Где‑то среди ночи я повернулся на бок и увидел Джулию, раздевавшуюся у кровати. Замедленными, как у очень усталого или очень сонного человека, движениями она расстегивала блузку. Джулия стояла ко мне спиной, но в зеркало я видел ее прекрасное лицо. Мне казалось, что Джулия шепчет что‑то или молится.
И тут, прямо у меня на глазах, губы ее стали темно‑красными, а потом и черными. Джулия, похоже, не обратила на это внимания. Ото рта чернота начала растекаться по щекам и шее. Я затаил дыхание. Теперь чернота растеклась по всему ее телу и, наконец, укрыла Джулию, точно мантией. Видна осталась лишь верхняя часть ее лица. Меня до костей пробрала ледяная дрожь. Затем, мгновение спустя, черное полотно соскользнуло на пол и исчезло.
Джулия стянула блузку и ушла в ванную.
Я хотел подняться и последовать за ней, однако жуткая усталость приковала меня к постели. Скоро я закрыл глаза и заснул.
– Мам! Мам! – в кухню ворвался Эрик. – Николь никак не выходит из ванной. Она там уже целый час торчит.
– Иди в нашу ванную.
– Так мне же носки нужны.
Вечная история. У Эрика были любимые носки, которые он носил изо дня в день, пока они не становились черными. Другие его по какой‑то причине не устраивали.
– Эрик, – сказал я, – носки надо носить чистые.
– Но мне нужны именно эти! А она сидит там целый час. Честное слово!
– Эрик, иди и найди другие носки.
– Пап…
Я молча ткнул пальцем в сторону его комнаты. Он удалился, бормоча что‑то о том, как это нечестно.
Я повернулся к Джулии, чтобы продолжить наш разговор. Она смотрела на меня холодным взглядом.
– Ты действительно так ничего и не понял?
– Чего не понял?
– Он пришел поговорить со мной, а ты встрял в разговор.
– Прости, – сказал я.
– Это становится настоящей проблемой, Джек. Ты все время отодвигаешь меня в сторону. Не подпускаешь к моим детям…
Я набрал воздуха в грудь:
– Джулия, черт побери, тебя же никогда не бывает дома!
Ледяное молчание. Затем:
– Сейчас я дома. И не смей говорить, что я не бываю дома.
– А когда ты в последний раз приходила к ужину? Вчера тебя не было, позавчера тоже. И так всю неделю.
Она бросила на меня злобный взгляд:
– Не знаю, что за игру ты затеял, Джек. У меня работа, которая требует больших усилий, очень больших, и которая нужна моей семье. А ты решительно ничем мне не помогаешь.
– Как ты можешь так говорить? – воскликнул я. Меня охватывало чувство нереальности происходящего.
– Ты ставишь мне подножки, ты пытаешься мне навредить, ты настраиваешь против меня детей. Я вижу, что тут происходит. И должна тебе сказать, вести себя так со своей женой – это подлость.
И Джулия, стиснув кулаки, вышла из кухни. Она была так зла, что даже не заметила Николь, стоявшую за дверью и слышавшую весь наш разговор.
Мы с детьми ехали в школу.
– Она сумасшедшая, пап.
– Нет, ничего подобного.
– Ты знаешь, что это так, только притворяешься.
– Николь, она твоя мать, – сказал я. – Твоя мать не сумасшедшая. Просто ей приходится очень много работать.
Николь фыркнула:
– Не понимаю, почему ты ее терпишь.
– А я не понимаю, почему ты слушаешь разговоры, которые тебя не касаются.
– Пап, ну что ты мне мозги пудришь? Я знаю, ты и сам считаешь ее сумасшедшей.
– Нет, я так не считаю, – сказал я.
Эрик, сидевший сзади, дал сестре подзатыльник.
– Это ты у нас сумасшедшая, – сказал он.
– Заткнись, дурак.
– Я не хочу больше слышать от вас ни единого слова, – громко сообщил я.
Я не считал Джулию сумасшедшей, но что‑то в ней определенно изменилось, а прокручивая в голове утренний разговор, я испытывал беспокойство и еще по одной причине. Многое из сказанного ею звучало так, словно она давала показания против меня в суде.
Я уже основательно взвинтил себя, когда зазвонил мой сотовый. Это была Джулия. С извинениями.
– Мне правда стыдно. Нагородила глупостей. Я так вовсе не думаю.
– Как «так»?
– Джек, я же знаю, что ты мне помогаешь. Разумеется, помогаешь. Ты так хорошо управляешься с Детьми. Просто я последние дни не в себе. Прости, что я все это наговорила.
Выключая телефон, я думал о том, что хорошо было бы записать этот разговор на пленку.
На десять утра у меня было назначено свидание с Энни Джерард, помогавшей мне в поисках работы. Мы встретились в залитом солнцем дворике кофейни на Бэйкер. Перед Энни стоял ноутбук с подсоединенным к нему модемом.
– Нашли что‑нибудь? – спросил я, усаживаясь напротив.
– В общем и целом – нашла. Вот послушайте. Главный аналитик‑исследователь Ай‑Би‑Эм по архитектуре распределенных систем.
– Как раз по моей части.
– Я тоже так подумала. Ваша квалификация, Джек, в самый раз для этой работы. Основной оклад двести пятьдесят тысяч плюс гонорар за все разработки вашей лаборатории.
– Замечательно. А где это?
– В Армонке.
– Нью‑Йорк? – Я покачал головой. – Это невозможно, Энни. У Джулии здесь работа, которая ей нравится, жена ее не бросит.
– Специалисты все время перебираются с места на место. И у многих из них тоже есть работающие жены. Я думаю, вам надо как‑то урегулировать этот вопрос с Джулией, Джек. В вашем положении разборчивым быть не приходится. У вас истекает срок годности.
– Срок годности? – переспросил я.
– Вы без работы уже полгода. А работодатели исходят из того, что, если вы так долго не можете найти работу, значит, с вами что‑то неладно. Очень скоро вас даже на собеседования приглашать перестанут.
– Но я не могу бросить Долину. Я должен остаться здесь.
– Здесь хорошего мало. Каждый раз, назвав ваше имя, я сталкиваюсь… Послушайте, а что происходит в «МедиаТроникс»? Будут все‑таки Дону Гроссу предъявлены обвинения?
– Не знаю.
– Уже несколько месяцев об этом ходят слухи, но так ничего и не происходит. Надеюсь, это все же скоро случится.