— В таком случае позволю себе посоветовать вам приехать сюда как можно быстрее. Княгиня Гертруда сгорает от нетерпения увидеть вас.
— О'кей! — машинально ответил Эдуар.
Настежь открытые ворота приглашали войти внутрь. Эдуар заметил, что на лужайке начали косить высокую траву и пропалывать сорняки, проросшие сквозь гравий на большой аллее.
Когда Бланвен приблизился к замку, из ангара показался старый Вальтер, размахивающий руками, — он приглашал Бланвена поставить автомобиль в ангар. Старый слуга и на этот раз сменил свой наряд: на нем были черные брюки и жилет в желтую полоску. Впрочем, и эта одежда казалась не менее потрепанной, чем та, в которой его видел Бланвен в прошлые разы.
Пока Эдуар разворачивался, Вальтер закрывал широкий портал, скрежет при этом был такой, что барабанные перепонки лопались.
С почтением поприветствовав Бланвена, старик спросил у него разрешения вынуть вещи из багажника.
— Не стоит, — ответил Эдуар, — я не задержусь надолго.
Слуга, казалось, глубоко огорчился этим ответом.
— Но для князя приготовлена комната! — сказал он.
Уже на крыльце Эдуар убедился, что все ставни открыты, и это придавало замку гостеприимный вид. Из дверей появился герцог Гролофф — массивный, живописный и бесконечно старый. На нем были брюки в серую полоску и жакет, что делало старика похожим издали на Уинстона Черчилля. Герцог склонился в низком поклоне, ожидая руки Эдуара. Но тот и не подумал протянуть ее. Гролофф выпрямился и пригласил гостя следовать за ним. Бланвен шел такой упругой походкой, что можно было подумать, будто под его ногами резиновое покрытие в двадцать сантиметров толщиной. От страха Эдуар дрожал, чувствуя, как по его лбу градом катится пот.
Пройдя через огромный холл, заставленный уродливой мебелью, они вошли в салон, который днем освещался естественным светом, проникавшим сквозь четыре высоких окна, а с наступлением темноты — двумя гигантскими люстрами голландской работы. Кресла и канапе стиля Людовика XIV, выглядевшие высокомерно благодаря своей позолоте и муару, сгрудились у камина маленьким красным стадом. Посередине холла высилась мраморная подставка, на которой лежали предметы, настолько же ценные, насколько и разнородные — золотые табакерки и коробочки для пилюль, флаконы для ароматических солей и духов, вырезанные из самоцветов, маленькие серебряные подносы с гербами. Как и в холле, здесь тоже на стенах висели портреты; несмотря на яркие краски и блеск масла, от этих лиц веяло беспросветной скукой и чопорной грустью. На некоторых портретах были изображены люди в военной форме, увешанные медалями, на других — таинственные вельможи, на третьих — священнослужители.
— Присаживайтесь, монсеньор, я пойду предупрежу княгиню.
И Гролофф вышел. Но Эдуар остался стоять, чтобы сохранить свободу в движениях в тот роковой момент, когда появится княгиня Гертруда. Его внимание привлекли роскошные безделушки на мраморной подставке. Подобных он никогда прежде не видел; в каждом предмете жила душа, за каждым стояла история.
«Что за беспечность оставлять их так: любой алчный человек может позариться на них!» — подумалось Эдуару.
Дверь, прежде не замеченная Бланвеном, так как была она завешана коврами, открылась. Эдуар ожидал появления княгини из той же двери, через которую прошел сам, поэтому он оказался спиной к старой женщине. Бланвен быстро повернулся и застыл от почтения и нахлынувших на него чувств.
Она была здесь — тщедушная и восхитительная в своем величии; на ней было длинное черное платье, доходившее до щиколоток; черная кружевная пелеринка, наброшенная на плечи, делала эту женщину еще более хрупкой. Из-за своего маленького роста княгиня держалась очень прямо. Лицо ее было бледным, но, несмотря на возраст, на нем почти не было морщин — старуха совершенно не красилась, даже рисовой пудры не было на этом странном лице, на котором читались неумолимая воля и безысходное горе. Гармония ее черт поражала. В молодости Гертруда, наверное, была очень красива, эта красота угадывалась и сейчас. Густая седая шевелюра, стянутая в пучок на макушке, распускалась на затылке густым шиньоном в форме тщательно уложенного полумесяца. На такую прическу требовалось, должно быть, немало времени.
Вслед за княгиней в зал вошла женщина, еще молодая, но как бы высохшая. Ее светло-каштановые волосы, отдававшие в рыжину, большие светлые глаза могли сойти и за зеленые, и за голубые; губы полные, нос слегка вздернут, а лицо украшено веснушками. Казалось, что основу ее жизни составляют осторожность и сдержанность, но за ее скованностью проступали разочарование, покорность и скрытая нежность. Женщина встала слева от старой княгини, и та сразу ухватилась за ее руку.
Эдуару хотелось, чтобы здесь оказался и герцог — он смягчил бы обстановку, но, очевидно, княгиня Гертруда сочла его присутствие неуместным.
Пожилая женщина и молодой человек обменялись долгими испытующими взглядами. Наконец Бланвен низко поклонился и, стараясь, чтобы его голос прозвучал увереннее, произнес:
— Приветствую вас самым почтительным образом, мадам.
Княгиня слегка склонила голову.
— Итак, это вы, — сказала она.
Увлекая за собой компаньонку, старуха обошла вокруг Эдуара. «Как будто осматривает лошадь на ярмарке», — подумал Бланвен, испытывая неловкость. Затем княгиня уселась в кресло. Красное чудовище полностью поглотило ее. Среди огромных подушек старуха казалась совсем крохотной.
— Оставьте нас на минуточку, Маргарет! — приказала княгиня. — И проследите, чтобы никто не вошел сюда.
Голос ее был совершенно лишен интонаций, она изъяснялась на чистом французском языке, в котором слышался легкий акцент.
— Месье, — продолжила княгиня, когда молодая женщина вышла, — я попрошу вас об одной вещи, которая, возможно, шокирует вас, поэтому я заранее прошу у вас прощения: не могли бы вы раздеться?
Эдуар нахмурился.
— Если речь идет об этом знаменитом родимом пятне, то герцог уже имел возможность убедиться, что оно есть, мадам.
— Речь идет не только об этом, — ответила старуха. — Забудьте о стыдливости в присутствии женщины, которой скоро исполнится восемьдесят лет.
Несмотря на спокойный тон, в ее голосе слышался приказ.
Эдуар начал раздеваться. Этот стриптиз был для него настоящим мучением. А повиновался он потому, что понимал: старой княгиней движет не каприз, а необходимость проверить еще что-то.
В мгновение ока Бланвен стоял перед старухой в одних трусах.
— Еще немного мужества, — прошептала княгиня умирающим голосом, — я хочу увидеть вас совершенно голым.
Эдуар стащил с себя трусы в синюю полоску и неподвижно замер, неловкий, сгорающий от стыда, стараясь не прикрывать руками половой орган.
— Повернитесь! — приказала княгиня.
Эдуар подчинился, растерявшись от собственной покорности, хотя внутри него все больше зрело сопротивление.
— Благодарю вас, — сказала княгиня. — Вы можете одеться.
Собрав свою одежду, Бланвен укрылся за креслом хозяйки замка, чтобы одеться. Приведя себя в порядок и вернувшись на место, он увидел, что старая женщина плачет.
— Мадам! — пробормотал Эдуар. — О! Мадам…
— Я как будто снова увидела своего супруга и своего сына, — заявила княгиня Гертруда. — Боже мой, как же вы похожи, все трое! Цвет кожи, волосы на теле, родинки, плечи в виде трапеции, бедра, мускулатура, выпирающие локти. Все! А лица, которые хоть сейчас можно чеканить на медалях! Эти скептические и дерзкие взгляды, способные бесконечно смягчиться, чтобы привлечь нужного человека! А ямочки на ваших подбородках! Мясистые уши, рты терпеливых прожигателей жизни! О! Дитя мое, какой же сказочный подарок преподнесли мне небеса, прежде чем я отойду в мир иной!
И она раскрыла Эдуару объятия.
Был бы при этом свидетель, жест показался бы ему театральным, но такового не оказалось, поэтому все вышло естественно, просто и прекрасно.
Эдуар подошел, положил руки на подлокотники парадного кресла и подставил свои щеки под поцелуи Гертруды. От нее слегка пахло фиалкой — странный, едва различимый запах, прекрасно подходивший к этой старой женщине, живущей в изгнании.
Княгиня обхватила Эдуара за голову своими холодными руками и прижала к груди; он был вынужден встать на колени. И потом Гертруда еще долго прижимала Бланвена к себе, гладила его жесткие волосы легкой рукой.
— Эдуар, — шептала она, — о, Эдуар, мое прекрасное чудо!
И рядом с этой незнакомкой ему было бесконечно хорошо. Никогда в жизни ба Рашель так не обнимала его.
Когда Эдуар поднялся, княгиня попросила его сесть рядом с ней и взяла его за руку.
— Вы посланы мне Богом, — сказала старая женщина. — Тем более сейчас, когда мои дни сочтены, ваше появление имеет неоценимое значение в моей жизни. Благодаря вам, Эдуар, все начинается вновь, вернее сказать, все продолжается. Раньше я жила как растение, лишенное воды. Силы мне давала только молитва, а целью в жизни были ежедневные посещения кладбища. Отныне я буду жить для вас и для народа Черногории, который снова может питать надежду, что монархия вернется на его землю!
Эдуар поборол в себе желание разубедить старуху, сказав ей, что он действительно хочет стать ей внуком, но князем Черногорским — никогда. Он подумал, что сейчас не то время, чтобы разрушать ее химеры, и позволил Гертруде строить свои совершенно опереточные планы. Бланвен чувствовал себя неспособным играть в пьеске «Сисси-императрица», даже ради старой княгини, изгнанной из родной страны. От подобных волшебных сказок он сразу приходил в состояние, похожее на похмелье.
Княгиня Гертруда позвала свою компаньонку — та немедленно появилась в салоне.
— Это Маргарет Маллингер, — объявила старуха. — Она ирландка и живет подле меня больше двадцати лет.
Эдуару подумалось, что она поступила на службу к княгине совсем юной. Пригретая ею, она потихоньку зачахла и забыла о своей молодости. Без сомнения, она была любовницей князя Сигизмонда, пока тот не погиб, и наверняка он продолжал жить в ее памяти, как жила она сама рядом со страдающей матерью.
— Маргарет, — начала торжественным тоном старая женщина, — представляю вам моего внука, князя Эдуара Первого Черногорского.
Покраснев, ирландка присела в реверансе.
— Значит, это правда, мадам?
— В этом нет ни малейшего сомнения, — уверенно сказала Гертруда. — Пригласите всех сюда, и как можно быстрее.
— Хорошо, мадам.
— А мисс Малева больше не служит у вас? — спросил Эдуар.
Княгиня уклончиво улыбнулась.
— Ах! Вы, оказывается, в курсе?
— Моя мать рассказывала мне о ней.
Старая женщина посерьезнела.
— О! Да, ваша мать, ну конечно же…
Казалось, что упоминание о Розине было ей неприятным, омрачало такой безоблачный момент.
— Она существует! — резко заявил Эдуар, как бы доказывая этой свалившейся с небес бабушке, что не стоит забывать ту маленькую служаночку.
Гертруда поняла предостережение.
— Как она поживает?
— Самым лучшим образом.
— Была ли она замужем?