Рэю Брэдбери, днем и ночью предупреждавшему об опасностях прогресса.
Уильяму Гибсону, без которого киберпанк и биопанк просто не появились бы на свет.
Моим читателям, без которых не состоялся бы я как писатель.
Пролог
Во всей Вселенной не наберется более темного и мрачного места, чем планета Земля. Одинокий шарик довольно давно вращается вокруг оранжевой звезды. И с каждым столетием он становится все мрачнее и мрачнее…
А одинока Земля потому, что считала себя всегда таковой. Остальные планеты необитаемы, а значит, не чета ей. Кислородом не подышишь на Марсе, а значит, народец, населяющий Землю, не заселит соседнюю планету. Растущая как на дрожжах популяция человечества становилась все больше и больше. Пока не наступила Эра Водолея. Эпоха рациональности.
Земля из космоса выглядит шаром цвета индиго. Плотные дымовые кольца опутали лианами маленький шарик, и солнечный свет редко пробивался сквозь них. Цвета погасли и помрачнели, будто бы невидимый злодей присоединил насос, да выкачал все краски. И люди, жившие на орбите, больше не считали Землю красивой.
А ниже, на уровне смоговых облаков и сигаретных туч, проживали совсем другие люди. Целые дни они тратили на развлечения и прославления правительства, даровавшего им жизнь в благоустроенных жилищах и натуральную пищу.
А еще ниже, в безликих серых коробках, прятались от всего мира еще одни люди. Прятались они в виртуальном мире и видели красочные картинки. Порой, в собственной голове, ведь к компьютеру подключались напрямую, через нервную систему. И сидели эти люди, расслабленные и равнодушные, и даже невдомек им было, что Земля, их дом, все чахнет с каждым днем. Они думали только о себе.
Но были и другие люди, жившие еще ниже, в канализационных трубах. Они оставались напоминанием о былых временах, когда слово «человек» писалось с большой буквы. Когда быть человеком не считалось зазорным. Эти люди жили, чувствовали, познавали мир. Их травили, словно крыс, срезали, словно спелые колосья, а они все равно вырастали как грибы после дождя. Потому, что можно убить человека, но нельзя убить идею. Идею прекрасного мира, славящегося многообразием красок и оттенков цветов, не ограничивающихся черным и белым.
Но этот мир умер мертворожденным.
Примечание к части
Всего было отобрано 15 вариантов пролога. Один из самых важных моментов романа, как-никак.
История первая. Монтевидео 2.0
Одинокая темная фигура медленно шла по пустынной улице. Стучали ботинки о ровный асфальт. Топ-топ, топ-топ. И вторил им электрический треск. Тц-тц, тц-тыц.
Темнота царила непроглядная, пыталась поглотить, словно раздачу, небольшую фигурку. Но та не сдавалась, то и дело, попадая под свет неоновых вывесок и ярких билбордов. Пока жители новой версии Монтевидео растворялись в виртуальной реальности, предаваясь сладостным мучениям, небольшая фигурка приобретала очертания.
Пройдя мимо экрана с пляшущим мужиком, поедавшим гамбургер, темная фигура брезгливо поморщилась. Яркие призывы и многочисленные ссылки ее не прельщали. Такой информацией она бы никогда не поделилась. Лучше бы забыла о рекламе. Но этот непрекращающийся кошмар долго еще будет приходить во снах, когда девушка почувствует себя беззащитной. А мужичок все поднимал палец вверх и просил поделиться. Бедняга, он же был лишен миллиона голосов… Будто бы одобрение и сочувствие могли изменить мир. Зачем действовать, когда достаточно поставить лайк?
Кейт отряхнулась и остановилась под очередной шипящей вывеской. Стрекотал ток-кровоток по венам-проводам этого города. Лишь один неон, ярко вспыхивающий во тьме, боролся с равнодушием умиравшего мира. Лишь Кейт и ее собратья по несчастью боролись с тихой и размеренной жизнью самого ужасного вируса, когда-либо проживавшего на планете Земля. Кейт даже не знала, понимали ли жители Монтевидео все ужасы потребительского отношения к ресурсам.
Неоновая вывеска над головой стрекотала и шипела, будто бы умирала от недостатка напряжения. Кейт подняла голову и скептически усмехнулась. Небо было цвета мокрого асфальта, ровным слоем укатанного по проторенной дорожке. Скоро совсем стемнеет, и тогда небеса будут неотличимы от выключенного монитора.
Девушка подошла ближе к дому. Пройдя в подъезд, она направилась в подвал, дверь которого оставалась незапертой.
Жизнь бурлила наверху, вернее, казалось, что бурлила, а в низах оставалось место для всякой черни. Вроде Кейт и остальных отбросов общества.
Пахло сыростью. Генно-модифицированный мох покрыл стены в местах возле труб, освещая дорогу ослепительно-белыми всполохами. Кое-где попадались и голубоватые кусочки мха, ибо для нынешней науки не составляло труда экспериментировать с цветом. Кейт была тому свидетельницей: оттенком своих глаз она обязана генным инженерам. Повезло еще, что у души нет генов. А то и ее бы извратили…
С потолка капала вода. Но сырость больше не являлась помехой для людей, чьи тела не подвержены болезням. На крайний случай всегда есть чудодейственные таблетки. Поскольку их могут получить только жители квартир, повстанцам оставалось лишь выкрадывать необходимые медикаменты.
Правительство заботилось не обо всех людях, поделив их на два сорта. Одних холили и лелеяли, вторых же пускали на корм первых. Или просто убивали и казнили. Правительство распространило свою власть на всю Землю, но народ подчинялся им и держался сплоченно лишь при наличии угрозы, как не раз это бывало в истории. Потому люди «второго сорта» и стали считаться опасными; на них началась охота, травля неугодных приняла массовый характер. Все это началось задолго до рождения Кейт, но девушка надеялась, что застанет конец эпохи всемирного правительства.
Повстанцам не оставили выбора. Им пришлось стиснуть зубы и научиться защищаться. Гражданская война, война в больших городах, где жертвами порой становились нейтральные жители, стала реальностью. Кейт не питала ненависти к «интернет-торчкам», но и не испытывала горя, если те гибли.
Жизнь изменилась. Джунгли вырубили, но их законы, словно блохи, перепрыгнули в большие города, заражая все большее количество людей. Хищники и жертвы менялись местами бесчисленное число раз, но не могли остановиться. В роли и первых, и вторых выступали как правительственные агенты, так и повстанцы. Третьих сторон в природе не бывает. Либо ешь ты кого-то, либо кто-то съест тебя. Пищевая цепочка существовала всегда, просто иногда закрывали на нее глаза.
Коридор разветвился, но девушка знала направление. Мох помогал отыскать дорогу, а вскоре появился еще один знак — веселый смех. Хоть где-то не забыли о дружбе и реальном общении вместо тыканья по клавиатуре.
Кейт прибавила шагу, стремясь поскорее увидеть знакомые лица. Последние двое суток она провела в одиночестве, следя за перемещениями ищеек. Нынче эти генно-модифицированные псы правительства заменяли некогда существовавшую полицию. Изменений в мире произошло так много, что Кейт порой и не верила, что когда-то он был уникальным и многогранным, не делящимся на черное и белое. Единственным напоминанием служили книги, и девушка-повстанец старалась перечитывать их как можно чаще, чтобы не забыть о многих качествах, в нынешнее время считавшихся анахронизмами. Впрочем, оставались и малопонятные. Например, честь, о которой Кейт никогда не слышала. С другой стороны, писатели прошлого тоже многое предсказать не могли. Кейт хотела изобрести машину времени, чтобы отправиться в двадцатый век и спросить их о культе еды. Как вообще случилось такое, что человек стал рабом пищи?
Кейт тряхнула головой. Она наконец-то пришла, в кои-то веки увидит знакомых, а нюней-то распустила… Унывать нельзя. Все можно исправить.
Сделав еще шаг, Кейт зашла в залитую светом люминесцентных ламп залу. Ряды столов и скамеек тянулись по левую и правую стороны, ближе к стенам, оставляя много пространства посередине. Люди расселись в хаотичном порядке, и от буйства красок у Кейт зарябило в глазах. Большинство повстанцев стояло, притом излюбленным местом оказались колонны, на которые они опирались спинами, будто бы тряпичные куклы, которым необходима подставка, чтобы не упасть. Свет от ламп вырывал из темноты пальцы, сложенные то в неприличных жестах, то в жестах, использовавшихся когда-то немыми, лбы, нахмурившиеся и разглаженные, брови, вздернутые вверх, намертво сросшиеся, печально-опущенные, носы, шмыгающие, будто подхватившие несуществующую простуду, губы, скривившиеся от омерзения и расплывшиеся в улыбке. И ни одной сходной реакции. Это наверху люди вели себя под копирку… Повстанцы вели себя иначе.
Кейт не дружила ни с одним из них: в детстве немало натерпелась от парней, пускавших по ней слюни. Девчонки же шептались за ее спиной и строили козни, завидуя красоте соперницы, покорявшей мужские сердца. Примитивные создания встречались и среди повстанцев, хотя их число не дотягивало до уровня обитателей квартир.
С такими же изгоями, как она сама, Кейт общалась редко. Дружба перестала ее интересовать с тех пор, как девушка начала участвовать в вылазках. Человеческих жертв было не избежать, и потому Кейт старалась меньше привязываться к людям. За свое поведение она получила прозвище Дикарка.
Впрочем, пара знакомых у нее все же имелась. Одного она не видела уже долгое время, второй же по совместительству являлся главой повстанческого движения. И сейчас в зале его не было…
Кейт заняла место у стены. Она разглядывала своих собратьев по несчастью и не уставала им удивляться. Каждый раз в их внешности происходили преображения. Они меняли себя, стараясь выделиться из толпы. И так раз за разом… Это жители городов предпочитали модифицировать свой облик в виртуальной реальности, все чаще проводя свое время там. Повстанцам же было о чем посудачить меж собой.
Кейт заметила, что Рэйвен сделала себе пирсинг в пупке, а Хосе обзавелся новым цветом в ирокезе. Анхель сшил футболку из кусков шести тряпок, а Дэвид щеголял в шляпе с широкими полями, которую в книгах именовали ковбойской. В остальном повстанцы оставались все тем же сборищем фриков, усеянных цепями, кольцами, татуировками, красившими и перекрашивающими волосы (хотя у многих они с самого рождения были ярких цветов), наряженными в аляповатые одежды и обутыми в ботинки на размер-два больше нужного. Эпатаж являлся их вторым именем, и большинство повстанцев готовы было даже пройтись с голой задницей по улицам Монтевидео, лишь бы доказать правительству, что оно не властно навязывать свои убеждения.
Так что Кейт со своей любовью к корсетам и латексу казалась образцом приличия. В последнее время она наряжалась в них все реже, предпочитая удобство внешнему виду вещей. Это казалось девушке правильным, ибо в бою важно не то, как ты выглядишь, а то как ты думаешь. Если отключить мозг во время сражения, то быстро окажешься на эшафоте.
Впрочем, когда-то несогласные устраивали бойкоты, голодовки, стачки и демонстрации, так что покрашенные в знак протеста волосы — безобидное явление.
К Кейт подсели Лина и Майк. Эта парочка часто отправлялась на задание вдвоем; вполне возможно, они закрутили роман. На людях держались довольно сдержанно, так что Кейт не знала наверняка, какие отношения их связывали. Лина обожала браслеты с шипами, надевая их и на запястья, и на щиколотки, и на шею, а также красила веки темной тушью. Майк же выделялся оригинальной стрижкой — торчащими во все стороны прядями, будто иголки ежика. Порой он носил интересную штуку — кеды со светящимися в темноте шнурками. Сейчас же на парочке были надеты лишь светодиодные ремни, помогавшие смотреть под ноги.