Водитель не отвлекается от дороги. Салон наполняют джазовые переливы.
- Как вас зовут?
Ответа нет.
- А как насчет притормозить? Или даже за тормозить? А потом отвернуться на пару секунд, чтобы я могла убежать? Произошло недоразумение. Я с ними никак не связана. И если подумать, вы тоже.
- И с кем же тогда я связан? – спрашивает он грубо и зло.
Его речь непросто разобрать. Наверное, сложно говорить членораздельно, когда тебе вырвали губы. Я с минуту вникаю в смысл.
Мне и раньше приходилось заниматься подобной интерпретацией. У Пейдж были друзья с речевыми проблемами. Ее терпение в отношении товарищей и посредничество между нами в ходе общения позволили мне начать их понимать. Теперь это плевое дело.
- С нами, - отвечаю я, - с людьми.
Не об этом ли неустанно талдычит Раффи? О том, что я принадлежу к человеческой расе, а он, собственно, нет? Эту мысль я задвигаю подальше.
Шофер поднимает на меня удивленный взгляд. Он явно не ожидал, что его поймут. Должно быть, он вообще заговорил только чтобы напугать меня своей «особенностью». Он сужает глаза, вероятно, считая, что я над ним издеваюсь.
- Людям я больше не нужен, теперь я не человек. - Он внимательно за мной наблюдает, полагая, что в этот раз мне не повезет с распознаванием его речи.
Но мне не только везет – мне становится жутко от того, о чем он говорит. Неужели и Раффи считает себя изувеченным и безобразным на контрасте с другими ангелами?
- Как по мне, ты – человек, - решаю я перейти на «ты».
- Ослепла? – сердится он. – Все верещат как сирены, завидев меня. Ну брошу я эту работу и куда тогда мне идти? Кого мне считать «своими»? Сейчас даже мать убежала бы прочь от меня. – Под гневом скрывается неподдельное горе.
- Не сбежала бы. – Моя бы точно не сбежала. – Я тебе больше скажу! Если ты вдруг решил, что являешься главным уродцем среди тех, кого я повстречала на этой неделе – окстись. Тебе многое надо узнать о том, что творится в мире.
Он бросает взгляд в зеркало.
- Только не хнычь, но ты даже не в первой десятке. А значит, смирись – ты совершенен. В той же степени, что и все мы.
- Ты видела кого-то ужасней меня?
- Да, черт возьми! Я с такими людьми столкнулась, от которых ты сам бы дал дёру. Моя подруга – одна из них. Она милая, добрая и мне ее не хватает. Но Клара вернулась к семье, а лучшего другу в наши дни и не пожелаешь.
- И они приняли ее? – Недоверие в голосе – надежда в глазах.
- С сучком и задоринкой, но очень маленькими. Они любят ее, а это чувство основывается на чем-то более глубоком, нежели внешние данные. Кстати, куда мы едем?
- А с чего мне тебе говорить? Ты же просто прикидываешься дружелюбной, чтобы получить желаемое, сбежать к своим дружкам и рассказывать им, какой я урод и как повелся на то, что не вызываю у тебя отвращения.
- Возьми себя в руки! Мы все в опасности и должны действовать сообща, помогать друг другу по мере наших возможностей. – Ну вот, заговорила как Оби. Возможно, близнецы и правы, есть у нас кое-что общее. – К тому же я тебя еще ни о чем не просила. Меня интересует только информация.
Он оценивающе смотрит на меня в зеркало.
- Мы едем в новую обитель, к Заливу Полумесяца.
- И что потом?
- Передадим тебя ангелам. Члены «Новой Зари» получат свою награду, если конечно благодетели будут в добром расположении духа, ну а я продолжу жить дальше.
- Положившись на милость оккупантов.
- Хочешь знать, что случилось с моим лицом?
Не хочу. Такие истории не для меня.
- Для них это было забавой. Содрать кожу живьем. С половины лица! Мучительней боли я даже представить не мог. Да и как такое можно вообще представить? Знакомы тебе подобные перемены? В одну минуту ты человек, в другую – уродливый монстр. А ты в курсе, что я был актером? – фыркает он. – Именно так, кормился за счет своей обалденной улыбки. Но теперь улыбкам конец – у меня ведь и губ-то нет.
- Мне жаль. – А что тут еще сказать? – Слушай, я знаю, это было непросто.
- Да ты и понятия не имеешь.
- Ты удивишься! Отсутствие видимых проблем не означает, что мне не хреново внутри. Кто сказал, что ты главный страдалец?
- Избавь меня от своего подросткового эгоцентризма и экзистенциональной фигни. Твои чувства и рядом не лежали с моими.
- Боооже, конечно, - протягиваю я. – Уж кто-кто, а ты совсем не извалялся в эгоцентризме. Теперь это ясно как белый день.
- Послушай, детка, я неделями ни с кем не говорил, и было решил, что скучаю по простому общению, но ты помогла мне понять – черта с два я скучал по нему.
Какое-то время салон наполняют только ретро-мотивы, затем он говорит:
- Никто не спешит мне на помощь, так с чего мне тебе помогать?
- Потому что ты достойный человек.
- Которому хочется жить. Отпущу тебя – меня выследят и убьют.
- Не отпустишь – лишишься части своей человечности. Быть таковым не значит вписываться в общество или выглядеть как один из нас. Человеком нас делают душа и принципы: то, на что ты пойти готов и чего никогда не сделаешь.
- Убийства людям не в новинку.
- Достойным в новинку.
За окном проносятся пустынные пейзажи. Наверное, мало желающих ошиваться вблизи обители. Слухи об апокалиптической вечеринке уже могли разлететься.
- Ты, правда, убила ангела? – спрашивает шофер.
- Ага. – Вообще-то, двух.
- Я не встречал никого, кому бы это удалось. Ты первая. Что если я, в самом деле, тебя отпущу?
- Я вернусь к семье и попробую нас спасти.
- Нас всех? Попытаешься всех спасти?
- Только мою семью. Это и так непросто. Как я могу отвечать за жизнь каждого?
- Если единственный человек, способный убить ангелов, не в состоянии этого сделать, на кого нам тогда рассчитывать?
- На Овадию Уэста. На него и борцов за свободу. Я же – обычный подросток.
- История пестрит примерами таких вот подростков, ведущих армии в бой. Жанна Д’Арк. Самурай Окита Соджи. Александр Великий. Все они были юны, когда встали на свой путь. И, похоже, мы снова возвращаемся к тем временам.
ГЛАВА 27
Мы неспешно лавируем между брошенных на трассе авто. Временами я вижу людей: заприметив нас, они тут же спешат укрыться. Парад ретромобилей – то еще зрелище. Не то чтобы прежде никто не брал напрокат дорогущих машин или не владел ими, но все это кануло в лету в первые две недели Нашествия. В последующие дни люди ничем не кичились, напротив – держались в тени.
Километр за километром я думаю об одном: как и когда я сбегу. Мы движемся слишком быстро, чтобы я могла выпрыгнуть на ходу. Но стоит мне отчаяться, поверив, что я не удеру – мы начинаем сбрасывать скорость.
На нашем пути блокпост из разных авто.
Конструкция похожа на многомерного мутанта-скарабея, выползшего на дорогу. Схема довольно искусна – машины стоят хаотично, но только на первый взгляд; нутром чую – все это неспроста.
Водитель опускает руку под сидение и извлекает пистолет. Меча у меня нет, так что я сама по себе.
Я как бы ненароком проверяю заднюю дверцу, чтобы понять, нельзя ли сматывать удочки прямо сейчас. Но я и дернуться не успеваю – вооружённые парни появляются из-за машин. Любительские тату, небрежно нанесенные на шеи, лица и руки. Типичная уличная банда.
Они наступают, поигрывая битами и монтировками. Один из них опускает последнюю на лобовое стекло нашего Роллса – оглушающий треск заставляет меня подскочить на месте.
Ареал удара белеет, покрываясь миллионами трещин, в остальном же стекло невредимо.
Бейсбольные биты наносят удары по капоту и дверцам. Банда рассредоточивается, чтобы атаковать и другие авто. А сияющее совершенство нашего ретромобиля превращается в развалюху – ветеранку гонок по бездорожью.
Еще до того, как мужчины успевают приблизиться, заднее стекло остановившейся впереди машины опускается и из окна появляется черный ствол автомата УЗИ.
Я прижимаю голову к коленям, стоит начаться стрельбе. Пулеметная очередь разрывает мои перепонки, несмотря на то, что я затыкаю уши.
Спустя пару секунд шум прекращается, и все, что я слышу – звон в моей голове. Рядом мог бы промчаться поезд, а я бы и не узнала.
Осторожно выглядывая из-за сидения, я пытаюсь увидеть, что происходит. Два члена культа – мужчина и женщина в одеяниях из простыней – стоят рядом с машиной и осматривают территорию, заручившись поддержкой автомата УЗИ.
Трое истекают кровью на асфальте. Один упал рядом с придорожным мемориалом. Алтари на обочинах стали появляться со времен начала Великой Атаки. Фотографии потерянных любимых, засохшие цветы, мягкие игрушки, послания со словами горя и нежности.
С одного из снимков нам улыбается девочка, у нее недавно выпал передний зуб. На рамке этого фото блестит свежая кровь.
Мне раньше казалось, что подобные островки памяти создавались в память о тех, кто погиб от руки ангелов. А теперь мне интересно, скольких из них убили сами же люди?
Остальных нападающих нигде не видно.
Проходит пара секунд, и члены культа забираются в две самые габаритные машины в составе блокпоста. Они медленно, но верно таранят заглохшие авто, расчищая как танки путь. Когда с этим покончено, бритоголовые возвращаются в салон, и мы продолжаем движение.
***
Ко времени прибытия в обитель я ясно чувствую исходящий от водителя страх. Он боится больше, чем я, а это кое-что значит.
Приближаемся мы со стороны главного здания отеля, который скорее похож на усадьбу: раскинувшийся вширь особняк, поле для гольфа, круговая подъездная дорога. Нас ожидаю трое, выглядят они представительно.
Внутри все леденеет от мысли о том, что я снова попала сюда. В место, из которого дважды едва унесла ноги.
Машины тормозят, из них появляются члены культа, один из которых открывает дверцу с моей стороны, будто личный шофер именитой леди, почтившей своим визитом светское мероприятие. Я отодвигаюсь на противоположный край сидения. Бежать бесполезно – кругом ангелы. Но облегчать им задачу я точно не собираюсь.
В салон наклоняется парень и получает хороший пинок. Сектанты выглядят пристыженными и немного напуганными. Мой бастион падает с распахнутой дверцей, к которой я прижималась спиной, после чего я, брыкаясь и крича, оказываюсь в руках своих похитителей.
Им приходится тащить меня вчетвером, и я рада, что водитель не в их числе. Ладони парня, сжатые на моих предплечьях дрожат, но боится он не меня. Кем бы ни считали эти безумцы ангелов, что бы ни диктовала им новая вера, всем прекрасно известно, что те, кому они поклоняются, немилосердно жестоки.
- Мы привезли девчонку в обмен на знаки прощения, - говорит Загорелая Макушка.
Охрана смеривает меня взглядом. Их глаза будто высечены из камня – ледяного, инопланетного. Бриз треплет перья на крыльях.
Один из ангелов жестом велит нам следовать за ним к главному входу.
- Сама пойдешь или силой потащим? – спрашивает Загорелая Макушка.
Я поднимаю ладони в знак поражения. От меня убирают руки, но отрезают телами пути к отступлению – открыт только один и ведет он прямо к обители. Мы бредем по подъездной дороге к главному входу отеля под неусыпным контролем со стороны крылатых часовых на балконах и крыше.