– Помедленнее, – сказал Винс таксисту. – Я серьезно. У тебя в машине дети. Думай, что делаешь.
– Эй, Винс, – тихо сказал Джон. – Нельзя при детях унижать представителей сектора услуг. Дурной тон.
– Дети спят, – сказал Винс. – И вообще – дурацкая была затея их здесь прятать. Никто за ними не гнался, и за мной тоже.
– Ты уверен?
– Конечно уверен. Я перепугался, что-то вроде паранойи, а Гвен подыграла. Думаю, что ей просто нравятся приключения.
Отец Гвен знал то, чего не знал Винс. Документы были готовы, детей можно было отобрать у Винса в любой момент. В документах Винс классифицировался как человек, не заслуживающий доверия. Время от времени Джон нанимал специалистов, дабы избавиться от микрофонов, которые Гвен непрерывно сеяла по всему особняку. Ничего не помогало. Гвен знала о деле прав на детей и, очевидно, приняла собственные меры, возможно для того, чтобы угодить Винсу, в коего была влюблена. Джон решил не поднимать эту тему, даже ради того, чтобы защитить дочь. Вместо этого он повернулся к Роджеру.
– Как дела? – спросил он.
– Счастлив рапортовать, что все идет отлично, – сказал Роджер. – Всё и все в полном порядке. Прошу меня извинить, ребята, мне нужно некоторое время погрустить молча. Оставьте меня в покое.
И Джон и Винс удивились этой внезапной вспышке – спокойный, мягкий характер Роджера с ней не вязался.
Помолчав, Винс сказал:
– Слушай, Роджер, у меня к тебе есть дело.
– Ага, – сказал Роджер равнодушно. – Надеюсь, что оно доброе.
– Я написал статью…
– О, вы написали статью, сэр? – саркастически переспросил Роджер.
– Проблема только одна…
– О, со статьей проблема, а?
Джон рассмеялся.
– Прекратите вы, оба! – потребовал Винс.
Люк проснулся, сказал «Умри, грязный зеленый инопланетянин», и снова уснул.
– Мне нужно, чтобы кто-нибудь ее проверил, с карандашом, – объяснил Винс. – Хорошо бы, если бы ты. Если не возражаешь. Я заплачу тебе столько, сколько ты сочтешь нужным.
После примерно десяти секунд саркастического молчания, Роджер сказал, —
– Согласен. О чем статья?
– Позже обсудим.
«Летняя резиденция» Винса находилась на западном берегу Гудзона, в трех милях от Найака, и представляла собой большой, просторный дом, напоминающий особняки Золотого Берега. Особняк куплен был после того как Винс и Илэйн появились в одном из ресторанов Золотого Берега и нашли, что принимают их слишком холодно.
Дрова весело трещали в камине в главной гостиной. Едва одетая экономка – солидная, рассудительная женщина лет сорока и друг ее, чуть моложе, с козлиной бородкой, прервали прелюдию к соитию и быстро поднялись с ковра, делая виноватые жесты.
– Простите, – сказал Винс. – Я понимаю, что это неожиданно очень. Наверное, нужно было оповестить звонком…
Говоря это, он почувствовал себя глупо. В конце концов это его дом. Следует воспринимать как должное что в отсутствие хозяина прислуга будет развлекаться, но с другой стороны риск быть прерванными – естественный, его следует принимать в расчет, когда используешь хозяйский дом в собственных любовных целях.
Винс удалился. Мужчина с козлиной бородкой быстро оделся и через три минуты исчез, не сказав никому ни слова.
Винс и Джон перенесли детей в детскую и уложили в кровати. Джон сказал, что отдохнет, и ушел в гостевую спальню. Экономка вышла к Винсу в кухню. Роджер закрыл холодильник, оперся о раковину, и стал смотреть и слушать.
– Я понимаю, вы меня сейчас уволите, – сказала она.
– Нет. Почему? – удивился Винс.
– После того, что случилось…
– Ничего не случилось, – сказал он. – Кофе хотите?
– Сэр…
– Вот вам кофе. Послушайте, окажите мне услугу. Мне нужно быть в городе завтра, и послезавтра тоже, и, возможно, на третий день тоже. Не присмотрите за детьми? Я вам заплачу. Двести долларов, сверх вашей обычной платы, в день. Как вам?
– Я не уверена, что…
– Если не можете, не порекомендовали бы кого-нибудь из ваших знакомых?
– Я могу.
– Очень хорошо. Мы сейчас пойдем в библиотечную комнату, Роджер и я. Мне очень жаль, что так получилось давеча. Если я чем-то могу помочь, скажите. Как насчет отпуска? Поезжайте куда-нибудь. Я заплачу за билеты и отель, и любые расходы. И возьмите своего бойфренда с собой.
– Почему бы вам не купить ей хоккейный клуб? – спросил Роджер, отпивая кофе. – Айлендерз уже лет пять ищут покупателя. Рынок плохой, можете купить со скидкой. Согласятся на сто миллионов, если поторгуетесь слегка.
– Заткнись, Роджер, – сказал Винс. – Ну так что же? – он снова повернулся к экономке. – Я за все плачу. Трехнедельное путешествие для двоих.
– Э … сэр, это не очень хорошая идея…
– Он художник? Вы хотите сказать, что он горд и наверняка откажется?
– Он входит в десятку самых богатых людей в стране, – сообщила она, закатывая глаза. – Скупердяй страшнейший. Большая часть земли в этом регионе принадлежит ему. И он скорее всего согласился бы на ваше предложение, и именно поэтому я отказываюсь. Мне и так перед вами неудобно. За детьми я послежу, не волнуйтесь. Я думала, вы рассердитесь на меня.
Она хотела добавить, что покойная жена Винса чуть не уволила ее как-то раз за похожее нарушение этикета. Но не добавила из чувства такта. Как многие другие граждане Республики, она считала, что Винс нанял кого-то, чтобы убить надменную снобистскую шлюху, и, по ее мнению, шлюха это вполне заслужила. Если бы она, экономка, была бы мужем шлюхи, она тоже наняла кого-нибудь, чтобы шлюху убить.
Роджер пожал плечами. Вот он опять – в нужном месте в нужное время. Опять происходит сенсационное. Опять репортаж писать не о чем.
Винс и Роджер удалились в библиотеку с массивными дубовыми столами и стульями и антикварными книжными полками. Винс открыл спортивную сумку и вытащил черновик. Роджер вытащил портативный компьютер.
– Надеюсь, ты сможешь разобрать мой почерк, – сказал Винс.
– Я любой почерк разбираю, – сообщил Роджер обыденным тоном. – Меня этому учили.
Некоторое время он читал черновик, а Винс ерзал в кресле, нервно поглядывая на чтеца.
– Ладно, – сказал Роджер. – Главная проблема не в грамматике, которая, кстати сказать, лучше, чем я предполагал, и не в структуре, которую можно подправить. Проблема в ключевых словах, или, если желаете, в расхожих словах. Они все стоят не там, где должны стоять, и служат не тому, чему должны служить.
– Объясни.
– На мой взгляд, вам не следует использовать расовый козырь.
– Э … Не знаю. А что, не поможет?
– Нет. Хуже сделает. Детям будет хуже.
– Почему?
Роджер закурил. Винс дал ему пепельницу.
– Представьте себе, – сказал Роджер. – Ваша дочь идет учиться в университет. Там встречает парня, который ей нравится. Парень смотрит на нее и думает – а, это же та самая девушка, чей отец ушел от обвинений в убийстве потому, что он черный и знаменитый. Вам бы не хотелось, чтобы такое произошло?
– Нет, – сказал Винс, чувствуя, как ему становится дурно.
– Хорошо, – сказал Роджер. – Никаких расовых инсинуаций. Расхожие, или сигнальные, если хотите, слова, такие как – «предубеждение», «нечувствительные», «враждебно настроенные», и так далее – от них нужно избавиться. От всех. В чисто логическом смысле вы используете их правильно, но логика с политикой не связана. Как только люди слышат слово «предубеждение», они тут же думают – «расовое» – не так ли.
Винс подумал.
– Да, – сказал он. – Ты прав.
– Прекрасно, – сказал Роджер. – Теперь, когда мы избавились от этих слов, то что осталось – сплошное нытье. Вам нельзя сейчас ныть, Винс. В конце концов вы же чемпион мира в тяжелом весе. Так что вместо «мои бедные ребятишки» следует писать «мои дети», а вместо «журналист никогда не сожалеет о сделанном» – хмм … ага – «будь у этих журналистов хоть немного здравого смысла, они бы осознали, что есть разница между правдой, на которую указывают все свидетельства, и ложью, которую они сами придумали только для того, чтобы позлорадствовать за счет человека, попавшего в беду»
– Не слишком ли напыщенно? – спросил Винс.
– Может быть, но все равно лучше чем «сфабрикованные» и «сраженный горем вдовец», – парировал Роджер.
– Хорошо. Так что нам сейчас делать?
– Вы сидите рядом со мной и смотрите, как я печатаю. А потом разберем вместе каждое предложение. Идет?
– Согласен.
***
До Верхнего Вест Сайда Роджер доехал на такси. Время было – далеко за полночь. Выйдя из машины, он остановился около круглосуточно работающего киоска, чтобы посмотреть на предутренние выпуски. Главная страница «Поуста» крикнула ему – «Чемпион Спасает Детей!». Он схватил газету. Он не верил своим глазам. На фотографии были Винс и его дети – и, да, он сам, Роджер, позади них, зернистый, но вполне узнаваемый. Роджер поставил свой репортерский мешок возле ног и перевернул страницу. Любимые слова Рики Гулда были «героический», «бескорыстный», «мужественный» и «чудовищный». Роджера классифицировали как «доброго самаритянина», что, конечно же, было неверно во всех смыслах, но льстило самолюбию. Рики благородно отметил, что Роджер, а не он, Рики, должен был быть автором этого репортажа, но он, Роджер, был занят, помогая спасти детей и морально всех поддерживая.
Роджер поднялся на свой этаж. Возясь с ключами, он одним глазом смотрел в газету. Теперь он не уснет. Первая утренняя программа новостей – через час.
Он уронил газету и ключи, нагнулся, чтобы поднять, вынул мобильник и обнаружил, что в нем полно срочных сообщений. Раздосадованный, он вспомнил, что выключил мобильнику звук, когда работал над статьей Винса.
Он вошел и включил свет. Квартира сияла чистотой.
– Так, – сказал Роджер.
– Тебе всю ночь звонят, – сказала Русая Загадка, уперев локоть в письменный стол.
– Ага. Ты как попала в квартиру?
– Ты мне дал ключи. Помнишь?
Он не помнил. Он даже имени ее не знал, и это было неудобно.
– Мой герой, – сказала она, приближаясь и целуя его страстно в губы. – Я тут прибрала немного. Надеюсь, ты не в обиде. Я просто не могла не прибрать. – После этого она сказала ему, что она похожа на Мими из «Официанток» (какая-то телекомедия, и она думает, что похожа на одну из героинь, предположил Роджер). – Ну, как дела? Телевизионщики тебя не интервьюировали еще?
– Слушай, э … – сказал Роджер. – У меня тут на столе лежала куча бумаг.
– Я их все рассортировала. Ничего не выбросила. Некоторые из твоих заметок просто потрясающие. Мне особенно понравилась статья о теории эволюции. Ужасно смешная. И популистский подход – это то, что нужно. Может, тебе следует написать книгу.
– Эволюционной…
Тут он вспомнил, что написал как-то двадцатистраничную рецензию на очередной шедевр Ричарда Докинса. Он даже не посылал ее никуда. Ни один редактор не взялся бы такое напечатать. В прессе эволюцию имели право обсуждать только жившие мыслью, что предками их были обезьяны, что, в представлении редакторов и публики, делало их экспертами.
– Да, – сказала она. – Не возражаешь, если я пихну ее в воскресный выпуск?