Могло ли быть иначе, когда возбуждение сексуального желания стало главной целью кинематографа? Девочек и мальчиков стали рядить как взрослых, наводить макияж и гелем укладывать волосы, открывать пупки и другие части тела… Обнажение стало повальным, и возросло число маньяков-насильников. А правительство будто бы поощряло все эти действия. Пока в один момент не переменило свое отношение. Ведь потребность в продолжении рода стоит на втором месте. На первом — в пище. И культ еды вдруг затмил собой даже секс, вызывая доселе невиданную тягу к потреблению. От которой Кейт выворачивало наизнанку.
Но девушка с черно-золотыми волосами врала себе. «Дикарка» не хотела детей. Ведь мир казался ей слишком жестоким, а она — не способной заботиться о ком-либо. Кейт видела похоть в глазах парней, и это вожделение казалось ей противным. Но так не должно было быть… Люди прошлого погружались в омут этих чувств, отдавались им полностью. Почему же Кейт не могла? Ее тянуло к запретному плоду…
Половое извращение — иначе и не называли пуритане однополые связи. И Кейт их поддерживала. Природа предполагает эволюцию и рождение потомства, бесконечную цепочку. На гомосексуальных людях она ставит жирный крест. У этих людей не было нормального будущего. Будущего, заложенного самой природой. Но Кейт вспоминала глаза Шейд, в которых ей хотелось утонуть, и понимала, что бороться с искушением очень сложно. Ведь она помнила Рауля и его дружков, а также советников Ивана: эти мужчины хотели лишь секса, удовлетворения своих потребностей, а не детей. Не продолжения рода. И этим оружием они прикрывались, постоянно напоминая о важности появления на свет новых детей. Или выродков? Кейт не хотела, чтобы в ее детях текла кровь алкоголиков и развратников.
Она не желала признаваться в том, что стала жертвой пропаганды. Если правительство настаивало на неуемном чревоугодии, то повстанцы поддались похоти. Культ еды был навязан обществу, как и ранее культ секса. Одобрение со стороны властей создавало моду, и люди старались вести себя так же, как и все. Эти конформисты не были свингерами или зоофилами, но сознательно и обдуманно шли на такой шаг, чтобы получить признание. Чтобы не стать изгоями. Эти люди врали всем, а остальные спокойно слушали их ложь. Навязанное мнение принималось за свое, а популярность играла все большую роль в упадке цивилизации. Нынче признание в любви бутерброду и одинокое проживание в квартире одобрялось правительством. Неужели так себя надо было вести?
Кейт качала головой. И она ведь тоже подчинялась чужому мнению. Переступала через себя просто потому, что так было нужно. Потому, что существовали правила чистоты и нравственности, нерушимые правила…
Она вдруг вспомнила и горькие истории, прочитанные в старинных книгах. Об инвалидах, лишившихся ног, которым никто не помогал и выкидывал на улицу. Люди боялись тех, кто отличался от них. Их сердца были черствыми? Кейт не знала… Но помнила одну историю. Мужчина лишился ног на войне, пришел домой, а жена выставила его за порог. И он умер от холода. А как жили колясочники без пандусов? Или немые, которые не могли попросить о помощи, разве что жестами? Они оставались на обочине жизни, ибо не вписывались в нее. Страх перед тем, кто отличался от среднестатистического обывателя, будто бы присутствовал в крови.
Кейт не могла не жалеть тех, кто родился без рук и ног, слепыми и немыми. У людей прошлого не имелось такой развитой медицины. Они были обречены оставаться калеками до конца своих дней. Но разве эти люди оказались виновны в том, кем родились?
Кейт уцепилась за эту мысль как за утопающую соломинку. Может, и люди, любящие представителей своего пола, рожденные такими, имели право на свое место в обществе? Природа — не пропаганда, порой она не оставляет права выбора.
Кейт смахнула предательски выступившую слезу. И почувствовала все нараставшее желание оказаться рядом с Шейд, обнять ее, утешить. Сказать, что все будет хорошо. Что Инженер ее не тронет. Что все образуется. Эта девочка тоже являлась изгоем, в какой-то степени. Но она вызывала больше симпатию, чем вписывавшийся в повстанческое общество Рауль.
И Кейт боялась этих своих мыслей. Они толкали ее на опасный путь. «Дикарка» же встречалась с мальчиками? Встречалась. Пусть они ей и не нравились. Девушка с черно-золотыми волосами не могла предать идеалы людей прошлого. Она чувствовала, как ее разрывало на части.
Но руки делали свое дело. Сканер был запущен, и вот на белоснежно-прозрачном экране появились цифры и буквы. Кейт отыскала нужную ячейку. Ей даже не пришлось запускать механизм — железные клешни, покоящиеся под полом — чтобы вытащить своего приятеля. Он находился на высоте полутора метров от пола. Кейт решила, что сможет его достать.
Вот она подошла ко второму ряду, нашла шестнадцатую ячейку. Внутри капсулы дремал он, повстанец до мозга костей, человек прошлого плоть от плоти. Он всегда восхищался идеалами чести, потерянными в этом мире. Потому и сбежал в будущее.
— Здравствуй, Рейв, — нежно провела рукой по холодному стеклу Кейт. — Прости, что прерываю твой сон. Но ты нужен мне, как никогда.
Рейв верил в то, что полотно истории — это круг. Замкнутый круг. И круг этот воплощен в колесе, которое прокручивается довольно медленно, но порой оно набирает скорость. И эпохи сменяют друг друга. Религиозность, честность, высокие идеалы сменяются похотью, развратом и чревоугодием, и так без конца. Чем выше уровень культуры, тем, как ни парадоксально, больше девиаций. За периодами взлета и рассвета следует падение и темное время. Затем все возрождается.
Рейв верил, что и эта эпоха уйдет в прошлое. И что очнется он уже в светлом будущем. Потому и купил себе абонемент на выкраденные деньги на двести лет. Кейт особо не доверяла его подсчетам. Эпоха правительства насчитывала двести лет, и с каждым десятилетием становилось все хуже. А Римская Империя просуществовала свыше шестисот лет, прежде чем развращенные императоры сгубили ее.
Кейт не верила в совпадения, зато верила в людей. Она знала, что перемены возможны. Что мрак вечно овладевать сердцами людей не сможет. Технологии претворялись в жизнь все быстрее, и за двадцать лет монохромные экраны сменились цветными и сенсорными. Темп жизни вырос и замедлился незадолго до появления «дикарки» на свет. Все-таки периоды стагнации тоже бывают. Особенно после колоссальных прорывов в медицине.
Кейт уже разблокировала капсулу на основной панели. Теперь настал черед пробежаться по клавишам на корпусе. Главный момент — одновременное оттаивание. Если его нарушить, Рейв может не проснуться. Но Кейт сделала все верно. Программа знала куда больше нее, и достаточно было только правильно применить инструкцию, прочитанную еще на главной панели. Появилось сердцебиение. Давление. Пульс. Рейв потихоньку оживал, и приборы отреагировали на возвращение динамичными колебаниями показателей, а не намеками. Синеватая жидкость уходила через подсоединенные к капсуле трубки, и Кейт увидела, как к лицу приятеля возвращаются краски. Щеки покрылись румянцем, как при сильном морозе. Программа оттаивания завершилась, и Кейт запустила через вену одинарную дозу адреналина.
Глаза Рейва вмиг округлились. Повстанец чуть приподнялся, а потом все так же откинулся на холодную кушетку.
— Не дергайся, — произнесла Кейт. — Сейчас вколю тебе А-281, мышцы придут в норму.
Девушка с черно-золотыми волосами застучала пальцами по клавишам, словно играла на фортепьяно классическую симфонию. И пошел вместе с кровью новый раствор. Восстанавливающий нервные соединения. Возвращающий упругость и подвижность мышцам. А-281 являлся универсальным средством, помогающим восстанавливать утраченные конечности. И вот теперь он приводил в порядок дряблое тело Рейва, много лет пролежавшее без движения.
— А ты нисколько не изменился с нашей последней встречи, — произнесла Кейт.
— Я уж думал, больше тебя не увижу, «дикарка», — Рейв аккуратно вытащил иглу с опустевшим шлангом. — Долго я пробыл в криосне?
— Три года. Около того, — задумчиво произнесла Кейт.
— И наступил кризисный момент.
— Именно так.
Рейв оперся на края капсулы и приподнялся. Размял затекшие запястья, поводил плечами…
— И без моей помощи нельзя было обойтись? — голос приятеля выдавал разочарование.
— Поверь мне, ситуация непростая. И мне больше не на кого рассчитывать. Я спасла девушку, за которой охотится Инженер. Она ему для чего-то нужна, но я не могу понять, для чего… — развела руками Кейт.
— Я вот тоже. Но меня интересуют твои дальнейшие планы, — перебил ее Рейв.
— Проникнуть в резиденцию Инженера и убить его. Ты ведь знаешь, где он прячется.
— Если за три года ничего не изменилось, то знаю. Убить его будет трудно. Иван не поможет?
Кейт отрицательно покачала головой.
— Так и знал. Иначе тебя бы тут не было, — свесил ноги Рейв. Повстанец был одет в ультрамариновый облегающий костюм, закрывавший все тело, окромя головы и шеи. — Тогда нам нужно будет взорвать Хранилище.
— Зачем? — насупила брови Кейт.
— Отвлечь ищеек, вот зачем. Или ты собираешься соваться в пчелиное гнездо, полное разъяренных рабочих и трутней? Сложный путь для устранения королевы ты выбрала.
А Рейв оставался все тем же беззаботным и веселым парнем. Как и все повстанцы, он старался выделиться из толпы. Потому на зубах носил металлические коронки, и сейчас они ловили на себе голубоватые искорки, испускаемые светящейся жидкостью, заполняющей внутренности криокапсул.
— Так, — Рейв спрыгнул на пол. И покачнулся. — Все в порядке. Отвернись, я сейчас вытащу свои вещи и переоденусь.
— Без проблем, — фыркнула Кейт, становясь к нему спиной. Его тело интересовало «дикарку» в последнюю очередь. А если бы там сейчас переодевалась Шейд… «Стоп!» — осадила себя девушка с черно-золотыми волосами.
Рейв одевался с шумом, то и дело подпрыгивая на месте. Эти его попытки одолеть штанины брюк вызывали у Кейт улыбку.
— Что, брюки спадают? — подколола «дикарка» своего приятеля.
— Скорее, не налезают. Наелся до отвала я, — хрюкнул Рейв. — Как боров. А ты чего все такая же худая?
— Я бы поправилась, если бы жила в пряничном домике, а не в канализации…
И вот шуршание складок ткани и натужное сопение Рейва смолкло. Кейт в нетерпении сложила руки на груди. Какой же ее приятель медленный и неуклюжий! Возможно, это последствия анабиоза… и все же…
— Можешь поворачиваться. Больше тебя ничто смущать не будет, — радостно крякнул Рейв.
— Да меня и так ничего не смущает. Чего я только ни видела, — фыркнула Кейт, поворачиваясь.
— И то верно… Когда люди гибнут… — помрачнел Рейв. — Но ничего, мы надаем по заднице всем нашим врагам! Ведь мой гениальный план точно приведет нас к успеху…
Кейт кивнула. Рейв вновь нацепил свою забавную бандану с пляшущими скелетами. Кейт помнила, как нашла ее на свалке и подарила приятелю. Он же ей так и не оставил напоминания о себе… Зато сообщил о том, куда пропал. Только ей, больше никто из повстанцев не знал, куда подевался Рейв. Это было в духе вздорного парнишки, который с годами не взрослел.