I
Марта25числаслучилосьвПетербургенеобыкновенностранное
происшествие. Цирюльник Иван Яковлевич, живущийнаВознесенскомпроспекте
(фамилия его утрачена, и даже на вывеске его-гдеизображенгосподинс
запыленною щекою и надписью: "Икровьотворяют"-невыставленоничего
более), цирюльник Иван Яковлевич проснулся довольнораноиуслышалзапах
горячего хлеба. Приподнявшись немного на кровати,онувидел,чтосупруга
его, довольно почтенная дама, очень любившая пить кофей,вынималаизпечи
только что испеченные хлебы.
- Сегодня я, Прасковья Осиповна, не будупитькофию,-сказалИван
Яковлевич, - а вместо того хочется мне съесть горячего хлебца с луком.
(То есть Иван Яковлевич хотел бы и того и другого, нознал,чтобыло
совершенно невозможно требовать двух вещейразом,ибоПрасковьяОсиповна
очень не любила таких прихотей.) "Пусть дурак естхлеб;мнежелучше,-
подумала про себя супруга, - останется кофию лишняя порция". И бросилаодин
хлеб на стол.
Иван Яковлевич для приличия надел сверх рубашки фрак и, усевшисьперед
столом, насыпал соль, приготовил двеголовкилуку,взялврукиножи,
сделавши значительную мину, принялся резать хлеб.Разрезавшихлебнадве
половины, он поглядел всерединуи,кудивлениюсвоему,увиделчто-то
белевшееся. Иван Яковлевичковырнулосторожноножомипощупалпальцем.
"Плотное! - сказал он сам про себя, - что бы это такое было?"
Он засунул пальцы и вытащил - нос!.
. ИванЯковлевичирукиопустил;
стал протирать глаза и щупать: нос, точно нос! иещеказалось,какбудто
чей-то знакомый, Ужас изобразился в лице Ивана Яковлевича. Но этот ужасбыл
ничто против негодования, которое овладело его супругою.
- Где это ты, зверь, отрезал нос? - закричала она с гневом. - Мошенник!
пьяница! Я сама на тебя донесу полиции. Разбойник какой! Вот ужяоттрех
человек слышала, что ты во времябритьятактеребишьзаносы,чтоеле
держатся.
Но Иван Яковлевич был ни жив ни мертв. Он узнал, что этотносбылне
чей другой, как коллежскогоасессораКовалева,которогоонбрилкаждую
середу и воскресенье.
- Стой, Прасковья Осиповна!Яположуего,завернувшивтряпку,в
уголок: пусть там маленечко полежит, а после его вынесу.
- И слушать нехочу!Чтобыяпозволилаусебявкомнатележать
отрезанному носу?.. Сухарь поджаристый! Знай умеет только бритвой возитьпо
ремню,адолгасвоегоскоросовсемневсостояниибудетисполнять,
потаскушка, негодяй! Чтобы ясталазатебяотвечатьполиции?..Ахты,
пачкун, бревно глупое! Вон его! вон! неси куда хочешь! чтобы я духуегоне
слыхала!
Иван Яковлевич стоял совершенно как убитый. Ондумал,думал-ине
знал, что подумать.
- Черт его знает, как это сделалось, - сказал он наконец, почесав рукою
за ухом. - Пьян ли я вчера возвратился или нет, уж наверное сказать не могу.
А по всем приметам должно быть происшествие несбыточное:ибохлеб-дело
печеное, а нос совсем не то.