Примета № 9. Не стоит смотреть в окно на похоронную процессию
Утро 12 октября
Утром следующего дня снега выпало так много, с трудом верилось в то, что вчера осень ещё только начинала убивать листву деревьев. Природа бездушно издевалась над людьми, играя на контрастах погодных явлений. Достаточно прохладно для того, чтобы выпавший снег не таял. Достаточно тепло для того, чтобы не чувствовать скорое наступление долгой зимы.
Сатира встретила меня приветливой улыбкой и простым ситцевым летним платьем на своём бархатном белом теле:
— Я давно не видела тебя.
— Всего лишь один день.
Она покачала головой, произнеся непонятную мне фразу:
— Не считается. — Затем блондинка с сияющим видом протянула мне то, что было зажато в её правой ладони: — Возьми. Сегодня у нас лето.
Я покорно приняла нежданный подарок — пять цветочков синей фиалки.
— Они тебе станут теперь напоминать обо мне, — она развернулась и весело помчалась по узкому проходу к двери Песочной Комнаты. Из-под легкого короткого платья вниз по её ноге спускался темный, покрытый корочкой запекшейся крови, аккуратный шов.
Нежные цветки с желтыми тычинками распространяли вокруг меня умиротворяющий аромат. Синие, как след укуса, что она оставила на мне в тот день. Бархатные, как ее молочная свежая кожа. Да, она действительно права. Теперь фиалки станут напоминать мне о Сатире.
На второй этаж я поднялась очень тихо, стараясь расслышать шорохи наверху. Но там никого не было, что мне и было нужно. Пройдя через комнатку, с пола до потолка заваленную книгами, я оказалась в спальне, где мы с Тодом искали леску. Кто-то уже позаботился о том, чтобы следов нашего шумного вмешательства здесь не осталось. Всё было разложено по местам, убрано на полки. На маленьком прикроватном столике я увидела чайную чашку, в которую была посажена фиалка.
Выдвинув один из ящичков стола с большим зеркалом, я взяла первую попавшуюся книгу. Она, как и все остальные, лежащие здесь, была очень маленького карманного формата. Я вложила в нее бархатные синие цветочки, данные мне Сатирой, и засунула книжку в задний карман джинсов.
В Песочной Комнате было оживленно. Несмотря на то, что всё ещё было позднее утро, сюда пришли местные парочки городских сумасшедших. Их присутствие было бы гораздо более гармонично в сумраке вечера, нежели при свете яркого снежного дня. Четверо из них стояли у окна, заклеивая холодные лучи солнца клочками мятой ярко-зеленой бумаги. Им помогала Сатира, зубами отрывая кусочки прозрачного скотча от увесистого мотка. Ещё двое, парень и девушка, сидели на полу. Она была явно старше его, зато настолько же красива. В одинаковых черных майках с высоким горлом и плотных белых брюках они смахивали больше на брата и сестру, чем на влюбленную пару.
Юлий сидел в стороне от всех, глядя на Сатиру без всяких эмоций на лице. Он будто бы старался узнать в этой теплой, смеющейся девушке в простом платье ту, которую он привык видеть возле себя.
А Сатира вовсе не замечала его взгляда на себе. Она вертелась вокруг окна, смеялась, когда скотч прилипал к её губам, и нотки её смеха наполняли комнату необыкновенной цветочной легкостью, словно и не было никакого снега за окном, словно я не вошла в комнату в тёплой осенней куртке. Словно в Доме, Где Никогда Не Запирается Дверь, и правда было настоящее волнующее лето.
— А где Тод? — Своим вопросом я нарушила гармонию тихого жужжания разговоров, шелеста бумаги и мирного дыхания поцелуев чёрно-белой пары.
— Он уже на улице. Наверняка скатывает первого снеговика, пока мы здесь умираем от духоты, — ответил мне Серый Кардинал, не отрывая взгляда от милого силуэта Сатиры: — Кое-кто капризничает и не любит снег…
— Лето, это же лето, откуда может быть снег? — Указала Сатира на одно из окон, которое они закончили заклеивать вместе с незнакомыми мне влюбленными: — Смотри, Любимый, это же лето. — Она вдруг на минуту стала сосредоточенно-серьезной, тень легкого холодка пробежала по её лицу: — Или ты не видишь?..
Юлий разлегся на полу, закинув руки за голову, и закрыл глаза:
— Я не хочу ничего видеть. Я хочу на улицу, хочу в снег. Мне нужен его озоновый серебристый запах, я задыхаюсь.
— Но это невозможно, Удивительный, ведь сейчас лето, — она была очаровательна в своем помешательстве, но, очевидно, Юлий и этого не хотел замечать:
— Ты хочешь, чтобы я задохнулся, так да?
— Разве ты не чувствуешь этого? — Сатира глубоко вдохнула воздух с таким наслаждением, что я невольно сделала то же самое: — В воздухе лишь пыльца с крыльев бабочек и свежесть проснувшейся утром травы…
— Бабочки — вестники смерти, — оборвал ее мелодичные слова Серый Кардинал: — А твое платье пахнет нафталином и пылью.
Зеленый свет от заклеенного окна, отражаясь на лице Сатиры, скрыл ото всех присутствующих её эмоции. Маленький сквозняк пролетел по комнате в воцарившемся молчании, и моток скотча выпал из рук девушки. Однако, когда она присела, чтобы подобрать его, тепло и одурманивающее спокойствие снова окружили нас.
— Давайте заклеим ещё одно окно? — Блондинка по-детски требующим жестом указала на старые рамы. — Любимый, я хочу в эту комнату шторы нежно-желтого цвета.
— Давайте пойдем наружу, — Юлий поднялся, поправляя воротник рубашки. — Мой друг собирался придти, мне бы не хотелось, чтобы он видел вашу клоунаду.
— Ты не говорил, что кто-то должен придти, — осудила его Сатира придирчивым тоном: — Чем плох зелёный цвет?
— Мы идем наружу, Сатира, — он отчетливо проговаривал каждое слово. — Мы все.
Послушные сумасшедшие положили на пол ножницы, скрепки, клей, рваные листы зеленой бумаги и прошли мимо меня по направлению к входной двери. Черно-белая парочка также поднялась с пола — вальсирующими шагами они прокружились по комнате и выскользнули в дверной проем.
Серый Кардинал, наблюдая за этим зрелищем, лишь покачал головой:
— Дурдом. — И покинул Песочную Комнату вслед за остальными.
Я смотрела в глаза Сатиры. Уставшие, больные, но такие тёплые. Она взволнованно дышала, с улыбкой глядя на меня. Словно ждала какого-то великолепного сюрприза, необыкновенного чуда. И она точно знала, что ощущение ожидания может быть намного приятнее, чем само ожидаемое.
Последовав за Юлием, я не стала оборачиваться. Мне совсем не хотелось знать, изменился ли её взгляд, увидевший мою спину.
Едва я открыла входную дверь, как на меня обрушилась лавина снега: все вышедшие вперед посчитали своим долгом поздравить меня с наступающей зимой. Все, за исключением танцующей пары. Они кружились, глядя только друг на друга.
В ответ на запущенные в меня снежки, я сгребла с земли рыхлый снег и запустила им в Юлия:
— Ах, так?!..
Он ловко увернулся, приседая за новой порцией искрящихся холодом и свежестью кристаллов. В моих волосах застряли комочки снега, прилетевшего откуда-то справа. С удивительно искренней улыбкой Юлий запустил снежком в том направлении. Послышались возмущенные радостные вопли, и на нас снова обрушилась лавина белых пушистых комков.
Я едва не свалилась с ног, когда чей-то снежок попал мне в грудь, но кто-то подхватил меня сзади за плечи, удержав в равновесии. Юлий смеялся, когда предназначенные для меня комки снега разбивались об его спину:
— Держись на ногах крепче, это злая игра. Побежали, — шепнул он мне на ухо и потянул за собой.
С индейскими криками четверо раззадоренных нашим бегством смеющихся сумасшедших помчались следом. Мы с Юлием встретили их шквальной атакой снежков из-за угла дома. Но их было явно больше, противостояние было бесполезным.
Мой спутник, с добродушным хохотом, который, в принципе, от Серого Кардинала было слышать очень странно, вытрясал снег, попавший ему под воротник черного френча. Он потянул меня за плечо и сквозь громкие вопли атакующих нас противников прокричал:
— Беги до следующей стороны дома, я попробую прорваться через них, встретимся у противоположной стены!
Я не успела ответить, Юлий с воинственным кличем помчался к четырем нашим преследователям.
«Ну точно как дети» — подумала я, наблюдая, как они валяются в снегу, закапывая друг друга.
Зато, когда я бросилась в общую веселящуюся склоку, самого Серого Кардинала там уже не оказалось. Меня бы буквально похоронили под снежным покровом, если бы я, изловчившись, не выскользнула бы из четырех пар варежек и не помчалась бы к противоположному углу дома, где Юлий должен был ждать меня.
Но за углом был только снег, едва ощутимый ветер и запах талой воды.
Я задумчиво взглянула на белую землю: на нетронутой снежной глади виднелись отпечатки всего одной пары ног, и вели они вовсе не от угла, где стояла я, а откуда-то справа, со стороны узкой улочки, ведущей к городскому парку.
Кто-то ещё решил посетить нас этим внезапно заснеженным днем. Кто-то, чьи подошвы были не похожи на огромные отпечатки кроссовок Наркомана. Да и на аккуратные плоские следы Серого Кардинала они мало походили. Это были чужие подошвы пары обыкновенных осенних ботинок, надетых как раз по сезону, пришедших откуда-то извне, не из мира, которым окружил себя Юлий.
Дорожки вдоль дома не было, обычно никто здесь не ходил. Делая осторожные глубокие шаги в снегу, я пробиралась к следующей стороне, туда, где окна дома выходили на ограду городского парка.
— По выражению твоего лица можно догадаться: ты вряд ли желаешь, чтобы я пригласил тебя в дом, — голос Юлия, чуть надрывистый, доносился из-за угла дома. Как я и думала, он был там вовсе не один.
— Из тебя получился такой же отвратительный чтец по лицам, как и режиссер, — холодные интонации этого человека я никогда не слышала раньше. — Ты можешь не приглашать меня к себе, это твое право. Я — не Наркоман, я не стану вламываться без твоего позволения.
Осторожно заглянув за угол, я увидела две тёмные фигуры, с нескрываемой ненавистью смотревшие друг на друга.
Юлий, который был выше ростом своего собеседника, зло глядел сверху вниз на неприметного парня с растрепанными короткими темными волосами:
— Лжешь. Ты заходишь сюда, когда тебе это зачем-то нужно, и вовсе не утруждаешь себя ожиданием приглашения.
— Хочешь оскорбить меня, друг мой? — Если бы ослепляющий снег не превращал бы их силуэты в бездушные черные пятна, я, быть может, смогла бы разглядеть лицо незнакомца и то, с какими эмоциями он произносит свои небрежные, но острые слова. — Ты не замечаешь, мне кажется, что твоя подружка скатывается всё ниже, к безумию. И, как неловко, всему виной ты. Что же ты будешь делать дальше, поделись со мной своими размышлениями?
Серый Кардинал словно выдохнул облако ненависти, наполнявшее его до настоящего момента. Изменившимся, скорее просящим, чем утвердительным голосом, он произнес:
— Я не отпущу ее. Ты и Наркоман приняли меня когда-то к себе, она тоже может…
— Но Сатира не входит в наши планы, — пальцами левой руки незнакомец несколько раз пощелкал перед лицом Юлия, словно желая, чтобы тот очнулся. — Ты слышишь меня или нет? Сатира — совсем не то, что нам нужно, в ней есть безумие.
— Разве безумие — не порок?