Он выпустил ее запястье и потер руки:
– Великолепно. Я поеду в фургоне!
– Будешь и дальше шутить насчет моей машины? Теперь-то ты, наверное, понял, что такая большая машина нужна для перевозки инвалидной коляски…
Он щелкнул ее по носу:
– Эй, мы же договорились, что отныне будем совершенно искренними. Ничего не будем утаивать, не будем следить за словами… Полная открытость!
Лиза медленно кивнула, гадая, что было бы, знай он все. Додумать она не успела: он прижал ее к себе и поцеловал. Все мысли сразу вылетели из головы, пропала пустота, которая образовалась у нее в груди несколько часов назад, когда он вышел из ее дома.
Она не выносила, когда ее бросали. Это вызывало к жизни много болезненных воспоминаний. И ей больше никогда не хотелось снова испытать это чувство.
Она хотела проверить Уэйда, посмотреть, как он будет себя вести с Синди.
Когда он набросился на нее, она поняла, Уэйд – единственный мужчина, который ей небезразличен. Увидев отвращение на его лице из-за того, что она утаила от него правду, Лиза поняла: в ее жизни было достаточно лжи и неискренности.
Рядом с ним ей хотелось быть самой собой, а в понятие «быть самой собой» входила Синди. Они с сестрой всю жизнь вместе. Если Уэйд не примет ее сестру такой, какая она есть, им лучше расстаться. Без Синди о дальнейших отношениях не могло быть и речи.
Судя по тому, как Уэйд болтал с Синди и поддразнивал ее, он с честью выдержал испытание. Лиза всегда наблюдала за своими знакомыми, проверяя, как они ведут себя с ее сестрой. Одни отводили взгляд или делали вид, что Синди не существует. Другие все время испуганно косились на ее скрюченные руки и ноги, следили за неуклюжей походкой. Третьи нарочно говорили с ней слишком медленно или слишком громко. Четвертым рядом с Синди было явно не по себе.
С самого утра, когда они заехали за Уэйдом, он держался так свободно и естественно, что Лиза понемногу оттаяла.
Пока Синди с живым интересом смотрела, как посетители катаются на американских горках, Уэйд подсел к Лизе и легонько толкнул ее плечом.
– Ну как, хорошо тебе?
Лиза кивнула и улыбнулась:
– Да. С Синди мне всегда хорошо.
– Она замечательная, – сказал он, обнимая ее за плечи. – И ты тоже. – Заметив, что Синди повернулась к ним, Уэйд помахал ей рукой. – Честно говоря, я не очень много знаю о церебральном параличе.
Его признание затронуло какую-то струну в душе Лизы. Возможно, их сегодняшняя совместная прогулка – не просто красивый жест и он в самом деле хочет быть к ней ближе… и ближе к Синди.
– Церебральным параличом называют нарушение двигательных функций и координации, которое наступает вследствие повреждения головного мозга, обычно еще до рождения.
– Ты говоришь, как специалист, – улыбнулся он.
– Если вспомнить, сколько медицинской литературы я перелопатила, то в этом нет ничего удивительного.
Он сжал ее руку.
– Каковы прогнозы?
– Врачи надеются, что она сможет вести нормальный образ жизни… Во всяком случае, с возрастом мозговые нарушения не усугубляются. Чего нельзя сказать о ее физическом состоянии…
Синди громко засмеялась, наблюдая за тем, как вагончики на американских горках стремительно ринулись вниз и люди закричали. Лиза улыбнулась. Почаще бы ее сестра весело смеялась!
– У Синди не самая тяжелая форма… Поражены рука и нога на одной стороне тела – односторонний спастический гемипарез.
– Ужас… – нахмурился Уэйд.
Лиза покачала головой:
– Ничего унизительного в этом нет… Просто у нее повышенный мышечный тонус из-за того, что пораженный участок мозга не может посылать нужные сигналы определенным группам мышц…
– Понятно. – Уэйд глубоко задумался. – Она умеет ходить?
– Немного. В основном дома, в своей комнате, с ходунками. Но чем больше Синди напрягает мышцы, тем сильнее спастичность, так что ей проще передвигаться в инвалидной коляске.
Синди снова посмотрела на них и улыбнулась, и Лиза послала ей воздушный поцелуй.
– Нам еще повезло. У многих детей с церебральным параличом развиваются нарушения психики, речи. У некоторых бывают эпилептические припадки; им трудно себя обслуживать. Главная же проблема Синди – подвижность.
Уэйд покачал головой, словно до конца не мог поверить в ее оптимизм.
– Ты просто чудо… – Он кивнул в сторону Синди. – И вы с ней так замечательно ладите!
Чувствуя себя немного неудобно из-за его похвалы, но внутренне чуть-чуть гордясь собой, Лиза пожала плечами:
– Она моя сестра. Мы очень много пережили вместе.
– А что ваши родители? – Лиза застыла, и он сжал ее руку. – Ты обошла их в своей биографии и никогда не упоминаешь о них…
Лизе не хотелось говорить о родителях ни сегодня, ни в будущем. Но они с Уэйдом договорились быть откровенными друг с другом…
– Мне не хотелось отзываться о них плохо, вот почему я лишь вскользь упомянула о них…
– Неужели все настолько плохо? – нахмурился он.
– Отец ушел, когда Синди был год. Он не мог перенести мысли о том, что у него ребенок-инвалид. Шли годы, и мама все больше отдалялась от нас… Она дождалась, пока мне исполнится восемнадцать, и тоже ушла.
Уэйд выругался.
– Значит, с тех пор ты присматриваешь за Синди?
– Ну да. Вскоре после ухода мамы Ассоциация помощи детям с церебральным параличом прислала мне Шер. Без нее я бы не справилась… Мне с ней очень повезло. Она уже не помощница, а член семьи.
Шер ей ближе и роднее, чем родители… Как там говорится в пословице: «Кровь гуще воды»? Что ж, у них все по-другому.
– И с тех пор они не объявлялись?
Лиза услышала в его голосе осуждение. Ей не хотелось портить такой хороший день.
– Мама звонит нам на Рождество и в дни рождения, присылает деньги в подарок… Вот и все.
Он изумленно посмотрел на нее. Потом в его глазах мелькнула искра понимания.
– Так вот почему ты согласилась написать свою биографию? Ты должна финансово поддерживать Синди.
Лизе не хотелось обсуждать с Уэйдом такие вещи. Она согласилась быть откровенной – но не во всем же! У них с Уэйдом все только начинается; не стоит портить новую жизнь своим ужасным прошлым.
– У нас все нормально. – Она вскочила со скамейки, отряхнула джинсы. – Пошли! Ты, кажется, обещал угостить Синди мороженым?
– Ну да, конечно… – Его губы разочарованно скривились прежде, чем он заставил себя улыбнуться.
Но, когда солнце спряталось за облаками и Лиза задрожала под порывом ветра с залива Порт-Филлип, ей показалось, что холодно ей вовсе не из-за погоды, а из-за того, что Уэйд разочарован ее скрытностью.
Через час после того, как Лиза высадила его у работы, Уэйд вошел в конференц-зал. Он провел невероятное утро, впервые увидел настоящую Лизу и испытал потрясение. Она изумляла его своей преданностью сестре, заботливостью и тем, что искренне радовалась, проводя время с Синди.
Лиза не лицемерила, и Уэйд невольно задался вопросом, почему она так старалась скрыть от него существование Синди.
Конечно, он понимал ее нежелание выставлять Синди на всеобщее обозрение. Она ведь сама долгое время жила у всех на виду. Она знала, что эмоциональные перепады могут ухудшить физическое состояние сестры. И все же здесь кроется что-то еще.
Ему казалось, что сегодня Лиза была с ним полностью открыта – он видел, как она смотрела на него. Так, словно действительно видела его впервые в жизни.
Но, как только он попробовал копнуть глубже, Лиза замкнулась в себе. Закрылась от него так, словно этих четырех часов и не было.
Ее скрытность очень мучила его. Ему предстояло принять несколько важных решений относительно будущего, важное место в котором должна была играть Лиза.
Он знал, о чем будет говориться на собрании; вчера вечером, после того как Лиза ушла из его кабинета, председатель прислал ему служебную записку.
Он не зря так усердно трудился. Дело его отца будет жить! Он спас издательство «Кью паблишинг». Точнее, издательство спасла Лизина биография.
Но приглашать ее куда-нибудь отпраздновать событие не стоит… Он понимал, что новость никого из них не осчастливит. Теперь ему больше незачем оставаться в Мельбурне. Их отношения с Лизой закончатся, едва начавшись.
Он видел ее с Синди и понимал, что Лиза ни за что не бросит сестру. Она предана Синди, за что ее нельзя упрекнуть.
А что, если они обе поедут с ним?Эта мысль неожиданно возникла у него в голове, и он прижал пальцы к вискам, изумленный и обрадованный одновременно.
– Уэйд! – Председатель хлопнул его по спине, и он глубоко вздохнул, возвращаясь к действительности.
Его личная жизнь могла подождать. Сейчас ему надо укреплять позиции.
Уэйд занял место во главе стола.
– Господа… и ты, Бабз, – он делано улыбнулся, глядя на мачеху, – спасибо, что пришли.
Бабз сжала губы в ниточку.
– Как вам известно, благодаря предзаказам на биографию Лизы Литгоу «Кью паблишинг» рассчиталось со всеми долгами и гарантировало прибыль. Если учесть ожидаемые поступления от продажи книги в твердой обложке, в бумажной обложке и в электронной версии, нашего капитала хватит на многолетнее и успешное существование.
Он подождал, пока стихнет радостный гул.
– Так что ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы продать «Кью паблишинг»?
Никто из сидящих за столом не шевельнулся, двенадцать пар глаз с восхищением смотрели на него. Только на одном лице он заметил другое выражение и посмотрел на Бабз, ожидая увидеть ее поднятую руку.
Бабз чуть приподняла руку… и тут же уронила ее на колени.
– Значит, единогласно…
– Я хотела бы кое-что сказать.
Бабз встала, и сердце Уэйда упало. Чем она собиралась уничтожить его сейчас?
– Квентин любил свою компанию. Мне известно: многие из вас обвиняют меня в том, что последние несколько лет я отвлекала его от работы.
Ошеломленный, Уэйд смотрел на мачеху. А она, оказывается, проницательнее, чем он предполагал!
– Правда же заключается в том, что Квентин знал о своих проблемах с сердцем, которые могли спровоцировать его уход в любую минуту. Он хотел, чтобы мы как можно больше из оставшегося ему времени провели вместе, и я поддержала его в этом. – Она остановилась, чтобы промокнуть слезы – первый раз, когда она, на памяти Уэйда, демонстрировала свои настоящие чувства. – Издательство напоминает мне о моей потере. Вот почему я так хотела продать его. Чтобы продолжать жизнь, сохраняя лучшие воспоминания. – Бабз посмотрела Уэйду в глаза. – Уэйд, ты замечательно поработал и спас компанию Квентина от разорения, но я больше не хочу быть акционером… Предлагаю тебе выкупить мой пакет, и мы будем в расчете.
Уэйд кивнул, потеряв от изумления дар речи. Ему не понравилось, что Бабз вслух сказала то, о чем он втайне жалел: отец не признался в том, насколько серьезна его болезнь. Если бы он знал о смертельном сердечном недуге отца, он ни за что не потратил бы напрасно много лет, отдалившись от отца из-за мачехи, которая сейчас смотрела на него с жалостью.
Ему не нужна была ее жалость. Он хотел вернуть упущенные годы, наладить отношения с отцом, которые дали трещину из-за его нетерпимости.
Но прошлое не вернуть. Теперь он должен думать о будущем… и постараться не повторять своих ошибок.