Я знаю, что, по доброму обычаю и по существующему порядку, в ответ на ваш вопрос мне подобало бы гордо вскинуть голову и, подбоченившись, спросить: «А вы, сударь, кем вы изволите быть?» Но у вас длинная шпага, а у меня только мой ланцет, у вас вид знатного дворянина, а я, промокший до костей, по пояс в грязи, я должен вам казаться каким-то проходимцем. Поэтому отвечу вам просто и чистосердечно: меня зовут Реми ле Одуэн.
- Прекрасно, сударь, тысячу раз благодарю. Что до меня, то я граф Луи де Клермон, сеньор де Бюсси.
- Бюсси д'Амбуаз! Герой Бюсси! - восторженно воскликнул юный медик. - Так вот оно что! Сударь, вы тот самый знаменитый Бюсси, тот полковник, который, который?.. О!
- Тот самый, сударь. А теперь, когда мы выяснили, кто мы такие, сделайте милость, удовлетворите мое любопытство, несмотря на то что вы весь вымокли и измазались в грязи.
- Ив самом деле, - сказал молодой человек, сокрушенно разглядывая свои короткие штаны, сплошь забрызганные грязью, - и в самом деле, мне, как Эпаминонду Фиванскому, очевидно, придется провести три дня дома, ведь в моем гардеробе всего лишь одни штаны и только один камзол. Но, простите, как мне показалось, вы соблаговолили задать мне какой-то вопрос?
- Да, сударь, я хотел бы у вас спросить, как вы попали в тот дом.
- Весьма простым и в то же время очень сложным путем. Судите сами.
- Посмотрим.
- Господин граф, извините меня, я был так потрясен, что обращался к вам, не называя вашего титула.
- Какие пустяки, продолжайте.
- Господин граф, вот моя история: я живу на улице Ботрейи в пятистах двух шагах отсюда. Я бедный ученик хирурга, но, могу вас заверить, рука у меня довольно умелая.
- Я и сам имел случай в этом убедиться, - сказал Бюсси.
- Учился-то я усердно, - продолжал молодой человек, - да вот пациентов не приобрел. Меня зовут, как я уже говорил: Реми ле Одуэн; Реми - потому, что такое имя дали мне при крещении, и Одуэн - потому, что я родился в Нантей-ле-Одуэн. Семь или восемь дней тому назад за Арсеналом какого-то бедолагу как следует полоснули ножом, я зашил ему кожу на животе и очень удачно втиснул туда кишки, которые вывалились было наружу. Эта операция принесла мне некоторую известность в округе, и, видимо, благодаря ей мне посчастливилось: вчера ночью меня разбудил чей-то приятный голосок.
- Голос женщины! - воскликнул Бюсси.
- Да, но не спешите с выводами, граф, какой бы деревенщиной я ни был, все же я понял, что это голос служанки. Я их знаю, ведь мне гораздо чаще приходилось иметь дело со служанками, чем с госпожами.
- И что же вы сделали?
- Я поднялся и открыл дверь, но едва я высунул голову, как две маленькие, не слишком нежные, но и не чересчур загрубелые ручки наложили мне па глаза повязку.
- И вам при этом не сказали ни слова?
- Нет, как же, мне было сказано: «Идите со мной, не пытайтесь разглядеть, куда я вас веду, молчите, вот ваше вознаграждение».
- И этим вознаграждением?..
- Оказался кошелек с пистолями, который вложили мне в руку.
- Ага! И что вы ответили?
- Что я готов следовать за моей очаровательной проводницей. Я не знал, очаровательна она или пет, но подумал, что маслом каши не испортишь.
- И вы последовали за ней без возражений, не требуя никаких гарантий?
- Мне часто приходилось читать в книгах о подобных историях, и я заметил, что для врача они всегда кончаются чем-нибудь приятным.
Итак, я последовал за незнакомкой, как я уже имел честь вам доложить; меня вели по твердой земле, к ночи подмерзло, и я насчитал четыреста, четыреста пятьдесят, пятьсот и, наконец, пятьсот два шага.
- Хорошо, - сказал Бюсси, - это было умно с вашей стороны. И вот теперь мы, по-вашему, должны быть у той двери?
- Во всяком случае, где-то поблизости от нее, потому что на сей раз я насчитал четыреста девяносто девять шагов. Конечно, хитрая девчонка могла повести меня окольным путем, - по-моему, она была способна выкинуть со мной подобную штуку.
- Да, допустим, она позаботилась о такой предосторожности, тем не менее, будь она даже хитра, как сам дьявол, наверное, она все же сболтнула вам что-нибудь, назвала какое-то имя?
- Никакого.
- Может быть, вы сами что-нибудь приметили?
- Только то, что можно приметить пальцами, приученными в иных случаях заменять глаза, то есть - дверь, обитую гвоздями, прихожую за дверью, в конце прихожей - лестницу.
- Слева?
- Вот именно. Я даже сосчитал ступеньки.
- Сколько их было?
- Двенадцать.
- И потом сразу вход?
- Думаю, что сначала коридор: открывали три двери.
- Хорошо.
- А потом я услышал голос. Ах, на сей раз это был голос госпожи, такой нежный и мелодичный.
- Да, да. Это был ее голос.
- Конечно, ее.
- Ее, ее, клянусь вам.
- Вот уже кое-что, в чем вы можете поклясться. Дальше меня втолкнули в комнату, где лежали вы, и разрешили снять повязку.
- Все так.
- И тогда я вас увидел.
- Где я был?
- Вы лежали на постели.
- На постели с занавесками из белого шелка в золотых цветах?
- Да.
- А стены комнаты были покрыты гобеленами?
- Правильно.
- А на потолке написаны фигуры?
- Точно так, а в простенке между окнами...
- Портрет?
- Вот именно.
- Женщины в возрасте от восемнадцати до двадцати лет?
- Да.
- Блондинки?
- Да, несомненно.
- Прекрасной, как ангел?
- Еще прекрасней!
- Браво! Ну и что вы сделали?
- Я вас перевязал.
- И отлично перевязали, даю слово!
- Старался, как мог.
- Превосходно перевязали, просто превосходно, милостивый государь, сегодня утром рана почти закрылась и стала розовой.
- Это благодаря бальзаму, который я составил; на мой взгляд, он отлично действует, ибо, не зная, па ком мне его испробовать, я не раз протыкал себе кожу в самых различных местах тела, и - честное слово! - через два-три дня дырки уже затягивались.
- Любезный господин Реми, - воскликнул Бюсси, - вы замечательный человек, я полон всяческого расположения к вам... Но дальше, что было дальше? Рассказывайте.
- Дальше вы снова потеряли сознание. Голос спросил меня, как вы себя чувствуете.
- Откуда он спрашивал?
- Из соседней комнаты.