Огонек приближался медленно и неравномерно; временами останавливался, порой отклонялся - то влево, то вправо, иногда вдруг, остановившись, внезапно принимался что-то вытанцовывать, уподобляясь блуждающему огню, затем спокойно двигался вперед, но вскоре сноса брался за свои выкрутасы.
- Решительно, площадь Бастилии - необычное место, - сказал Бюсси. - Но будь что будет, подождем.
И с этими словами он устроился поудобнее: завернулся в плащ и спрятался в нишу какой-то двери. Стояла темная-претемная ночь, и за четыре шага уже ничего нельзя было различить.
Огонек продолжал приближаться, описывая самые причудливые круги. Но, поскольку Бюсси не был суеверен, он оставался в убеждении, что этот свет не принадлежит к таинственным блуждающим огням, которые внушали такой страх путникам в средние века, а исходит всего-навсего от фонаря, подвешенного к пальцам какой-то руки, а рука, в свою очередь, должна быть соединена с каким-то туловищем.
Действительно, после нескольких секунд ожидания это предположение подтвердилось. Шагах в тридцати от себя Бюсси заметил черный силуэт, длинный и тонкий, как столб, постепенно силуэт принял очертания человеческой фигуры; человек этот держал в левой руке фонарь и то вытягивал руку с фонарем перед собой, то отводил ее в сторону, то опускал к ноге. Сначала Бюсси подумал, что незнакомец принадлежит к почтенному братству пьяниц, так как только опьянением можно было объяснить его странные телодвижения и то философское спокойствие, с которым он проваливался в грязные ямы и шлепал по лужам.
Один раз он даже поскользнулся па подтаявшем льду: Бюсси услышал глухой звук, увидел, как фонарь стремительно полетел вниз, и подумал, что ночной гуляка, которого ноги плохо держат, тщетно пытается сохранить равновесие.
Бюсси уже ощущал к этому «служителю Бахуса», как назвал бы незнакомца мэтр Ропсар, тот род сочувствия, который благородные сердца испытывают к пьяницам, оказавшимся поздно ночью на улице, и чуть было не бросился ему на выручку, но тут фонарь взмыл вверх с быстротой, свидетельствующей, что его владелец обладает гораздо большей устойчивостью, чем это можно было предположить на первый взгляд.
- Ну вот, - пробормотал Бюсси, - кажется, впереди еще одно приключение.
И так как фонарь возобновил поступательное движение и, по-видимому, направлялся прямо к тому мосту, где стоял Бюсси, молодой человек плотно прижался к стене.
Фонарь приблизился еще на десять шагов, и в отбрасываемом им свете наш герой заметил удивительную вещь - у человека, который нес фонарь, на глазах была повязка.
- Ей-богу! - сказал Бюсси. - Что за дикая затея играть в «холодно-горячо» с фонарем в руке, особенно в такое время и в такую распутицу? Неужели я опять сплю и вижу сон?
Бюсси выжидал. Человек с завязанными глазами сделал еще пять или шесть шагов.
- Господи помилуй, - прошептал Бюсси, - по-моему, он разговаривает сам с собой. Нет, он не пьяница и не сумасшедший. Он математик и пытается решить какую-то задачу.
Эту последнюю мысль нашему наблюдателю навеяли слова, которые бормотал человек с фонарем.
- Четыреста восемьдесят восемь, четыреста восемьдесят девять, четыреста девяносто, - тихо отсчитывал он. - Должно быть, где-то здесь.
И таинственный незнакомец, приподняв повязку, подошел к двери дома, возле которого он оказался, и тщательно ее обследовал.
- Нет, - сказал он, - дверь явно не та. Затем опустил повязку на глаза и снова зашагал, отсчитывая на ходу:
- Четыреста девяносто один, четыреста девяносто два, четыреста девяносто три, четыреста девяносто четыре.
Затем опустил повязку на глаза и снова зашагал, отсчитывая на ходу:
- Четыреста девяносто один, четыреста девяносто два, четыреста девяносто три, четыреста девяносто четыре... Здесь должно быть «горячо».
Он опять приподнял повязку и, подойдя к двери, соседней с той, возле которой спрятался Бюсси, осмотрел ее с не меньшим вниманием, чем первую.
- Гм! Гм! - произнес он. - Вот эта вполне подходит. Нет.., да, да.., нет.., чертовы двери, они похожи друг на друга, как две капли воды.
«К такому выводу пришел и я, - сказал себе Бюсси, - этот математик начинает внушать мне уважение».
Математик надвинул повязку на глаза и продолжал свой путь.
- Четыреста девяносто пять, четыреста девяносто шесть, четыреста девяносто семь, четыреста девяносто восемь, четыреста девяносто девять... Если напротив меня есть дверь, - сказал он, - то это и должна быть та самая...
Дверь тут действительно имелась, и это была как раз та самая, в нише которой прятался Бюсси, в результате чего, приподняв повязку, предполагаемый математик оказался лицом к лицу с нашим героем.
- Ну как? - поинтересовался Бюсси.
- Ой! - удивился любитель ночных прогулок, отступая па шаг.
- Вот тебе раз! - сказал Бюсси.
- Но это невозможно! - воскликнул неизвестный.
- Как видите, возможно, но случай и в самом деле необычный. Так, значит, вы тот самый лекарь?
- А вы тот самый дворянин?
- Тот самый.
- Иисус! Какая удача!
- Тот самый лекарь, - продолжал Бюсси, - который вчера вечером перевязал дворянина, получившего удар шпагой в бок?
- Верно.
- Все так, я вас тотчас же узнал. Должен сказать, что рука у вас нежная, легкая и в то же время очень умелая.
- Ах, сударь, я не ожидал встретить вас здесь.
- А что вы ищете?
- Дом.
- А-а, вы ищете дом? - протянул Бюсси.
- Да.
- Стало быть, вы знаете, где он?
- Как же я могу это знать? - ответил молодой человек. - Ведь мне завязали глаза, прежде чем отвести туда.
- Вас туда отвели с завязанными глазами?
- Конечно.
- Но вы уверены, что действительно приходили в этот самый дом?
- В этот или в один из соседних. В какой именно - я не уверен, поэтому я и разыскиваю...
- Прекрасно, - сказал Бюсси, - значит, все это не сон!..
- Что все? Какой сон?
- Надо вам признаться, любезный, мне казалось, что все это приключение, кроме удара шпагой, разумеется, было просто сном.
- Я вас понимаю, - сказал молодой врач, - этим вы меня не удивили, сударь.
- Почему не удивил?
- Я сам думал, что во всем этом есть какая-то тайна.
- Да, любезный, и эту тайну я хочу прояснить. Вы не откажетесь мне помочь, не правда ли?
- Разумеется.
- По рукам. По прежде всего один вопрос.
- Слушаю.
- Как вас зовут?
- Сударь, - сказал молодой лекарь, - я не стану принимать ваши слова за намеренное оскорбление.