Дэвис поднял руку, чтобы погладить старенький пучок волос под подбородком.
— Я вас понял, генерал. И с ними все понятно. Тем не менее, они остаются проницательными людьми, и их мнение достойно нашего пристального внимания.
— Конечно, сэр. — Тщательно подбирая слова, Ли добавил, — Любая организация в нашей стране, имеющая такие возможности, как люди из Ривингтона, достойна нашего самого пристального внимания.
— Вы имеете в виду, что они попытаются манипулировать нами? — спросил Дэвис. Ли кивнул. Президент нахмурился.
— Эта мысль часто посещает мой разум, особенно в предрассветные часы, когда лучше спится. Когда бы только были одни северяне, это еще ладно. А теперь еще и эти. Я рад, что у нас есть такой человек, как вы. Я обретаю уверенность, что в случае, если мне придется отойти от бремени власти, есть кто-то, способный продолжить наше дело.
— Сэр? — сказал Ли, не совсем уловив дрейф мыслей президента. Глаза Дэвиса скучно уставились ему в глаза.
— Вы же знаете, что в соответствии с условиями Конституции Конфедерации Штатов, я ограничен одним сроком на шесть лет. После выборов в 1867 году наш народ должен иметь во главе того, кто способен подняться выше фракционных дрязг и повести нас всех дальше. Думаю, никто кроме вас, не удовлетворяет этим требованиям, и кроме того, кто еще может справиться с проблемами, которые могут доставить нам ривингтонцы? Я вас избрал в качестве уполномоченного не только из-за ваших несомненных и непревзойденных способностей, но и для того, чтобы держать вас в поле глаз общественности — как сейчас, так и в день наших выборов. Кое-что люди слишком быстро забывают.
— Вы это серьезно? — медленно сказал Ли. Он не был так поражен с тех пор, как генерал Макклеллан, отбросив свою обычную лень, вдруг прорвался через Северные Горы, чтобы дать битву под Шарпсбергом. Это было удивительно и как-то неприятно. — Я никогда не проявлял интереса к политике, господин президент, вы же знаете.
— И что? Я тоже получил военное образование, как вы прекрасно знаете. Я бы десять, нет сто раз предпочел бы командовать войсками на поле боя, чем тратить свои дни на споры с непокорным Конгрессом по мелочам. Законодательство, срочность которого должна быть очевидна для идиота, вдруг подменяется каким-то бредом. Я часто думал, что Конгресс просто стремится убрать меня на какой-то задний план, чтобы я сидел и помалкивал там. Но я остался там, где судьба и долг поставили меня, и я не сомневаюсь, что придет время, когда именно вы будете делать то же самое.
— Да минует меня чаша сия, — сказал Ли.
— Вы знаете, что и как произошло с Ним, когда пришел час, Он испил чашу до дна. Президент улыбнулся своей тонкой холодной улыбкой. — Мы знаем друг друга больше, чем половину нашей жизни — еще с тех дней в Вест-Пойнте, когда мы были молодыми люди и учились быть солдатами, быть мужчинами. Теперь, когда мы стали теми, кем когда-то мы стремились быть, как мы можем не признавать того, чего от нас требует долг?
— Пошлите меня в битву, в любое время, — сказал Ли.
— Битва у вас всегда будет, даже если это будет битва без знамен и пушек. Никого другого, кроме вас, я в этом кабинете не вижу.
Ли до сих пор покачивал головой. Дэвис не стал давить на него больше. Президент не всегда должен быть ловким политиком; его собственное четкое представление о делах состояло в том, чтобы находить компромиссы в море различных мнений. Но Ли знал, что Дэвис аккуратно подцепил его на крючок, как рыбу, резвящуюся в потоке над песчаным дном. Так же, как рыба клюет на червя, так и Ли высоко подпрыгнул, когда ему указали, в чем теперь его долг. Да, но крючок был безмерно колючим.
— Я думал, что скорее попаду на раскаленную сковороду, чем в президентство, — тихо пробормотал он.
— Конечно, — тут же отреагировал Дэвис, уловив лишь часть фразы, — за президентство хоть в огонь.
* * *
Лязг железа об железо, глубокий горловой звук парового свистка, серия толчков в вагонах — поезд остановился. Нейт Коделл вытер лицо рукавом. С закрытыми окнами вагоны были похожи на вонючий карцер. В открытые же так валил дым, что солдаты тут же становились похожими на шоу черномазых менестрелей.
Кондуктор просунул голову в отсек и закричал: — Ривингтон! Кому в Ривингтон! Стоянка полчаса.
Молли Бин поднялась на ноги.
— Ну, вот я и на месте.
— Удачи тебе, Мелвин.
— Не забывай нас, слышишь?
— Мы все будем скучать по тебе.
Называй ее Мелвином или нет, ее маскировка под мужчину больше не имела смысла. Все Кастальцы обнимали ее, когда она проходила в переднюю часть вагона, к выходу.
Коделл тоже вышел в Ривингтоне, намереваясь сесть потом снова, потому что он ему нужно было до Роки-Маунт. Он твердил себе, что ему просто хочется размять ноги и посмотреть на город, из которого поступали чудесные автоматы для Конфедерации, но он почему-то не удивился, обнаружив, что в конечном итоге идет рядом с Молли.
— Мне жаль, что ты остаешься здесь, — сказал он через некоторое время.
— Ты имеешь в виду, из-за того, что я, вероятно, буду тут делать? — спросила она. Он покраснел, но ему пришлось кивнуть. Молли вздохнула.
— Буду читать, а пока ничего больше не могу сказать. — Она посмотрела на него снизу вверх. — Или ты, может быть, думал взять меня с собой?
Коделл действительно думал об этом, и не один раз. Знакомство с Молли, общение с ней на войне, заставило его думать о ней по-другому, она стала ему ближе, чем любая другая женщина, которую он знал, но… она ведь была шлюхой, и он не мог заставить себя забыть об этом.
— Молли, я… — сказал он, и остановился.
— Забудь, Нейт. — Она взяла его за руку. — Я просто так спросила. Я знаю, как обстоят дела. Я просто надеялась, о, чертово дерьмо…
Ее голос стал по-солдатски грубым. Она перевела разговор на другое: — Ты только посмотри вокруг, этот ли город я оставила два года назад?..
Коделл огляделся. Железнодорожные пути тянулись по середине главной улицы Ривингтона. Железнодорожная станция была обычного южного типа: стены из вагонки, на крыше восемь футов навеса с обеих сторон, чтобы защитить от дождя, и двери для грузов и пассажиров. Но все было выкрашено свежей краской и везде почти идеально чисто; два негра со швабрами с длинными ручками смывали свежую сажу. Несколько других подбирали мусор и бросали его в бункера из листового металла. Он никогда не видел раньше ничего подобного где-либо.
К западу от станции стоял ряд складов, явно новых: сосновые доски, из которых они были построены, были яркие, невыветрелые, соломенного цвета. Часовые, одетые в пеструю, зелено-коричневую униформу ривингтонцев, с АК-47 в руках ходили вокруг складов. Они выглядели бдительными и опасными, свысока поглядывая в сторону Коделла, когда он взглянул на них. Они, казалось, вообще не принимали его в расчет, что раздражало его. Что бы они стали делать, если бы он приблизился?
— Никогда не видела их здесь раньше, — сказала Молли. Коделл не понял, имела ли она в виду склады или их амбициозных охранников. Она указала на вымощенную бревнами дорогу, которая проходила на запад от новостроек, исчезая в сосновых лесах, растущих почти на краю города.
— Там тоже что-то новое. Интересно, куда она идет? Никогда не знала, что там кто-то живет.
— Необычные дороги в никуда, — сказал Коделл; вымощенные бревнами дороги — это было дорогое удовольствие.
— Можно спросить в „Эксельсиоре“.
Молли кивнула в сторону довольно ветхого отеля недалеко от станции. Это сооружение явно давно не знало покраски. Также впрочем, как магазинчик, баптистская церковь, или заведение кузнеца рядом. Они выглядели успокаивающе обычными. Но за ними выглядывал еще один отель, далеко не похожий на карликовый старый „Эксельсиор“. Он был меньше, чем „Похатан“ в Ричмонде, но не намного. Вывеска над входом, выполненная смелыми красными буквами, гласила „НЕХИЛТОН“.
— Что за „Нехилтон“? — сказала Молли, выпучив глаза. — Этот явно новый, построили уже после того, как я уехала. Также, как банк и церковь рядом с ним.
— Будь я проклят, если я знаю, что значит „Нехилтон“, — ответил Коделл. — Может, пройти и узнать?
— Не хотелось бы, чтобы ты опоздал на поезд, Нейт. Говорили про стоянку в полчаса.
— Мало ли, что сказали. У железнодорожников полчаса — это значит не меньше полутора часов. Несмотря на такую уверенность, Коделл оглянулся на поезд. Местные негры, конечно, казались более трудолюбивыми, чем обычно бывают рабы. Он подумал, что тут нет ничего удивительного; если ривингтонцы заставляли негров работать усердно в армии, вряд ли они позволяют им расслабляться и здесь.
Но его глаза широко раскрылись, когда он увидел, как экипаж из четырех черных мужчин, таскающих древесину, аккуратно укладывал ее в тендер, и то, с какой тщательностью другой раб, почти мальчик, смазывал буксы под каждым вагоном. По его опыту, большинство негров не потрудилось бы поберечь смазку при переходе от одного вагона к другому: они бы залили ей всю землю, хотя она и стоила доллар за полгаллона еще до войны. Это негр не потерял впустую ни капли; никакой из белых механиков не был бы столь аккуратен.
Коделл засунул руки в карманы брюк. Одна рука нащупала ордер на свое жалованье. Он вытащил его.
— Я знаю, что я могу сделать быстро: обменять это на деньги. Давай попробуем в новом банке, рядом с „Нехилтоном“.
— У меня тоже есть такой, — сказала Молли. — Пошли.
„ПЕРВЫЙ РИВИНГТОНСКИЙ БАНК“ гласила позолоченная вывеска над входом. Три клерка ожидали за высокой стойкой. Сразу за входом, внутри их встретил охранник. Он вежливо кивнул Коделлу и Молли. Коделл кивнул в ответ так же вежливо: охранник был с автоматом со снятым предохранителем и был одет в форму зеленовато-коричневого цвета. Он так и производил впечатление бывалого боевого солдата.
— Чем я могу помочь вам, господа? — спросил клерк, к которому подошли Коделл и Молли. У него был точно такой же акцент, как у Бенни Ланга. Коделл передал ему ордер.
— Сорок долларов? Сейчас, сэр, минуточку.
Он открыл ящик со своей стороны прилавка, вытащил две больших золотых монеты, крошечный золотой доллар, два серебряных десятицентовика и один медный цент, и подвинул их через полированный мрамор.
— Вот, пожалуйста. — Коделл уставился на монеты. — Золото? — спросил он голосом, больше похожим на испуганное карканье.
— Да, сэр, конечно, — сказал терпеливо клерк. — Сорок долларов, или 990 гран, или две унции тридцать гран. Здесь в одной монете унция.
Он взял большие монеты. Они не были похожи на какие-либо монеты, которые Коделл видел раньше, с профилем бородатого мужчины с одной стороны и антилопой на другой, ниже антилопы были волшебные слова: 1 унция. Золото, 999. Клерк продолжал: — Тридцать гран золота составляет 1,21 доллара, что и является вашим балансом у нас.
— Я не ожидал получить золотом, — сказал Коделл. — Думал, обычными банкнотами… Независимо от того, насколько правдива была проба в 999, он вовсе не ожидал такого обмена. Он также вдруг понял, зачем первому Ривингтонскому банку был необходим охранник с автоматом АК-47.