– Да, – задумался я, – нечто подобное говорил и Нэш. Припоминаю, что он даже уточнил, что этот человек должен принадлежать к хорошему обществу.
– Разумеется, – согласилась мисс Марпл. – Это очень и очень верно.
– Глядите-ка, наконец-то все мы начали в чем-то соглашаться.
– Нэш считает, – обратился я к миссис Калтроп, – что анонимные письма будут продолжать приходить. А вы как думаете?
– Возможно, – ответила она, подумав. – Думаю, что да.
– Если полиция считает, что письма должны приходить, – значит, придут, – сказала мисс Марпл.
Я чуть резковато спросил у миссис Калтроп:
– Вам по-прежнему жаль человека, который их пишет?
Она покраснела.
– А почему бы и нет?
– Я с тобой не согласна, золотая моя, – сказала мисс Марпл. – В данном случае нет.
Я чуть не взорвался:
– Эти письма довели женщину до самоубийства и причинили массу горя и страдания.
– Вы тоже получили такую анонимку, мисс Бертон? – спросила старушка у Джоан.
Джоан засмеялась:
– О да! И были в ней худшие вещи, какие только можно придумать!
– Похоже, что автор особо взял на прицел молодых и красивых людей, – сказала мисс Марпл.
– Вот почему мне и странно, что Элси Холланд не получила ни одной анонимки, – заметил я.
– Погодите, – спросила мисс Марпл, – эта Элси Холланд, о которой вы говорите, мистер Бертон, – это не гувернантка Симмингтонов?
– Да.
– Может, все-таки получила, только не хочет признаться, – сказала Джоан.
– Нет, – стоял я на своем, – я ей верю. И Нэш тоже.
– Ну-ну, – сказала мисс Марпл, – становится горячо. Это любопытная вещь, которую я пока что услышала.
По дороге домой Джоан заметила мне, что не стоило повторять догадку Нэша о том, что анонимки будут продолжать приходить и дальше.
– Почему бы это?
– А вдруг это как раз и есть миссис Калтроп?
– Ну, ты же и сама в это не веришь!
– Не знаю, не знаю. Странная женщина.
Мы снова начали перебирать одну возможность за другой.
Через два дня вечером я возвращался на машине из Эксхемптона. Я там поужинал и только после этого отправился в путь, так что, прежде чем доехал до Лимстока, совсем стемнело.
У машины было что-то не в порядке с фарами, я сбавил скорость, еще раз попытался включить их, а потом все-таки остановился и вылез из машины посмотреть, в чем дело. Провозившись несколько минут, я все же исправил повреждение.
На дороге было совершенно пусто. Желающих прогуливаться после наступления темноты сейчас в Лимстоке не было. Передо мною виднелись уже первые дома – и среди них уродливое здание Женского союза с высоким щипцом крыши. Оно вырисовывалось передо мною в слабом свете звезд, и что-то потянуло меня заглянуть туда. Не знаю даже, заметил ли я неясные очертания фигуры, проскользнувшей через ворота, – если да, то это было только неопределенное, подсознательное ощущение. Тем не менее я почувствовал непреодолимое любопытство и желание присмотреться к этому дому поближе.
Ворота были приоткрыты, и я вошел во двор. К дверям вела короткая дорожка и четыре ступеньки.
На мгновенье я остановился в растерянности. Что мне, собственно, нужно здесь? Я и сам не знал. Потом внезапно где-то совсем близко я услышал шорох. Словно бы зашелестело женское платье.
Я быстро завернул за угол, откуда донесся шорох.
Никого не было видно. Пройдя дальше, я свернул еще за один угол и оказался уже за домом. В каком-то метре передо мной было открытое окно.
Я подкрался к окну и прислушался. Ни единого звука, но я готов был дать голову на отсечение, что внутри кто-то есть.
Спина моя еще не позволяла проделывать акробатические номера, но взобраться на подоконник и спрыгнуть внутрь мне все же удалось. К несчастью – не совсем бесшумно.
Я стоял внутри дома у окна и прислушивался. Потом, нащупывая дорогу руками, двинулся вперед. Справа от меня послышался какой-то слабенький звук.
В кармане у меня был фонарик, и я включил его. В то же мгновенье негромкий строгий голос приказал мне: «Выключите!» Я послушался без колебаний, потому что в то же мгновение узнал инспектора Нэша.
Я почувствовал как он берет меня за руку и тащит к дверям в коридор. В коридоре не было окон, которые могли выдать наше присутствие кому-нибудь снаружи, так что он сам зажег фонарик и посмотрел на меня скорее огорченно, чем сердито.
– Вам бы все брать штурмом, мистер Бертон.
– Не сердитесь, – извинился я. – У меня почему-то было ощущение, что здесь что-то должно случиться.
– Может и случилось бы. Вы кого-нибудь видели?
Я заколебался.
– Твердо не могу сказать, – ответил я наконец. – У меня было неясное ощущение, что кто-то проскользнул через ворота, но сказать, что я кого-то действительно видел, не могу. А потом мне послышался шорох за домом.
Нэш кивнул.
– Правильно. Кто-то обходил дом за минуту до вас. Он – или она – мгновенье постоял за окном, а потом быстро отошел.., видимо, услышав вас.
Я снова извинился и спросил:
– А что привело сюда вас?
Нэш ответил:
– Делаю ставку на то, что автор анонимок не может уже перестать их писать. Он, конечно, знает, что это опасно, но ничего не может с собою поделать. Его тянет к этому, как другого к алкоголю или наркотикам.
Я согласился с ним.
– И понимаете, мистер Бертон, кто бы там ни писал эти письма, он постарается, чтобы они как можно меньше отличались от прежних. Страницы, вырезанные из старой книги, у него есть, так что текст составить он может. А вот с адресами на конвертах – дело хуже. Писать их на другой машинке или от руки было бы рискованно.
– Вы все-таки думаете, что он и теперь не откажется от своей игры? – спросил я недоверчиво.
– Думаю и готов на что угодно держать пари, что он заранее уверен в успехе. Самонадеянности у таких людей хоть отбавляй! Вот я и решил, что как-нибудь вечерком явится этот кто-то в Женский союз, чтобы напечатать адрес именно на этой машинке.
– Мисс Джинч, – сказал я.
– Возможно.
– Вы все еще не знаете?
– Не знаю.
– Но подозреваете?
– Да. Только этот кто-то – стреляный воробей, мистер Бертон. Знает все финты.
Я вполне мог себе представить, какую паутину растянул Нэш. У меня не было ни малейших сомнений, что каждое письмо, написанное подозреваемыми – будь оно послано по почте или брошено прямо в ящик – немедленно просматривается. Рано или поздно преступник сделает неосторожный шаг или споткнется.
Я в третий раз извинился за то, что помешал ему своим излишним рвением.
– Что ж, – с философским спокойствием ответил Нэш, – теперь уже ничего не поделаешь. На следующий раз повезет больше.
Он вышел наружу в ночь. У моей машины стоял какой-то расплывчатый силуэт. К удивлению, я узнал Миген.
– Хелло, – отозвалась она. – Мне так и казалось, что это ваша машина. Что вы тут делаете?
– Гораздо любопытней, что здесь делаете вы? – отпарировал я.
– Вышла на прогулку. Я люблю гулять ночью – никто не останавливает и не начинает болтать всякие глупости. Я люблю глядеть на звезды, и так хорошо пахнет кругом, и все в темноте такое таинственное!
– Предположим, – сказал я. – Но по ночам на прогулки выходят только коты и колдуньи. Будет вам дома нагоняй.
– Какой там нагоняй! Очень им надо, где я и что я делаю.
– А как вы себя чувствуете? – спросил я.
– Нормально.
– Мисс Холланд заботится о вас? Дом ведь сейчас ведет она?
– Элси прелесть. Старается, из кожи вон лезет – прямо как идиотка.
– Сказано не слишком вежливо, но, пожалуй, метко. Садитесь – я отвезу вас домой.
То, что отсутствие Миген никто не заметил, было не совсем верно. Когда мы подъехали к дому, Симмингтон стоял на ступеньках. Он пристально посмотрел на нас.
– Это ты, Миген?
– Да, – ответил я. – Приехала со мною.
– Нельзя уходить просто так, Миген, – резко проговорил Симмингтон, – никому не сказав ни слова. Мисс Холланд уже начала беспокоиться о тебе.
Миген что-то пробормотала и вошла в дом. Симмингтон вздохнул:
– Взрослая девушка без материнского присмотра – немалая ответственность! А для того, чтобы снова послать ее в какую-нибудь школу, она уже, пожалуй, великовата!
Он подозрительно посмотрел на меня.
– Вы пригласили ее с собой на прогулку?
Я решил, что лучше будет оставить его при этом убеждении.
7
На следующий день у меня было что-то неладно с головою. Как вспомнишь, так это единственно возможное объяснение.
Мне надо было, как и каждый месяц, поехать показаться Марку Кенту… Ехать я решил поездом. Меня безмерно удивило, что Джоан предпочла остаться дома. Обычно она радовалась поездке, и мы каждый раз задерживались на пару дней в Лондоне.
На этот раз я предложил вернуться еще в тот же самый день вечерним поездом, но Джоан неожиданно для меня ответила, что у нее много работы и она не собирается торчать несколько часов в отвратительно душном поезде, когда здесь, в деревне, так чудесно.
Все это было совершенно справедливо, но в устах Джоан звучало по меньшей мере странно.
Она сказала, что машина нужна ей сегодня не будет, так что я решил поехать на вокзал и оставить ее там на стоянке до своего возвращения.
Вокзал в Лимстоке по какой-то загадочной причине, известной только железнодорожной компании, расположен в доброй полумиле от самого городка. Примерно на половине дороги я догнал Миген, медленно шедшую в том же направлении. Я затормозил.
– Привет, куда это вы?
– Просто прогуливаюсь.
– Ну, бодрой прогулкой это не назовешь! Что-то вы еле ногами перебираете, как усталый краб!
– А спешить мне некуда.
– Тогда проводите меня на вокзал.
Я открыл дверцу, и Миген скользнула в машину.
– Куда собирались поехать? – спросила она.
– В Лондон. Показаться врачу.
– Как ваша спина, не стало хуже?
– Нет, практически уже все в порядке. Думаю, что доктор будет доволен.
Миген кивнула.
Мы остановились у вокзала. Я поставил машину на стоянку, вошел и купил билет. На перроне всего лишь несколько человек – все незнакомые.
– Вы не займете мне пенни? – попросила Миген. – Я бы купила себе шоколадку в автомате.
– Пожалуйста, – я подал ей монету. – А как насчет жевательной резинки или мятных лепешек?
– Я больше люблю шоколад, – прямодушно ответила Миген, не заподозрив меня в иронии.
Она пошла к автомату, а я глядел ей вслед со все возрастающей досадой. На ней были стоптанные туфли, толстые уродливые чулки, какой-то совершенно бесформенный пуловер и платье. Не знаю, почему все это так раздражало меня – но раздражало здорово.
Когда она вернулась, я со злостью спросил:
– Зачем вы носите эти богомерзкие чулки? Она удивленно посмотрела на свои ноги:
– А что в них не так?
– Все. Они просто ужасны. И почему вы не выкинете этот пуловер? Он же больше похож на ободранный кочан капусты, чем на одежду.
– Но ведь он совершенно целый, разве нет? Я уже много лет ношу его.
– Не сомневаюсь. И почему…
В этот момент подошел поезд и прервал мою гневную проповедь. Я вошел в пустое купе первого класса, опустил окно и оперся о раму, намереваясь продолжить чтение нотаций. Миген стояла на платформе. Подняв на меня глаза, она спросила, какая муха меня укусила.
– Да я не сержусь, – покривил я душой. – Просто не могу видеть, как вы запущены и совершенно не следите за своей внешностью.
– Красивой я все равно не стану, так какая разница?
– Прекратите это! – крикнул я. – Хотел бы я хоть раз увидеть вас одетой как следует! Взять бы вас в Лондон и прилично одеть с головы до ног!
– Вот это было бы здорово! – сказала Миген. Поезд тронулся. Я смотрел в обращенное ко мне, грустное личико Миген.
А потом, как я уже говорил, меня охватило безумие. Я открыл дверь, схватил одной рукой Миген и втащил ее в вагон. Дежурный на станции что-то крикнул, но мне не оставалось уже ничего иного, как побыстрее захлопнуть дверь. Я помог Миген подняться с пола, на котором она очутилась в результате моей молниеносной операции.
– Господи, зачем вы это сделали? – спросила она.
– Молчите уж, – сказал я. – Поедете со мной в Лондон и, если не будете мне мешать, сами себя не узнаете! Я вам покажу, как вы можете выглядеть, если будете обращать на себя внимание. Не могу я смотреть, как вы ходите на стоптанных каблуках и в этом жутком тряпье.
– Ох! – восторженно прошептала Миген.
По вагону прошел проводник, и я купил Миген билет. Она сидела в уголке и смотрела на меня с каким-то боязливым почтением.
– Энергичный вы человек, – проговорила она, когда проводник вышел, – ничего не скажешь.
– Чрезвычайно, – ответил я. – Это у нас в семье наследственное.
Как я мог объяснить Миген внезапный импульс, толкнувший меня на все это? Она напоминала собачку, на которую никто не обращает внимания. Но сейчас на ее лице появилась недоверчивая радость – собачку взяли наконец на прогулку.
– Вы, наверное, плохо знаете Лондон? – спросил я.
– Почему же, – ответила Миген. – Я всегда проезжала через Лондон, когда возвращалась из школы на каникулы. И я была у зубного врача и на пантомиме.
– Сегодня, – произнес я таинственно, – это будет другой Лондон.
В Лондон мы прибыли за полчаса до того, как мне назначено было быть у Марка Кента на Харли – стрит. Я взял такси, и мы поехали прямо к Миротии, портнихе Джоан. Ее настоящее имя – Мери Грей, и она сорокапятилетняя веселая женщина, враг условностей и отличная собеседница. Мне она всегда нравилась.
– Вы – моя кузина, – сказал я Миген.
– Это еще зачем?
– Обещали слушаться, – напомнил я ей.
Мери как раз обхаживала заказчицу – пухлую даму, решившую любой ценой втиснуться в облегающее серо – синее вечернее платье. Я отвел Мери в сторону.
– Послушайте, – сказал я. – Тут со мной наша кузина. Джоан хотела сама прийти с нею, но ей что-то там помешало и она велела предоставить все на ваше усмотрение. Видите, как эта девушка выглядит?
– Вижу, – с чувством ответила Мери Грей.
– Отлично, мне хотелось бы, чтобы вы снарядили ее по всем правилам. Сколько это будет стоить, роли не играет. Чулки, туфли, белье – все! Кстати, парикмахер, к которому ходит Джоан, тоже ведь где-то здесь?
– Антуан? Сразу за углом. Это я тоже устрою.
– Вы – прямо клад!
– О, мне самой это доставляет удовольствие – и деньги тут ни при чем, а этим немало сказано, ведь половина моих заказчиц не очень-то спешит платить по счетам! Но, как я сказала, мне это самой доставит удовольствие. – Она окинула быстрым, профессиональным взглядом стоявшую в стороне Миген. – Фигура у нее великолепная.
– Значит, у вас рентген вместо глаз, – сказал я. – Мне она кажется совсем без фигуры.
Мери Грей засмеялась:
– Ох, уж эти современные школы! Они как будто гордятся тем, что делают огородные чучела из своих выпускниц. Это у них называется воспитывать милых, некокетливых девушек. Иногда целый сезон проходит, прежде чем девчонка опомнится и станет на что-то походить. Но вы не беспокойтесь и положитесь на меня.
– Чудесно, – сказал я. – Часов в шесть я вернусь и заберу ее.
Марк Кент был мною доволен. По его словам, я превзошел самые смелые его ожидания.
– Отлично, отлично, – похваливал он. – Просто чудо, что могут сделать чистый воздух, здоровый сон и спокойствие с пациентом, готовым послушаться доброго совета и поехать в деревню!
– За первые две вещи ручаюсь, – сказал я. – А вот можно ли считать деревню гарантией спокойствия – не знаю, не знаю. Волнений у нас там было даже с избытком.
– С чего бы это?
– Убийство.
Марк Кент присвистнул:
– Деревенская любовная трагедия? Провинциальный Отелло убивает свою возлюбленную?
– Ничего подобного. Ловкий, коварный и, наверное, свихнувшийся убийца.
– Что же это я не читал об этом? Когда его поймали?