— Прекрасно.
Потом добавила:
— Великолепно.
А потом я разразилась рыданиями.
* * *
Я проснулась. По крайней мере я так думала.
Я увидела много света и мягкую бежевую наволочку. Но мне казалось, что мои глаза увеличились раза в три. Я чувствовала, как опухли веки. Голова словно была набита ватой. В ушах создалось забавное ощущение, как будто они стали огромными тоннелями, способными пропустить поезд. Чертовски болело горло. И наконец, тело казалось таким тяжелым, что мне бы потребовались все силы, только чтобы сдвинуться хотя бы на дюйм.
Я сделала усилие и сумела приподняться на локте. Тогда я сделала еще одно усилие и убрала волосы с глаз.
Я увидела яркий, солнечный день через верхнюю часть треугольного окна, отгороженного перилами. Я видела снег, много снега, и сосны, тоже много. Если бы я не чувствовала себя так ужасно, я бы поняла, как прекрасна была открывшаяся мне картина.
Осторожно, поскольку моя набитая ватой голова еще и кружилась, я осмотрелась вокруг и узнала спальню на втором этаже дома с интернет-сайта.
— Я сплю, — пробормотала я. Голос охрип, и было больно говорить.
Также мне нужно было воспользоваться ванной комнатой, дверь в которую я видела перед собой.
Я собрала остатки своей подходившей к концу энергии, чтобы свесить ноги с кровати. Встав, я покачнулась, потому что поняла, что мне очень плохо. Потом я покачнулась еще раз, когда посмотрела на себя.
На мне была огромная мужская футболка. Красная. Вернее, красной она была когда-то давно. Теперь она была бледно-красной. На левой стороне груди был нарисован какой-то мультяшный персонаж, похожий на лохматого человечка, игравшего на пианино, над которым полукругом было написано «Бар моего брата».
Я оттянула воротник футболки и уставилась на свое тело. Полностью обнаженное, за исключением трусиков.
Отпустив воротник, я прошептала:
— О Боже.
Что-то случилось.
Последнее, что я помню, как укладывалась спать на заднем сиденье арендованной машины, накрывшись свитерами, и надеялась, что кто-нибудь наткнется на меня рано утром.
Я безуспешно пыталась вытащить машину из кювета, но сдалась, потому что устала и плохо себя чувствовала. Я решила не бродить по неизвестной местности в поисках главного шоссе или кого-нибудь достаточно глупого, чтобы сесть за руль в слепую метель. Вместо этого я решила переждать.
Я также думала, что не смогу заснуть, особенно в машине, в кювете, во время метели, да еще после такой разборки с неприветливым, но безумно привлекательным мужчиной. Так что я приняла лекарство, смягчающее кашель, в надежде пересилить подступающую простуду, накрылась свитерами и улеглась на заднее сиденье.
Определенно, проблем со сном у меня не возникло.
А теперь я была здесь.
В коттедже.
Одетая только в трусики и мужскую футболку.
Может быть, это и есть мой самый кошмарный буран в горах Колорадо. Странные вещи случаются с женщинами, которые путешествуют в одиночку. Странные вещи, означающие, что этих женщин больше никто никогда не увидит.
И все это полностью моя вина. Я хотела сделать перерыв. Хотела приключение.
Я подумала, что мне следует бежать со всех ног. Но сложность в том, что я больна и мне очень нужно в ванную.
Я решила первым делом сходить в ванную, а уж потом думать, как выбираться из моего личного фильма ужасов.
Сделав свои дела (ванная — чтоб ее! — оказалась грандиозной, в точности как на фото) и помыв руки, я вышла в спальню и увидела, что потрясающий, но неприветливый мужчина, также известный как Макс, поднимается по винтовой лестнице.
Как всякая глупая, безмозглая героиня любого ужастика я застыла на месте и поклялась себе: если выберусь отсюда живой, то больше никогда не стану смеяться над глупыми, безмозглыми дурочками в фильмах ужасов, как всегда поступала до этого.
Мужчина вошел в комнату и посмотрел на меня.
— Ты проснулась, — заметил он.
— Да, — настороженно ответила я.
Он взглянул на кровать и снова на меня.
— Я позвонил в «Трипл А». Они приедут и вытащат твою машину.
— Хорошо.
Он склонил голову на бок, разглядывая мое лицо, и спросил:
— Ты в порядке?
— Да, — соврала я.
— Выглядишь не слишком хорошо.
Тут же свою уродливую голову подняла еще одна глупая, идиотская женская черта, и я оскорбилась.
— Спасибо, — язвительно фыркнула я.
Кончики его губ приподнялись в улыбке, и он сделал шаг ко мне.
Я сделала шаг назад.
Заметив мою реакцию, он остановился и нахмурился:
— Я хотел сказать, что на вид не скажешь, что ты хорошо себя чувствуешь.
— Я в полном порядке.
— И по голосу не скажешь, что ты хорошо себя чувствуешь.
— Это мой нормальный голос, — снова соврала я.
— Прошлой ночью он был не таким.
— Сейчас утро. Я только что проснулась. По утрам у меня такой голос.
— Твой утренний голос звучит так, будто у тебя дерет горло и заложен нос.
— У меня аллергия, — продолжала врать я.
Он посмотрел в окно и снова на меня:
— На снег?
Я тоже посмотрела в окно и снова перевела взгляд на мужчину, когда он продолжил:
— В таком холоде не выживет ничего, способного вызвать у тебя аллергию, Герцогиня.
Я решила сменить тему разговора, однако слегка забеспокоилась, поскольку чувствовала, что у меня начинает кружиться голова.
— Как я здесь оказалась? — спросила я.
Он снова склонил голову набок и спросил:
— Что?
Я показала на себя пальцем и сказала: — Я, — затем показала на пол: — Здесь.
Как я здесь оказалась?
Он посмотрел на пол, куда я показывала, покачал головой и пробормотал:
— Дерьмо.
Потом поднял глаза на меня и сказал:
— Ты была без сознания. Никогда такого не видел. Подумал, что ты притворяешься.
— Простите?
Он сделал еще один шаг в мою сторону, а я сделал еще один шаг назад. Он снова остановился, посмотрел на мои ступни и почему-то усмехнулся. Потом снова поднял глаза на меня.
— Я немного подождал и позвонил в гостиницу, чтобы проверить, зарегистрировалась ты или нет. Они сказали, что нет. Тогда я позвонил в пару других гостиниц. Там тебя тоже не было. Поэтому я отправился следом, решив, что ты, возможно, попала в беду. Так и оказалось. Я нашел твою машину в кювете, а тебя — спящей на заднем сиденье. Принес тебя и твои вещи в дом. Ты была в полной отключке. — Он повернулся и показал на мой чемодан, который лежал в уютном кресле в другом конце комнаты, а потом снова повернулся ко мне. — Положил тебя в кровать, сам спал на диване.
У меня определенно кружилась голова. Не только из-за болезни, но и из-за его слов. Поэтому, чтобы не свалиться и не выглядеть полной дурой, я обогнула его, подошла к кровати и села, или, если быть честной, плюхнулась на нее.
Потом я подняла глаза на мужчину и спросила:
— Вы уложили меня в кровать?
Он развернулся лицом ко мне. Его брови были нахмурены, и он больше не выглядел веселым.
— Тебе нехорошо, — заявил он.
— Вы уложили меня в кровать? — повторила я.
Он посмотрел меня в глаза и ответил:
— Да.
Я потянула за футболку и спросила:
— И это вы надели ее на меня?
Его ухмылка вернулась, но на этот раз она была другой. Совсем другой, и от ее вида мое головокружение только усилилось. Потом он сказал:
— Да.
Я вскочила на ноги, но с моим зрением случилось что-то забавное, я поднесла ладонь ко лбу и шлепнулась обратно на кровать. Он вдруг оказался на корточках передо мной, говоря:
— Господи, Герцогиня.
— Вы меня раздели, — обвинила я.
— Ложись, — приказал он.
— Вы меня раздели.
— Да, а теперь ложись.
— Вы не можете меня раздевать! — закричала я, но слишком громкие слова зазвенели у меня в голове, голова закружилась, и я едва не упала на спину, но успела опереться на руку.
— Могу, уже сделал. У тебя нет ничего, что я не видел бы раньше. А теперь ложись.
Я начала подниматься со словами:
— Я ухожу.
Он выпрямился и положил ладони мне на плечи, надавив вниз. Моя попа опустилась на кровать, и я посмотрела на него, неожиданно ощутив такую усталость, что едва могла поднять голову.
— Ты никуда не пойдешь, — объявил он.
— Вы не должны были меня переодевать.
— Герцогиня, больше повторять не буду. Ложись.
— Мне нужно идти.
Не успела я выговорить «идти», как он поднял мои ноги и положил на кровать. Я больше не могла удерживаться в сидячем положении и тоже упала. Он накрыл меня одеялом.
— У тебя в сумках лекарство. Я принесу. И тебе надо поесть.
— Мне надо идти.
— Еда, лекарство, потом поговорим.
— Послушайте...
— Сейчас вернусь.
С этими словами он ушел, и у меня даже не было сил поднять голову и посмотреть куда. Я решила достать из чемодана одежду и выбираться отсюда. Потом я решила, что сначала ненадолго закрою глаза. Они слишком болели, да еще это солнце и снег. Слишком ярко, надо дать глазам отдохнуть.
А потом я, кажется, вырубилась.
* * *
— Нина, ты со мной? — услышала я смутно знакомый, глубокий хриплый голос, который, казалось, шел откуда-то издалека.
— Откуда вы знаете мое имя? — спросила я, не открывая глаз. Если бы я не так сильно устала, то меня бы сильно встревожил скрипучий звук собственного голоса.
— Ты со мной, — пробормотал этот смутно знакомый, глубокий хриплый голос.
— Горло болит.
— Похоже на то.
— И глаза болят.
— Могу поспорить.
— И все тело болит.
— У тебя температура, Герцогиня.
— Так я и знала, — буркнула я. — Я же в отпуске. Всю свою чертовски скучную жизнь я здорова как огурец. Стоило мне уехать в отпуск, и я сразу заболела.
Я услышала очень даже привлекательный смешок, а затем:
— Милая, мне нужно, чтобы ты приподнялась, приняла ибупрофен и попила.
— Нет.
— Нина.
— Откуда вы знаете мое имя?
— Водительские права, кредитки, паспорт.
Я слегка приоткрыла веки, но на это потребовалось слишком много сил, так что я снова их закрыла.
— Вы копались в моей сумочке.
— Да, у меня в кровати больная женщина. Подумал, что лучше знать, как ее зовут.
Я попробовала перевернуться, но это тоже требовало слишком много сил, поэтому я оставила попытки и сказала:
— Уходите.
— Помоги мне.
— Устала, — пробормотала я.
— Милая.
Он дважды назвал меня милой. Найлс никогда не называет меня милой, любимой, дорогой или еще как-то. Он даже Ниной меня редко называет, а ведь это, черт возьми, мое имя. На самом деле, если подумать, Найлс вообще мало со мной разговаривает, но сейчас у меня не было сил думать об этом.
Я почти заснула, когда почувствовала, что мое тело осторожно подняли и устроили на мужских коленях, а потом поднесли к губам стакан.
— Выпей, — приказал все тот же смутно знакомый, глубокий хриплый голос.
Я выпила. Стакан убрали, и я услышала:
— Открой рот, Герцогиня.
Я сделала, как мне велели, и почувствовала что-то на языке. Стакан вернулся.
— Проглоти.
Я проглотила и дернула головой: таблетка больно оцарапала мое воспаленное горло. В результате мой лоб оказался прижатым к чьей-то шее, а щека покоилась на мягкой ткани.
— Ох, — прошептала я.
— Извини, милая.
Меня снова положили на кровать головой на подушку. Я заснула еще до того, как меня накрыли одеялом.
* * *
Я проснулась, почувствовав, как моей шеи коснулось что-то холодное, слишком холодное.