Молодая девушка, покраснев от чувства
удовлетворенного тщеславия, ушла, бросив ему стыдливо-смелый взгляд, отнюдь не выражавший ни гордости, ни целомудрия.
Как только ученицы скрылись за оградой монастыря, учтивый патриций вернулся на середину церкви и, приблизившись к профессору, медленно
спускавшемуся с хоров, воскликнул:
- Клянусь Бахусом, дорогой маэстро, вы мне скажете, которая из ваших учениц только что пела "Salve, Regina"!
- А зачем вам это знать, граф Дзустиньяни? - спросил профессор, выходя вместе с ним из церкви.
- Для того, чтобы вас поздравить, - ответил молодой патриций. - Я давно уже слежу не только за вашими вечерними церковными службами, но и
за вашими занятиями с ученицами, - вы ведь знаете, какой я любитель церковной музыки. И уверяю вас, я впервые слышу Перголезе в таком
совершенном исполнении, а что касается голоса, то это самый прекрасный, какой мне довелось слышать в моей жизни.
- Клянусь богом, это так, - проговорил профессор с самодовольной важностью, наслаждаясь в то же время большой понюшкой табаку.
- Скажите же мне имя неземного существа, которое привело меня в такой восторг, - настаивал граф. - Вы строги к себе, никогда не бываете
довольны, но надо же признаться, что свою школу вы сделали одной из лучших в Италии: ваши хоры превосходны, и ваши солистки очень хороши. Однако
музыка, которую вы даете исполнять своим ученицам, такая возвышенная, такая строгая, что редко кто из них может передать все ее красоты...
- Они не могут передать эти красоты так, чтоб их почувствовали другие, раз сами их не чувствуют, - с грустью промолвил профессор. - В
свежих, звучных, сильных голосах, слава богу, недостатка у нас нет, а вот что касается до музыкальных натур - увы, они так редки, так
несовершенны...
- Ну, во всяком случае, одна у вас есть, и притом изумительно одаренная, - возразил граф. - Великолепный голос! Сколько чувства, какое
умение! Да назовите же мне ее наконец!
- А ведь, правда, она доставила вам удовольствие? - спросил профессор, избегая ответа.
- Она растрогала меня, довела до слез... И при помощи таких простых средств, так натурально, что вначале я даже не мог понять, в чем дело.
Но потом, о мой дорогой учитель, я вспомнил все то, что вы так часто повторяли, преподавая мне ваше божественное искусство, и впервые постиг,
насколько вы были правы.
- А что же такое я вам говорил? - торжествующе спросил маэстро.
- Вы говорили мне, что великое, истинное и прекрасное в искусстве это простота, - ответил граф.
- Я упоминал вам также о блеске, изысканности и изощренности и говорил, что нередко приходится аплодировать этим качествам и восхищаться
ими.
- Конечно; однако вы прибавляли, что эти второстепенные качества отделяет от истинной гениальности целая пропасть. Так вот, дорогой
учитель, ваша певица - одна по ту сторону пропасти, а все остальные - по эту.
- Это правда и хорошо сказано, - потирая от удовольствия руки, заметил профессор.
- Ну, а ее имя? - настаивал граф.
- Чье имя? - лукаво переспросил профессор.
- Ах, боже мой! Да имя сирены, или, вернее, архангела, которого я только что слушал.
- А для чего вам это имя, граф? - строго возразил Порпора.
- Скажите, господин профессор, почему вы хотите сделать из него тайну?
- Я вам объясню, если вы предварительно откроете мне, почему вы так настойчиво добиваетесь узнать это имя.
- Разве не естественно непреодолимое желание узнать, увидеть и назвать то, чем восхищаешься?
- Так позвольте же мне уличить вас, любезный граф, - это не единственное ваше основание: вы большой любитель и знаток музыки, это я знаю,
но к тому же вы еще и владелец театра Сан-Самуэле. Не столько ради выгоды, сколько ради славы вы привлекаете к себе лучшие таланты и лучшие
голоса Италии. Вы прекрасно знаете, что мы хорошо учим, что у нас серьезно поставлено дело и что из нашей школы выходят большие артистки. Вы уже
похитили у нас Кориллу, а так как не сегодня завтра у вас ее в свою очередь может переманить какой-нибудь другой театр, то вы и бродите вокруг
нашей школы, чтобы высмотреть, не подготовили ли мы для вас новой Кориллы... Вот где истина, господин граф. Сознайтесь, что я сказал правду.
- Ну, а если бы и так, дорогой маэстро, - возразил граф улыбаясь, какое зло усматриваете вы в этом?
- А такое зло, господин граф, что вы развращаете, вы губите эти бедные создания.
- Однако что вы хотите этим сказать, свирепый профессор? С каких пор вы стали хранителем этих хрупких добродетелей?
- Я хочу сказать то, что есть в действительности, господин граф. Я не забочусь ни об их добродетели, ни о том, насколько прочна эта
добродетель: я просто забочусь об их таланте, который вы извращаете и унижаете на подмостках своих театров, давая им исполнять пошлую музыку
дурного вкуса. Разве это не ужас, не позор видеть, как та самая Корилла, которая уже начинала было по-настоящему понимать серьезное искусство,
опустилась от духовного пения к светскому, от молитвы - к шутке, от алтаря - на подмостки, от великого - к смешному, от Аллегри и Палестрины - к
Альбинони и цирюльнику Аполлини?
- Итак, в своей строгости вы отказываетесь открыть мне имя этой девушки, несмотря на то, что я не могу иметь никаких видов на нее, не зная
еще, есть ли у нее качества, необходимые для сцены?
- Решительно отказываюсь.
- И вы думаете, что я его не открою?
- Увы! Задавшись этой целью, вы его откроете, но знайте, что я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы помешать вам похитить у нас эту
певицу.
- Прекрасно, маэстро, только вы уже наполовину побеждены: ваше таинственное божество я видел, угадал, узнал...
- Вот как! Вы убеждены в этом? - недоверчиво и сдержанно промолвил профессор.
- Мои глаза и сердце открыли мне ее, в доказательство чего я сейчас набросаю ее портрет: она высокого роста - это, кажется, самая высокая
из всех ваших учениц, - бела, как снег на вершине Фриуля, румяна, как небосклон на заре прекрасного дня. У нее золотистые волосы и лазоревые
глаза и приятная полнота. На одном пальчике колечко с рубином, - прикоснувшись к моей руке, он обжег меня, точно искра волшебного огня.
- Браво! - насмешливо воскликнул Порпора. - В таком случае мне нечего от вас таить: имя этой красавицы - Клоринда. Идите к ней сейчас же с
вашими соблазнительными предложениями, дайте ей золота, бриллиантов, тряпок! Она, конечно, охотно согласится поступить в вашу труппу и,
вероятно, сможет заменить Кориллу, так как нынче публика ваших театров предпочитает красивые плечи красивым звукам и дерзкие взгляды
возвышенному уму.
- Неужели я так ошибся, мой дорогой учитель, и Клоринда всего лишь заурядная красотка? - с некоторым смущением проговорил граф.