Начинать любовь с такой юной девушкой с самого начала было своего рода безумием. Один шанс из ста, что все продержится хоть сколько-нибудь долго. Несмотря на то, что они так хотели друг друга, и что она была такой умненькой, и так ему подходила. Несмотря ни на что. Он не мог жертвовать образом жизни, а она не могла не попытаться его переделать. И тогда он словно разделился на две части: чудовище, которое вступило с ней в заведомо неравный поединок и наблюдателя, который хоть и сочувствовал, но ничем не мог ей помочь.
Джара обижалась, что его мало заботили ее дела и ее потребности. Что они мало разговаривали и почти никуда не ходили вместе. Что он не умел ревновать ее ни к кому и отпускал на все четыре стороны, и не требовал никаких объяснений, отказывался знакомиться с ее друзьями. Но какая может быть ревность, если в ее глазах он видел только свое отражение? Его чудовище больно кусало ее, под конец уже рвало зубами за каждую ошибку. Главной было то, что она не сделала симметричный шаг назад, когда он первый раз отстранился.
Все дальнейшее было предрешено. Сначала он огородил личную зону, запретив ей появляться в Службе безопасности. Потом ему наскучило отвечать на все ее вопросы. А потом – делать вид, что советуется с ней. Он никогда ни с кем не советовался по поводу того, что делать со своей жизнью. Его решение уйти из миров Ксеара, точнее, его принятие в одиночку, стало последней каплей для нее. Но он бы обманул, если бы сделал вид, что она в этом участвует.
Неловкость, которую она ощущала в последнее время, вызывала лишь легкую жалость. Правда, она ошибалась каждый раз, когда думала, что он на нее злится. Он не сердился ни капли и все понимал, только говорить ей об этом не видел смысла – все равно не поверит. Просто он больше не хотел сближаться. Сначала он думал, что получится – но потом ясно ощутил, что не желает этого. Главную ошибку допустил он сам, когда решил, что готов кого-то любить, что способен на это. Но он снова повторил эту ошибку, от которой уже зарекался лет пятьдесят назад.
Осознание этого факта ранило его, и пару дней злость на самого себя мешала даже нормально дышать. Но сбегать он не привык, и не привык сохранять отношения ради отношений. Еще одна бессмысленная порочная вещь – уж лучше пусть больно, но и заживет быстрее. Кажется, уже не так больно, как раньше.
Стекая ручейками вниз, испаряясь обратно вверх, он лениво размышлял о том, как с годами притупляется ощущение боли. Как будто она переходила в иную плоскость или в иную плоскость переходил он сам, отходя в сторону от собственных неприятных ощущений. Как будто он научился принимать саму временную природу счастья. Как будто знал заранее, что все кончится именно так, и был к этому готов. Как будто располагал гарантиями от вселенной, что завтра случится новое чудо.
Впрочем, многие чудеса теперь будут в его собственных руках. Яльсикар чувствовал, что начинает совершенно новую страницу своей жизни. Он давно созрел для своего мира, и при мысли о том, каким он будет, его охватывало возбуждение. А если он сможет иногда и возвращаться… при одной только мысли о новой жизни в будущем, он напрочь забывал о Джаре. Обо всем, кроме того, как это будет здорово.
Предвкушение восхитительного, захватывающего приключения заставило его замурлыкать вслух, но он замолчал сразу, когда в Седьмом посвежело – к нему присоединился Айи.
- На два слова можно тебя в мой кабинет? – спросил Ксеар сходу.
- А здесь нельзя поговорить? – удивился Яльсикар.
- Я хочу тебя кое-с-кем познакомить.
Он вздохнул – уходить из Седьмого не хотелось. Как только он выйдет – его коммуникатор снова начнет разрываться, и обратно на отдых удастся вернуться не скоро.
- Ладно, только постарайся недолго, - конец фразы Яльсикар договаривал уже в кабинете Ксеара, мгновенно переместившись вместе с ним. Гость Ксеара, молодой человек, которого Бьякка не знал, поздоровался первым. На его лице читалось заметное волнение.
- Яльсикар, познакомься с Ваи Зуко. Он ученый, работает в институте твоего брата, - сказал Айи из-за его спины, а потом предложил всем сесть.
- Очень приятно, - без выражения произнес Бьякка, разместившись в кресле, поднял бровь и нетерпеливо посмотрел на Ксеара.
- Я сейчас все объясню, - невозмутимо ответил Айи, - дело в том, что Ваи занимается исследованием структуры наших миров и их построением, особенно шестого мира.
- Шестого?
- Я занимаюсь исследованием туманной реки, Яльсикар, - негромко пояснил ученый, в ответ на вопросительный взгляд главы СБ. - И я убежден, что знаю, в чем ее секрет.
Яльсикару, как и любому другому жителю миров, который мог ходить в шестой, не надо было объяснять, почему туманная река из этого мира нуждалась в исследовании. Это единственная область во всех семи мирах, закрытая абсолютно для всех жителей, включая самого Ксеара. Никто не мог перейти на другой берег.
В целом шестой мир представлял собой очень странную мутную структуру, в которой люди выглядели словно призраки. Некоторые любили там медитировать, заниматься духовными практиками, но Яльсикар не появлялся в этом мире без необходимости. Странные звуки, ощущения, серая колышущаяся трава и туман, который уплотнялся над рекой - все это вызывало у него какое-то подсознательное отвращение и страх, в котором он не признавался даже себе.
- Удивите меня, - серьезно, с легким любопытством произнес Яльсикар, теперь уже всем телом развернувшись к ученому и глядя только на него.
- Это место, где наши миры могут состыковываться с другой структурой, которую создаст кто-то другой, - заявил Зуко и сделал паузу, глядя в глаза Яльсикару, пытаясь понять его реакцию. Но Бьякка только нахмурился:
- В смысле... кто другой?
- Вы, например. Другой повелитель стихии. Или просто кто-то извне, не из наших миров. Неважно, важно, что тогда откроется переход. А пока... перейти нельзя, потому что там ничего нет.
- Любопытная теория. И как же вы это поняли?
- О, нет, не спрашивай, - перебил их Айи. - Я уже сделал эту ошибку. Из двух часов объяснений Зуко я не понял решительно ничего. Боюсь, Яльсикар, ты тоже не поймешь, если ты не тайный нобелевский лауреат по физике.
- Допустим. Я... уже понимаю, к чему ты клонишь, Айи. Но я не представляю, как соединить наши миры.
- А ты... уже создал свой? - тихо спросил Ксеар.
- Давно уже, - неохотно признался Яльсикар. - Там пока прообраз седьмого и шестой, и еще одна пустыня, где я начала работать над чем-то вроде первого, один город создается, но еще... долго в общем.
- А что в шестом? Там есть река?
- Ни хрена там нет. Один мутный туман и очень темно.
- У меня тоже так было сначала. По мере воссоздания первого и второго в шестом все светлело. Возможно, это какой-то энергетический слепок или вроде того.
- Энергетический слепок? Айи, ты что, выписываешь газету «Тайны потустороннего»?
- Нет такой газеты.
- Ну, если бы была, про энергетические слепки там бы обязательно писали.
- Хватит уже. Что думаешь, скажи?
Глаза Ксеара возбужденно блестели. Яльсикар понимал, почему. Соединение двух миров между собой облегчили бы все. Они могли бы помогать друг другу, некоторые люди могли бы ходить из мира в мир, снимая нагрузку. Все, кто ходят до шестого, получат еще один мир в придачу, еще одно соцветие миров, не теряя первого, «родного».
- Идея недурна. Но я не представляю, как это сделать, я уже сказал.
- Если мы все правильно сделали, - ученый нервно облизнул губы. – Вам требуется только перенестись из Шестого в свой мир.
- Что вы сделали? – уточнил Яльсикар.
- Я перераспределил энергию в Шестом неделю назад, она теперь не замыкается. Над рекой теперь есть «окно» наружу.
- Образно говоря, Ксеар открыл портал, - возбужденно добавил Ваи.
Зарайа. Первый мир, частные апартаменты.
Ты - повелительница стихии огня, одна из самых влиятельных и богатых женщин в Семи мирах. Помолвлена с самым замечательным мужчиной на свете. Что ж тебе еще надо, ненасытная, спрашивала она у своего отражения, одеваясь к ужину.
Ей снова стало грустно перед свиданием. Сколько еще может так продолжаться? Аквинсар словно не доверял ей. Словно не решил еще до конца, стоит связываться с ней или нет.
Зарайя без энтузиазма, механически взбила волосы, накрасила губы, раскрыла шкаф и вытянула первое попавшееся платье. Бирюзовое, девчачье. Пусть будет девчачье, какое попало, у нее уже не было сил соблазнять его продуманными туалетами и каждый раз терпеть унизительное поражение. Унижение – лейтмотив ее жизни последних месяцев после того, как она, казалось, переменилась к лучшему.
Тридцать лет она скрывалась, боялась, что убьют, жила в искаженном страхом параллельном мире. А оказалась, что все это – лишь чей-то коварный план, обман и страшная иллюзия, которая, наконец, развеялась, принося облегчение. Но вместе со снятием маски и внезапной публичностью на нее обрушилось прошлое. Журналисты словно влезли в ее квартиру и вытряхнули наружу все интимное, что при дневном свете оказалось непристойным.
Удивительна двойственность человеческих стандартов. Ни один житель миров не видел греха в том, чтобы время от времени менять любовников, влюбляться и разочаровываться, и вновь сходиться с кем-то новым. Но когда речь шла о повелителях, о тех, кому все в буквальном смысле кланялись и поклонялись – выяснялось, что им-то так нельзя. Оказалось, что Зарайя не имела право на противоречивые чувства, что должна была выбрать раз и навсегда.
Во всяком случае, ей казалось, что именно на это намекали газетчики, обвиняя ее в распутстве – на основании того, что за всю жизнь в мирах у нее было два мужчины. Один из которых потом убил другого. И в этом винили ее, словно оправдывая настоящего убийцу. Словно говоря, что из ревности тот имел право совершить этот чудовищный акт, а вот она не должна была эту ревность возбуждать. Ведь тогда бы ничего и не случилось, верно?
Зарайа первое время не обращала внимания на эти статьи, а потом ее прорезала страшная мысль: а что думает Аквинсар, читая их? Она не решалась спросить – ее жених никогда не заговаривал об этом, но становился неуловимо нежнее каждый раз, когда в прессе появлялся подобный материал. Она знала, что он просматривал их. И это не могло не повлиять на его взгляд.
- О чем ты думаешь с таким лицом?
Рыжие кудряшки взметнулись, когда она вздрогнула и резко повернулась. Тщательно накрашенные, пушистые ресницы распахнулись, взметнулся подол бирюзового платья. Босые ноги поскользнулись на идеально ровном паркете. Аквинсар поддержал. Он поймал ее, не дал упасть, крепко прижал к себе:
- Прости, я не хотел тебя пугать.
- Господи… ты же никогда не появлялся здесь. Это мой дом...
- Тебя не было в кафе, но ты никогда не опаздываешь. Поэтому я просто перенесся к тебе.
Зарайа изумленно посмотрела на своего жениха, повелителя камня. Они были вместе три месяца, но знали друг друга по седьмому миру десятки лет. Ей нравилось, превращаясь в огонь, ласкать его своими сполохами, изучать, дразнить, наслаждаться беседами. Она обожала его спокойствие в любой ситуации, была благодарна за мудрые советы и восхищена невероятной чистотой и твердостью характера. Он был цельный, как скала, и в нем не было ни грамма импульсивности - ни одного грамма: он не пришел бы в ее спальню, если бы не намеревался делать этого.