— В самом деле, новости замечательные, мистер Коллинз.
— И не нужно предавать огласке вашу благотворительную работу.
— Еще лучше. — Она улыбнулась. — Благодарю вас за визит.
Улыбнувшись в ответ и поклонившись на прощание, он вышел, закрыв за собой дверь.
Венеция даже не попыталась встать со стула. В звуке тяжелых шагов удаляющегося по коридору магистрата ей слышался отголосок слов Линвуда. «Мерзавцы будут найдены и наказаны, Венеция. Я уверен, что в этом конкретном случае магистраты с Боу-стрит внимательнее отнесутся к своим обязанностям». Оставалось только гадать, насколько далеко простирается власть Линвуда и как он может повлиять на раскрытие преступления в ту или иную сторону. Для нее это стало напоминанием о том, на что он способен, и это пугаю. Не меньше испугали ее и собственные чувства, когда она считала, что его арестовали. Глядя в зеркало, она ощутила, как кровь стынет в жилах. Игра оказалась куда более опасной, чем она думала. Необходимо некоторое время провести вдали от Линвуда, обо всем хорошенько подумать и собраться с силами. Он по-прежнему остается убийцей Ротерхема, и ей нужно заставить его ответить за это деяние.
Глава 10
На протяжении трех дней после встречи с мистером Коллинзом Венеция намеренно избегала Линвуда, укрепляла моральный дух и разбиралась в чувствах, которые она к нему испытывает.
Совершая покупки однажды днем, она заметила идущих по противоположной стороне улицы двух женщин, которых тут же узнала. Одетая в строгий пурпур матрона — леди Мисборн, мать Линвуда, а молодая белокурая женщина — должно быть, сестра, леди Мэриэнн, которая совсем недавно стала миссис Найт. Ее замужество носило довольно скандальный характер.
Венеция всматривалась в женщин, которые, невзирая на различия, определенно были матерью и дочерью. Старшая, более высокая, располнела с годами, но по-прежнему была окружена ореолом превосходства и снобизма. Черты ее лица расплылись, очевидно, из-за какой-то болезни. Леди Мэриэнн была ниже матери. Джентльмены назвали бы ее крошечным бриллиантом. Женщины были поглощены разговором. Леди Мисборн снисходительно улыбалась тому, что говорила дочь.
Венеция безошибочно угадала момент, когда они ее заметили. Выражение лица леди Мисборн застыло от ужаса, но она тут же справилась с собой и отдала дочери краткий приказ:
— Отвернись, Мэриэнн. Немедленно. Нечего показывать этой женщине, что мы ее видим.
Венеция поняла, что им известно не только кто она такая, но также о ее связи с Линвудом.
Леди Мэриэнн не послушалась матери и не отвела взгляда. В отличие от Линвуда она была белокурой, миниатюрной и очень хорошенькой. Только глаза столь же черны, как у брата. В ее взгляде не было осуждения, лишь любопытство оценщика.
— Мэриэнн! — негодующе воскликнула леди Мисборн.
Но леди Мэриэнн слова матери нисколько не взволновали. Посмотрев Венеции прямо в глаза, она отвернулась и продолжила путь тем же неспешным шагом, не обращая внимания на увещевания матери.
Тем же вечером Венеция снова увидела леди Мэриэнн, на этот раз на балу, куда она пришла в сопровождении Линвуда. Три дня, проведенные вдали от него, помогли ей вернуть былую уверенность в себе, и сегодня она была привычно сдержанна и хладнокровна. Вопреки тому, что произошло между ними в оранжерее и в экипаже по пути из Уайтчепела, а может, именно из-за этого, она надела черное шелковое вечернее платье вызывающего покроя с очень глубоким вырезом. Все присутствующие леди неодобрительно косились на нее, джентльмены пялились с нескрываемым восхищением, стоило их спутнице отвернуться. Линвуд же взирал с мрачным видом собственника, и это придало ей сил сопротивляться ему и не забывать о своей миссии. Улыбнувшись, она сосредоточила внимание на сестре Линвуда.
Рядом с ней стоял очень высокий темноволосый мужчина, судя по их бессловесному общению, — муж. В отличие от прочих женщин леди Мэриэнн не обошлась с Венецией пренебрежительно ни тогда на улице, ни теперь. На краткое мгновение их взгляды встретились. Линвуд также заметил свою сестру с мужем, после чего снова посмотрел на Венецию.
Хотя выражение его лица было, как обычно, непроницаемым, Венеция догадалась, что присутствие на балу леди Мэриэнн явилось для него полной неожиданностью. Он не выказал и тени недовольства, хотя ситуация для него сложилась совсем непростая. Его сестра и его… inamorata. При мысли об этом у Венеции по позвоночнику забегали мурашки, но она старалась не обращать на них внимания. Едва ли это слово подходило для описания их отношений, но, похоже, все вокруг именно так и считали.
— Вы не знали, что ваша сестра будет на этом балу?
— Нет.
— Тогда это в три раза более неприятно для вас… и для нее тоже, — пробормотала она.
Линвуд ничего не ответил, но его выдало то, с какой силой он сжал челюсти. Ей бы следовало обрадоваться этому обстоятельству и воспользоваться им себе во благо. Но когда их взгляды встретились, она сумела увидеть то, что скрывалось за маской сильного человека, и осознание этого не принесло ожидаемого удовлетворения. Она, как и он, испытывала неловкость.
— Линвуд и божественная мисс Фокс, — бодрым голосом произнес подошедший к ним Рейзби.
— Рейзби. — Линвуд слегка кивнул приятелю.
— Прошу меня извинить, джентльмены, мне нужно припудрить носик, — объявила Венеция, радуясь появлению Рейзби.
Она пробиралась через толпу гостей, улыбаясь в ответ на неодобрительные взгляды светских матрон и похотливые — их мужей. Решила, что, приведя ее сюда, Линвуд навлечет на себя всеобщее порицание. Но ей не хотелось сейчас думать о том, что ради нее он осмелился бросить вызов общественному мнению. Хотя в зале присутствовало много людей, перед ней все расступались, а несколько дам и даже джентльменов демонстративно повернулись к ней спиной. Венецию это ни в коей мере не тревожило. Она привыкла к подобному обращению, как и к вторжению на чужую территорию. Этим аристократам, случись им оказаться на вечере в полусвете, был бы оказан столь же холодный прием.
Стоило Венеции войти в дамскую комнату, как две находящиеся там матроны, презрительно хмуря брови, тут же поспешили увести своих юных подопечных, украдкой бросающих любопытные взгляды на скандальную женщину, оказавшуюся в их рядах. Матроны с силой захлопнули за собой дверь, чтобы еще раз подчеркнуть, как сильно ей здесь не рады.
Венеция пришла сюда вовсе не для того, чтобы удовлетворить зов природы, ей нужно было побыть одной. Встав перед зеркалом, она напомнила себе о том, о чем раздумывала целых три дня. Невозможно более отрицать возникшее между ней и Линвудом влечение. Но она испытывала к нему лишь страсть, а страсть, какой бы мощной та ни была, можно победить. Она не слабохарактерная особа, которую мужчина может дергать за ниточки, словно марионетку. И менее всего такой мужчина, как Линвуд. Он ведь убил Ротерхема. Единственная причина, побудившая ее находиться сегодня рядом с ним, заключалась в том, чтобы заставить его признать правду и предстать перед правосудием.
Поправив прическу, она извлекла из ридикюля маленькую баночку румян, помаду и стала подкрашивать губы. Дверь открылась. Венеция даже не подняла головы, ожидая новой волны осуждающих возгласов, но услышала лишь негромкий щелчок закрывающейся двери и шорох шелкового платья.
Взгляд переместился на стоящую за ее спиной женщину, которой оказалась сестра Линвуда.
Леди Мэриэнн, похоже, совсем не удивилась, застав ее здесь. Их взгляды на мгновение встретились, затем она подошла и, встав рядом с Венецией, провела рукой по бледно-розовому вечернему платью, разглаживая невидимые складки. Венеция перестала подкрашивать губы.
— Значит, вы знаменитая мисс Фокс.
— А вы — леди Мэриэнн, — отозвалась Венеция, предлагая ей баночку с румянами.
— Благодарю вас, нет, — вежливо отказалась та.
— Сестра лорда Линвуда.
— Да, имею честь ею являться.
— Не думаю, что ваш брат одобрит этот разговор.
— Может, и нет, — с улыбкой ответила Мэриэнн.
Женщины посмотрели друг на друга.
— Вы приносите ему радость, когда так много причин для печали, поэтому я одобряю вас, мисс Фокс, если только вы не причините ему боль.
«Когда так много причин для печали». Эти слова накрепко впечатались в сознание Венеции, но она постаралась отогнать их прочь, обвиняя себя в глупости.
— Уверена, ваш брат прекрасно может о себе позаботиться.
Леди Мэриэнн едва заметно покачала головой:
— Гораздо лучше он умеет заботиться о других. Подозреваю, однако, вам это уже известно, — она помедлила, прежде чем продолжить, — раз вы в него влюблены.
— Леди Мэриэнн… — Венеция оборвала себя на полуслове.
— Я узнаю взгляд, которым вы на него смотрите.
— В самом деле?
Спокойные рассуждения Мэриэнн раздражали ее. Эта живущая в мире собственных иллюзий девочка и понятия не имеет о том, в какие отношения могут вступать актрисы вроде нее с аристократами вроде него.
— Да. Пообещайте мне, что не причините ему вреда.
Венеция повернулась к ней, готовая выдать заранее заготовленный ответ, но что-то во взгляде Мэриэнн остановило ее, заставив ограничиться просто кивком.
— Мне пора возвращаться в бальный зал. Вашей репутации будет нанесен урон, если станет известно, что мы здесь разговариваем.
Мэриэнн тепло ей улыбнулась:
— Спасибо, что печетесь обо мне.
Венеция поспешила уйти, чтобы не дать Мэриэнн возможности угадать еще что-нибудь в выражении своего лица.
Рейзби все еще разговаривал с Линвудом.
— У меня разболелась голова, — объявила она, даже не делая попытки казаться убедительной. — В связи с этим, лорд Линвуд, прошу вас отвезти меня домой.
— Разумеется, мисс Фокс.
Он смотрел на нее серьезным взглядом, не выдающим ни единой эмоции. Она улыбнулась ему, дразня, и смело выдержала его взгляд, вызвав волну перешептываний.
— Прошу нас извинить. Рейзби. — произнес он.
Маркиз вздернул бровь и ухмыльнулся, послав Линвуду лукавый взгляд.
Скромно, точно дебютантка, Венеция положила руку на сгиб его локтя, и они покинули зал. Уже в экипаже Линвуд посмотрел на нее:
— Спасибо, Венеция.
— Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду.
Не сводя с нее взора, он улыбнулся искренней улыбкой, от которой сердце у нее в груди затрепетало. Он благодарил ее за то, что, сказавшись больной, она покинула бал, на котором присутствовала его сестра, избавив тем самым от неловкости.
— У нее глаза такие же, как у вас.
— Но более мягкое сердце.
Венеция подумала о ночи в Уайтчепеле, о том, как он пекся о правосудии для бедной женщины, а потом в экипаже заботился о ней самой. Все это шло вразрез с совершенным им ужасным преступлением.
— Я бы не стала утверждать это с такой уверенностью, лорд Линвуд.
Он улыбнулся. Экипаж свернул на Кинг-стрит.
На следующий вечер Линвуд встретился с Венецией снова. Днем он получил от нее записку с приглашением на ужин к ней домой. Читая послание, он почувствовал, как в животе разливается тепло от предвкушения уединенного вечера в ее обществе и того, к чему это может привести.
Столовая в доме Венеции оказалась столь же элегантной и замысловатой, как и хозяйка дома. Комната была декорирована в мягких кремово-карамельных и топазно-золотистых тонах, гармонирующих с бежевой отделкой стен, демонстрируя первоклассный вкус, к которому стремились многие, но достичь которого удавалось лишь избранным. В столовой стоял длинный обеденный стол красного дерева, украшенный искусной резьбой, пол устилая ворсистый турецкий ковер. Элегантный камин явно создан под впечатлением древнегреческих дорических колонн. Над ним висело массивное зеркало в золоченой раме, по обеим сторонам которого имелись хрустальные канделябры на три свечи. Камин располагался напротив большого полукруглого окна, декорированного кремовыми полосатыми занавесками, задернув которые можно было отгородиться от дождя и холода ненастных дней. На одной из стен Линвуд заметил небольшое полотно Рембрандта. За основное освещение в комнате отвечал необычный белый канделябр, который казался совершенно невесомым по сравнению с тяжеловесными конструкциями, бывшими нынче в моде. Он сочетал в себе элегантность и смелость, качества, присущие самой Венеции Фокс, привыкшей устанавливать моду, а не слепо следовать чужим правилам.