— Если вы любили ее, то нашли довольно странный способ выразить свою любовь.
— Я любил ее и все еще люблю. И она любила меня. Она вышла за меня замуж.
— Марта была лишь доверчивой девочкой из Донни- торпа. Вы бросили ее, не сказав ей ни слова на прощание.
Холмс следил за саблей в руке Хадсона, готовясь отразить атаку.
— Отец умолял меня поехать с ним, помочь ему спастись, — вспыхнул Хадсон. — У меня не было выбора.
— Ну конечно, — Холмс заметил, что сабля дрогнула. — Вы сбежали вместе со своим отцом, когда он был разоблачен как шантажист и бывший грабитель. Закон счел бы это отягчающими обстоятельствами. Вы пожертвовали любовью Марты. Вы отказались от нее, и теперь она испытывает к вам одно только презрение.
— Слова, слова, — рассвирепел Хадсон. — Зачем вы говорите о законе? Нет больше никакого закона. Мы с вами здесь одни и сами уладим это дело!
— Не совсем одни, я подозреваю, — спокойно сообщил Холмс. — Кто-то — или что-то — собирается к нам присоединиться. Прислушайтесь!
Снаружи, на улице, что-то лязгало и звенело. Шум становился все громче.
— Осмелюсь предположить, что это марсианская боевая машина, — сказал Холмс. — Я был очень осторожен, когда шел сюда, но вы ввалились, громко вопя при этом. Видимо, марсианин выследил вас и последовал за вами.
Снова, теперь совсем близко, раздался лязг.
— Ничего там нет! — завопил Хадсон. — Просто ставня скрипит на ветру. Ваши уловки меня не испугают, Холмс. Говорите, где Марта!
Он бросился вперед, подняв над головой саблю. Холмс схватил табурет и выставил его перед собой. Хадсон сделал резкий выпад. Острие сабли глубоко ушло в деревянное сиденье, когда Холмс парировал удар. В это мгновение с улицы послышался гулкий грохот, подобный раскату грома.
Дверь и окна обрушились внутрь кусками дерева, щепками и осколками стекла.
Отбросив табурет, Холмс метнулся к задней двери. Хадсон обернулся; помещение заполнилось жужжащим гулом и громким лязгом металла, в проеме среди зазубренных обломков досок показались очертания громадной куполообразной машины.
Как тень, Холмс скользнул в открытую дверь и сбежал по ступенькам вниз, в темноту. Здесь он остановился и оглянулся на трактирный зал.
Хадсон изрыгал проклятия. К нему из проема, извиваясь, тянулось длинное, мрачно мерцающее щупальце. Хадсон отбежал назад и в отчаянии взмахнул саблей. Лезвие отскочило от щупальца с металлическим лязгом, сабля выпала из руки Хадсона и загрохотала, покатившись по полу.
Хадсон закричал. Щупальце с молниеносной быстротой дважды обвилось вокруг его тела, словно питон, хватающий добычу. Хадсон продолжал отбиваться и кричать. Марсианин, не обращая внимания на попытки несчастного высвободиться, легко приподнял своего пленника и выволок его наружу.
Холмс на цыпочках спустился еще ниже, ощупью ведя рукой по стене. Сквозь маленькие окошки подвала проникал слабый свет. Наверху раздавалось царапанье, стук, время от времени слышался звон разбившейся бутылки или стакана. Щупальца марсианской машины, понял Холмс, вновь протянулись в зал. Марсианин искал еду, человеческую еду. Холмс стоял неподвижно, как статуя. Низкое жужжание и лязг возобновились, отдаваясь гулкими ударами, словно топотом колоссальных ног. Марсианин уходил.
Холмс бесшумно взбежал по ступенькам и осторожно выглянул наружу. Гигантский враг находился на расстоянии примерно квартала от него. Куполообразный кожух поворачивался в разные стороны. Марсианин развернулся и внезапно бросился обратно к трактиру. Холмс мельком разглядел стальную корзину на спине чудовища, в ней металась человеческая фигура — Хадсон.
Он промчался через трактирный зал и скатился по лестнице в подвал. За собой Холмс услышал тяжкий грохот, подобный взрыву, как если бы вся передняя стена здания внезапно осела. Пол над ним задрожал от падающих досок и кирпичей.
И вновь тишина. Сила и ярость собственного нападения, сослужили чудовищу дурную службу — дичь ускользнула. Должно быть, стена обрушилась, надежно похоронив подземное убежище.
Двигаясь как можно тише, Холмс обследовал подвал в неверном свете, падавшем сюда из крошечных окошек. Помещение было облицовано каменными плитами. По углам кладовой стояли бочонки — судя по всему, с соленой рыбой — и корзины с высушенными овощами. На отдельной полочке хранились консервированные деликатесы. Холмс наполнил вместительные карманы куртки банками с омарами, сардинами, языком и паштетом.
Необходимо было выбраться из подвала, но тот путь, каким он пришел, был завален обломками; к тому же, марсианин мог все еще караулить у разрушенного трактира. Стараясь не выдать себя ни малейшим шорохом, Холмс взобрался на массивный ящик для угля в дальнем конце подвала. Над ним в потолке виднелся квадратный люк. Холмс откинул люк и выбрался наружу.
Он очутился в мощеном дворике, защищенном сверху крышей из дранки. В темноту уходил узкий проход, который вел к задней двери галантерейного магазина. Дверь оказалась закрыта, но Холмс, точно опытный взломщик, легко справился с замком при помощи отмычки. Он прошел в темное помещение магазина. Ни на улице, ни по дороге домой он не заметил никаких признаков затаившейся угрозы.
Утром Холмс вновь стал осматривать окрестности, сперва с крыши собственного дома, затем из-за парапета на крыше дома Кэмдена. На протяжении нескольких часов он разглядывал улицу за улицей в мощный полевой бинокль; теперь, когда дым фабрик над Лондоном рассеялся, видно было далеко во всех направлениях. Несколько раз он слышал отдаленный вой сирен, но враг не показывался, за исключением двух-трех машин далеко на северо-востоке. Холмс подумал было о разведывательной экспедиции в Примроз-хилл, но сразу же отбросил эту мысль.
Вечером Холмс, не зажигая лампы, сидел в сумерках и тихо наигрывал на скрипке любимую мелодию Марты, аккомпанируя своим мыслям. После он достал бумагу и работал над отчетом о марсианах, пока не пришла темнота.
Проснувшись в воскресенье утром, Холмс напомнил себе, что десятый и последний цилиндр, вероятно, накануне ночью упал на Землю. По-прежнему нигде не слышалось ни лязганья, ни угрожающего гудения марсианских машин. Холмс взял с каминной полки сафьяновый несессер, где много лет хранился его шприц для подкожных инъекций, осмотрел пузырьки с кокаином и морфием, так долго пылившиеся без дела. Сейчас он не чувствовал необходимости подстегивать свой мозг — сама сложность и необычайность расследования наполняла энергией все его существо и заставляла его ум действовать с поразительной быстротой.
Он думал о мыслительной деятельности марсиан. В своей обычной эксцентричной манере сам Холмс часто говорил, что является по преимуществу разумом, тогда как остальная часть тела — не более чем придаток. Что ж, в сравнении с разумом противников его собственный мыслительный механизм был не столь уж плох.
Несколько часов спустя Холмс спустился вниз, прошел молчаливую Бейкер-стрит и по замершим улицам добрался до тенистого оазиса Риджент-парка. Впереди, на расстоянии около мили, находился Примроз-хилл; там располагался штаб захватчиков. Холмс застыл в дверном проеме. Над зелеными деревьями Риджент-парка вдруг пронесся резкий, продолжительный крик.
Крик не был таким скрежещущим и властным, как раньше. В нем слышалась не прежняя металлическая нота, но настоящий голос — и в голосе этом звучало беспокойство, едва ли не мольба. Холмс пристально оглядел парк. В отдалении, чуть выше деревьев, в воздухе висело бледно-зеленое облачко, тот пар, что выпускали марсианские машины. Облачко оставалось неподвижным; механизм, который породил зеленый пар, также был недвижим, заключил Холмс. Вновь послышался жалобный крик, словно мольба о сострадании.
Холмс нахмурился, раздумывая о новой загадке. Через несколько минут, покинув свое укрытие, он кружным путем направился домой. Позади, в парке, крик смолк и наступила тишина.
В гостиной он поглядел на часы. Почти полдень, пора было что-то поесть. Холмс вскипятил воду для чая, вскрыл коробку с галетами и две банки отборных итальянских сардин. Он разделил припасы на несколько частей, немного поел и устроился в кресле, сомкнув кончики пальцев и размышляя над тем, что уже случилось и что произойдет дальше.
Было ясно, что марсиане передвигались теперь по Лондону с куда меньшей свободой. Они по-прежнему с тяжелым грохотом топтали мостовые, но наглая и самоуверенная хватка марсианских хищников начинала слабеть. Сведения, которые он направил в Бирмингам — Хопкинс, надо полагать, к этому времени добрался туда — должны по-мочь. Результаты новых наблюдений подскажут человечеству следующий шаг в борьбе со смертельной опасностью.
Ключом к разгадке стала красная трава. Именно трава стала уликой, заменившей процесс дедукции. Трава росла с невероятной быстротой, но так же стремительно угасала; поток воды уносил прочь мертвые листья. Трава не сумела выжить в земных условиях. Не случится ли то же с хозяевами машин, властелинами тепловых лучей и черного дыма?
Весьма вероятно.
Холмс вспоминал эпизоды мировой истории — то ту, то другую человеческую расу уничтожали смертоносные эпидемии. Доблестные индейские воины заразились корью от белых пионеров Америки, целые племена их вымерли от болезни, которая считалась в Европе сравнительно легким детским заболеванием. Туземные расы островов южной части Тихого Океана, великолепно развитые физически, погибли от такого пустяка, как обычная простуда. Их организмы не знали, как одолеть простуду — и простуда покончила с ними.
Хадсон был простужен. Щупальце марсианина, схватившее его на глазах Холмса, унесло не только человека, но и его болезнь. Что бы ни сотворили марсиане с Хадсоном, что станут они делать с его болезнью?
Что они могут сделать?
Прилетев с Марса, все захватчики собрались в порабощенном Лондоне. Достаточно заразиться одному, и эпидемия не пощадит никого из них. Все пятьдесят до единого подхватят неизлечимую болезнь и умрут в мучениях. Отныне Шерлок Холмс был в этом совершенно уверен.
Из раскрытого окна донеслось пение птицы. Мрачное, суровое выражение исчезло с лица Холмса. Прислушиваясь к птичьим трелям, он жалел, что остался в одиночестве и не может ни с кем обсудить свои умозаключения. Нет, не с Мартой — напротив, он был счастлив, что она находилась в относительной безопасности, вдалеке от Лондона. Мориарти, как ни жаль, посвятил свой гений преступлению и погиб в давней схватке на Рейхенбахском водопаде. Холмс одолел Мориарти с помощью приемов восточной борьбы, которую его наставник-азиат называл то баритсу, то джиу-джитсу или дзюдо. В восточной борьбе сила противника использовалась против него самого, чересчур уверенное и яростное нападение оборачивалось падением в пропасть. Такая судьба может постигнуть и марсиан, если человечество применит в бою принципы баритсу и не станет поддаваться безрассудной панике.
Будь покойный Мориарти союзником, у него хватило бы силы и храбрости, чтобы оказать помощь. Челленджер, безусловно, направит всю мощь своего разума на борьбу с захватчиками и поможет спланировать кампанию — остается надеяться, что он выжил во время нападения марсиан под Уокингом. И все же больше всего Холмс мечтал снова увидеть верного, надежного Уотсона, где бы тот ни находился.