то... я должен что-то сделать с Распутиным.
— Если Рас...
— Погоди! — прервал его Бёртон. — 1914. Сейчас 1914! Распутин умрет в этом году. Я убил его!
— Парень, это полная чушь!
Бёртон опустил голову и в отчаянии заскрежетал зубами. Крошечный кусочек земли перед его лицом внезапно вспучился и оттуда появился зеленый росток. Исследовать с изумлением наблюдал, как растение быстро увеличивается прямо перед его глазами. На нем появились почки, потом цветы, и все с феноменальной скоростью.
Красный мак.
Уэллс внезапно схватил его за руку.
— Что это?
Бёртон взглянул наверх и увидел, как в самых разных местах вокруг города в воздух взвились толстые черные пятна, извиваясь и крутясь, как живые. Они расширились, стали плоскими и нырнули на улицы. Стрельба продолжалась, но к ней присоединились далекие крики.
— Что за черт? — прошептал Уэллс.
Спустя несколько минут из горящих зданий выбежали британские солдаты. Бросив винтовки и суматошно размахивая руками, они вопили от боли. Многие, извиваясь, кидались на землю, катались по ней и неподвижно замирали. Один из Аскари взобрался по склону и упал прямо перед остолбеневшими наблюдателями. Он забился в судорогах, потом из горла донесся хрип, глаза широко раскрылись и он умер.
И он был весь покрыт пчелами.
— Бежим! — крикнул Уэллс. — Евгеническая чертовщина!
Еще больше людей, крича, карабкались к ним.
Бёртон вздернул Уэллса на ноги, сунул в руки костыли и потащил обратно в Кальтенберг. Стрельба за их спинами ощутимо приблизилась.
— Контратака! — крикнул Уэллс. — Беги, Ричард. Спасайся. Бросай меня.
— Не будь чертовым дураком! — проворчал Бёртон. — Что это за смехотворная война, в которой нашу армию побеждают пчелы?
В это мгновение одно из насекомых ужалило его в в заднюю поверхность ладони. Потом другое, в шею. Третье, в челюсть. Боль была в сто раз сильнее, чем от обычного жала, и он завопил, отгоняя пчел. Почти немедленно перед глазами все поплыло, сердце застучало как сумасшедшее — яд начал распространяться по организму. Он зашатался, но его подхватили под бока два британских томми и потащили дальше.
— Давай, парень! — сказал один. — Шевели своей чертовой задницей!
— Берти! — крикнул Бёртон, но слова не хотели выходить из горла.
— Не беспокойся о приятеле, — рявкнул другой солдат. — Он нем позаботятся. Двигай копытами. Тебя ужалили?
— Да. — Ноги Бёртона уже не работали, в ушах гудело, земля стремительно крутилась перед глазами.
Издали слышались голоса солдат.
— Хватанул чересчур. Брось его.
— Нет, он оклемается.
— Он нас замедляет. Аах! Меня ужалили!
— Я не брошу живого. Помоги мне, черт тебя побери.
Выстрел. Свист пули.
— Они здесь.
— Бежим! Бежим!
Бёртон пришел в себя. Его волокли двое.
— Я могу идти, — прошептал он, и, встав на ноги, открыл глаза.
Его ослепил свет, лившийся с неба и отражавшийся от песка. Он поднял руку, защищая глаза, и почувствовал большую шишку над правой бровью. Она была липкой от крови.
— Кружится голова, капитан? — спросил Вордсворт Прайс, второй помощник.
— Вас как следует стукнуло, — заметил другой. Бёртон по голосу понял, что это Сирил Гуденаф, один из инженеров.
Вокруг все закрутилось и завертелось, потом зрение опять прояснилось. Он огляделся и прохрипел:
— Со мной все в порядке. Немного оглушило. Мы упали?
— Бомба уничтожила наши правые моторы, — ответил Прайс. — Нам еще повезло, что мы летели низко. Тем не менее, нас развернуло направо, мы упали и чертовски сильно ударились.
Бёртон посмотрел на Орфей .
Огромный винтокорабль перевернулся, корма треснула, пилоны разлетелись на куски. Из трещин в корпусе шел пар и поднимался в голубое утреннее небо. Солнце встало совсем недавно, но было уже невыносимо жарко. Длинные тени вытянулись от обломков, от фигур людей и от тел, лежавших на песке на некотором расстоянии от корабля.
Рядом с Бёртоном неожиданно появился Уильям Траунс. Пиджак и рубашка детектива были изорваны и запятнаны кровью от многочисленных, но неглубоких порезов и царапин.
— Мне кажется, все наши остались в живых, кроме Жука, — сказал он. — Мальчик исчез.
— Наше положение? — спросил Бёртон, боясь ответа.
— Тринадцать мертвых. Первый помощник Хенсон; рулевой Уэнэм и его помощник д'Обиньи; штурман Плейфэр; такелажники Чемпион, Пристли и Дэу; оба кочегара, Джеррард и Этеридж; истопник Рис-Джонс и, конечно, этот подлец Артур Бингхэм. Боюсь что и Дэниел Гуч, тоже.
Бёртон застонал.
— Констебль Бхатти умер смертью героя, пусть небеса благословят его, — сказал Траунс.
— Да, ты прав. Теперь мы обязаны выжить, хотя бы ради его самопожертвования. Что с ранеными?
— Том Честон еще без сознания. Капитану Лоулессу проткнуло левую ногу. Инженер Хендерсон и квартирмейстер Батлер в критическом состоянии: кости переломаны, внутренние кровоизлияния. У мисс Мейсон было вывихнуто плечо, поставили на место. Она вскоре будет на ногах. У всех порезы, ушибы и царапины. Суинбёрн не пострадал. У Спенсера сильно помяты и перекошены ноги. Сестра Рагхавендра не пострадала, как и мастер Уайльд и Корниш. Кришнамёрти пришлось перевязать с ног до головы, но серьезных травм нет. Он очень горюет по двоюродному брату, бедняга. — Траунс остановился и тихо добавил. — До чего же все перемешалось!
— И еще жара, она быстро усиливается, — добавил Прайс. — Мы стукнулись посреди пустыни.
— Капитан, я полагаю, выбыл из строя, — сказал ему Бёртон, — значит теперь командовать будете вы. Мне кажется, имеет смысл взять из обломков все полезное. Мы должны немедленно построить какое-нибудь укрытие рядом с кораблем. И, пожалуйста, скажите мне, что цистерны с водой не пострадали.
— Половина. И в них достаточно воды.
— Хоть что-то хорошее. Надо налить воды в бутылки и раздать людям.
— Я немедленно распоряжусь.
Прайс быстро пошел к кораблю.
Траунс прочистил горло.
— Гмм, капитан. Эта жара... нет... то есть, ну, как мы должны позаботиться... гмм... что нам сделать с мертвыми?
Бёртон сжал челюсти, на миг закрыл глаза, потом вновь открыл их и посмотрел на друга:
— Мы не можем похоронить их. Уильям. Пески постоянно движутся. Но мы не можем оставить их непогребенными — здесь есть хищники. Остается только одна возможность — огонь.
Траунс какое-то время обдумывал его слова, потом резко кивнул и сказал:
— Я займусь этим. — И пошел прочь.
Бёртон повернулся к инженеру Гуденафу:
— Что с грузовым трюмом и оборудованием экспедиции?
— Невредимы, сэр. Экипажи почти не пострадали. Перевернулись, конечно, но можно быстро привести в порядок. Ваши припасы выглядят так, как будто по ним прошелся торнадо, но, осмелюсь сказать, мы можем их разобрать. Я присмотрю за ними.
— Спасибо. Я помогу вам с ними.
Бёртон подошел туда, где доктор Квайнт и сестра Рагхавендра занимались ранеными. Томас Честон уже сидел, но, очевидно, еще не полностью пришел в себя — бессмысленный взгляд, нижняя челюсть безвольно висит, все лицо в крови.
Доктор осматривал Чарльза Хендерсона, который был наполовину в сознании и слабо стонал.
— Почти все, кто был на мостике, погибли, — сказал он. — Что касается остальных, степень их ран зависит от того, где они были в момент удара о землю. — Он встал, отвел Бёртона в сторону и тихо продолжил. — Если мы не отправим раненых в больницу, они все погибнут.
Бёртон оглядел ландшафт. На севере, за упавшим Орфеем , на востоке и на юге бледный песок тянулся к горизонту — бесконечная вереница больших дюн. И только на западе тонкая полоска зелено-коричневой земли припала к далеким холмам.
— Если я смогу достать из трюма свои инструменты — и они не пострадали — я смогу установить наше местоположение, доктор. И тогда мы сможем подумать о том, как добраться до ближайшего поселения.
— Но, сэр, я уже говорил, эти людей необходимо доставить в больницу.
— Уверяю вас, доктор, арабы — мастера в искусстве медицины. Они изобрели хирургию.
— Очень хорошо. Доверяю вашему суждению, сэр.
Бёртон взглянул на сестру Рагхавендру. Она слегка наклонила голову — знак, что с ней все в порядке. Он отошел, чувствуя себя странно отстраненным. Голова раскалывалась, сухое тепло пустыни уже начало пить из него влагу. Через пару часов здесь будет пекло. Сейчас главное — укрытие. И только не внутри Орфея — солнце скоро превратит его в гигантскую печь.
Подошел Суинбёрн вместе с Оскаром Уайльдом и Вилли Корнишем. С бледных лиц обеих мальчиков смотрели широко открытые глаза. Уайльд баюкал правую руку.
— Сломана, Язва?
— Нет, простое растяжение, капитан Бёртон. Кажется, тряхнуло скорее мои мозги, чем тело. Корабль стал падать, как только я ушел с мостика. Был на волосок от смерти.
— А ты, мастер Корниш?
— Ударился головой, сэр. Очень сильно.
— Я тоже. И как?
— Не так плохо, сэр.
— Молодец. Алджи, похоже только на тебе одном нет ни царапинки.
— Да, но не спрашивай почему, — ответил Суинбёрн, посмотрев на пациентов сестры Рагхавендры. — Клянусь шляпой! Меня швыряло как мячик. Что за подлость, Ричард! Они хотели убить невинных людей, женщин и детей, и только для того, чтобы остановить экспедицию!
— Уже хотя бы поэтому мы обязаны победить, — проворчал Бёртон. Он посмотрел на подбитый Орфей. — Алджи, я хочу, чтобы, когда инженеры обезопасят его, ты и мальчики обыскали корабль. Найдите Жука.
— Но жив ли он, мистер Бёртон? — обеспокоено спросил Корниш.
— Не знаю. Но если жив, мы должны вытащить его оттуда прежде, чем он изжарится. Бог мой, а это еще что такое?
Бёртон, разинув рот, глядел на приближающуюся фигуру. Она выглядела как стоящий на задних ногах бурый медведь, но мешкообразный и блестящий, с узкой странной головой, на которой примостилась Покс. Вещь двигалась неровной качающейся походкой, раскачиваясь из стороны в сторону. Болтунья махала то одним крылом, то другим, чтобы удержаться на месте.
— Вот те на! Монстр! — воскликнул Корниш, ныряя за Бёртона и припадая к его ногам.
— Заразная зловонная обезьяна! — просвистела Покс.
— Привет, босс, — прогудел механической голос из-под птицы.
— Это ты, Герберт?
— Ну. Повредил чертову ногу, ту, что с артритом. Как будто вогнали в нее большой зуб. Не могу ходить прямо! И еще пара царапин. Все тело чешется. Наверно от проклятого полиметилена.
Суинбёрн фыркнул.
— Герберт, твое тело не может чесаться. Оно из латуни!
— Знаю. Но говорю тебе, зудится, страсть!
Герберт полностью завернулся в плащ, надел перчатки на трехпалые руки и сапоги на железные ступни. Просторное одеяние свободно колыхалось вокруг его торса и ног, туго обматывало голову, и держалось на двух эластичных поясах. В нем были проделаны три отверстия, через которые можно было видеть круглые черты его «лица».
— Не могу сказать, что твой костюм достоин Сэвил Роу, — заметил Бёртон, — но выглядит функционально и защитит тебя от летящего песка. Пошли, поможем экипажу.