- Наглец, - пробормотал Генрих.
- Государь, - обратился к нему герцог Анжуйский, - вы только что толковали о правосудии. Ну что ж, окажите нам правосудие, ничего другого мы не просим. Велите учинить расследование, назначьте судей, и пусть они определят, кто устроил засаду и кто готовил убийство.
Генрих покраснел.
- Нет, - ответил он, - я и на этот раз предпочел бы не знать, кто прав, кто виноват, и объявить всем полное помилование. Я хотел бы примирить этих заклятых врагов, но, к сожалению, Шомберга и д'Эпернона раны удерживают в постели. Впрочем, господин герцог, кто из моих друзей, по-вашему, был самым неистовым? Скажите, вам это нетрудно определить, ведь, по вашим словам, они и на вас нападали.
- По-моему, Келюс, государь, - сказал герцог Анжуйский.
- Даю слово, вы правы, - сказал Келюс. - Я не прятался за чужие спины, ваше высочество тому свидетель.
- Раз так, - провозгласил Генрих, - пускай господин де Бюсси и господин де Келюс помирятся от лица всех участников.
- О! - воскликнул Келюс. - Что это значит, государь?
- Это значит: я хочу, чтобы вы обнялись с господином де Бюсси, обнялись здесь, на моих глазах, и немедленно.
Келюс нахмурился.
- В чем дело, синьор? - прогнусавил Бюсси, повернувшись к Келюсу и размахивая руками в подражание бурной жестикуляции итальянца Панталоне. - Неужели вы откажете мне в этой милости?
Выходка была столь неожиданной и Бюсси вложил в нее столько шутовского усердия, что даже король рассмеялся. Тогда Бюсси приблизился к Келюсу.
- Давай, Монсу, - сказал он, - такова воля короля. - И обвил руками шею миньона.
- Надеюсь, эта церемония нас ни к чему не обязывает? - прошептал Келюс на ухо Бюсси.
- Не волнуйтесь, - также шепотом ответил Бюсси. - Рано или поздно, но мы встретимся.
Весь красный и растрепанный, Келюс, дрожа от ярости, отпрянул назад.
Генрих нахмурил брови, но Бюсси, все еще изображая Панталоне, сделал пируэт и покинул залу совета.
Глава 6
О ТОМ, КАК СОВЕРШАЛСЯ МАЛЫЙ ВЕЧЕРНИЙ ТУАЛЕТ КОРОЛЯ ГЕНРИХА III
После этой, начавшейся трагедией и закончившейся комедией, сцены, отголоски которой, подобно эху, вылетели из Лувра и распространились по всему городу, король в великом гневе последовал в свои покои; сопровождавший его Шико назойливо осаждал своего господина просьбами об ужине.
- Я не голоден, - бросил король, перешагивая через порог своей опочивальни.
- Возможно, - ответил Шико, - но я, я взбешен до крайности, и меня мучит желание кого-то или что-то укусить, ну хотя бы зажаренную баранью ножку.
Король, сделав вид, что ничего не слышит, расстегнул свод плащ, положил его на постель, снял шляпу, приколотую к волосам длинными черными булавками, и швырнул на кресло. Затем устремился в переднюю, в которую выходила дверь из комнаты Сен-Люка, смежной с королевской опочивальней.
- Жди меня здесь, шут, - приказал он, - я вернусь.
- О, не спеши, сын мой, - сказал Шико, - не торопись. Мне бы даже хотелось, - продолжал он, прислушиваясь к удаляющимся шагам Генриха, - чтобы ты подольше там оставался и дал бы мне время подготовить тебе маленький сюрприз.
Когда шум шагов совсем затих, Шико открыл дверь в переднюю и крикнул; «Эй, кто там есть!» Подбежал слуга.
- Король изменил свое решение, - сказал Шико, - он велел подать сюда изысканный ужин на две персоны, для пего и для Сен-Люка.
- Король изменил свое решение, - сказал Шико, - он велел подать сюда изысканный ужин на две персоны, для пего и для Сен-Люка. И советовал особое внимание обратить на вино. Теперь поторапливайтесь.
Слуга повернулся на каблуках и со всех ног помчался выполнять приказ Шико, ничуть не сомневаясь, что он исходит от самого короля.
Тем временем Генрих III, как мы уже говорили, прошел в комнату, отведенную Сен-Люку; последний, будучи предупрежден о королевском визите, лежал в постели и слушал, как читает молитвы старик слуга, последовавший за ним в Лувр и разделивший его заточение. В углу, на позолоченном кресле, опустив голову па руки, глубоким сном спал паж, приведенный Бюсси.
Одним взглядом король охватил всю эту картину.
- Что это за юноша? - подозрительно спросил он у Сен-Люка.
- Разве вы забыли, ваше величество? Заперев меня здесь, вы милостиво разрешили мне вызвать одного из моих пажей.
- Да, конечно, - ответил Генрих.
- Ну, я и воспользовался вашим дозволением, государь.
- Ах, вот как!
- Ваше величество раскаиваетесь в том, что даровали мне это развлечение? - осведомился Сен-Люк.
- Нет, сын мой, нет. Напротив. Забавляйся, сделай милость. Как ты себя чувствуешь?
- Государь, - сказал Сен-Люк, - меня сильно лихорадит.
- Оно и видно. У тебя все лицо пылает, мой мальчик. Пощупаем пульс, ты знаешь, ведь я кое-что смыслю в медицине.
Сен-Люк неохотно протянул руку.
- Ну, да, - сказал король, - пульс прерывистый, возбужденный.
- О государь, - простонал Сен-Люк, - я и вправду серьезно болен.
- Успокойся. Я пришлю к тебе моего придворного врача.
- Благодарствуйте, государь, я не выношу Мирона.
- Я сам буду ухаживать за тобой.
- Государь, я не допущу...
- Я прикажу постелить мне постель в твоей спальне, Сен-Люк. Мы проболтаем всю ночь, у меня накопилась уйма всякой всячины, которой я хотел бы с тобой поделиться.
- Ах! - в отчаянии воскликнул Сен-Люк. - Вы называете себя человеком, сведущим в медицине, вы называете себя моим другом и хотите мне помешать выспаться. Клянусь смертью Христовой, лекарь, у вас странная манера обращаться с вашими пациентами! Клянусь смертью Христовой, государь, вы как-то уж слишком по-своему любите своих друзей!
- Как! Ты хочешь остаться наедине со всеми твоими страданиями?
- Государь, со мной Жан, мой паж.
- Но он спит.
- Вот потому-то я и предпочитаю, чтобы за мной ухаживали слуги; по меньшей мере, они не мешают мне спать.
- Ну хоть позволь мне вместе с ним бодрствовать у твоего изголовья, клянусь, я заговорю с тобой, только если ты проснешься.
- Государь, я просыпаюсь злющий как черт, и надо очень привыкнуть ко мне, чтобы простить все глупости, которые я наболтаю перед тем, как окончательно прийти в себя.
- Ну хотя бы приди побудь при моем вечернем туалете.
- А потом мне будет дозволено вернуться к себе и лечь в постель?
- Ну само собой.
- Коли так, извольте! Но предупреждаю, я буду жалким придворным, даю вам слово. Меня уже сейчас чертовски клонит ко сну.
- Ты волен зевать, сколько тебе вздумается.