- Значит, мне надо пойти и купить стерилизованную бутылку.
Меня ждут в моем кабинете. Звонит Борденав, запрашивая инструкции. Трубку берет Жанина.
- Что ей сказать?
- Что буду через несколько минут.
Уйду-ка я лучше: здесь мне сейчас делать нечего.
Четверг, 15 декабря.
"Анализы отправлены. Обед в посольстве".
Имеется в виду мой южноамериканский посол, устроивший обед для узкого круга, но исключительно изысканный - праздновали наш успех. Благодаря Мориа оружие беспрепятственно плывет в какой-то там порт, где его лихорадочно ждут: переворот намечен на январь.
Помимо гонорара я получил золотой портсигар.
Пятница, 16 декабря.
"Ожидание. Вивиана".
Результаты тестирования будут только завтра. Вивиана тоже проявляет нетерпение.
- Ты зарезервировал нам номер в отеле?
- Еще нет.
- Бернары едут в Монте-Карло.
- А!
- Ты меня слушаешь?
- Ты сказала, что Бернары едут в Монте-Карло, а так как меня это не интересует, я и отозвался: "А!"
- Тебя не интересует Монте-Карло?
Я пожимаю плечами.
- Я лично предпочитаю Канн.
- Мне все равно.
Через несколько дней все переменится, а пока что вид у меня при Вивиане почти серафический. Моя улыбка сбивает ее с толку, она не знает что подумать и внезапно раздражается:
- Когда ты рассчитываешь предпринять необходимые шаги?
- Необходимые для чего?
- Для Канна.
- Время еще есть.
- Нет, если мы хотим получить хороший номер в "Карлтоне".
- Почему в "Карлтоне"?
- Мы всегда там останавливались.
Чтобы отделаться от нее, я роняю:
- Вот ты и позвони.
- Могу я поручить это твоей секретарше?
- Почему нет?
Борденав слышала, как я звонил в Санкт-Мориц. Она поймет, ни слова не скажет, но глаза у нее опять будут красные.
"Результат положительный".
Глава 8
Понедельник, 19 декабря.
Не знаю, что произошло с цветами, и это останется одной из маленьких, раздражающих меня тайн. В субботу, перед тем как отправиться во Дворец, я заглянул к Лашому, чтобы послать розы на Орлеанскую набережную. Я взял такси, которое не отпустил, заскочив в магазин. Я отчетливо помню, как указал продавщице на темно-красные розы. Она знает меня и поэтому осведомилась:
- Карточку вложить, мэтр?
- Нет необходимости.
Я уверен, что дал фамилию и адрес Иветты - в противном случае пришлось бы признать, что у меня провалы в памяти. На улице водитель препирался с постовым - тот требовал, чтобы такси уезжало, но, в свою очередь узнав меня, сменил тон:
- Извините, мэтр. Я не знал, что он с вами.
Заглянув перед обедом на Орлеанскую набережную, я начисто забыл о цветах и ничего не заметил. Пробыв с Иветтой недолго, предупредил, что вынужден обедать в городе и вернусь около одиннадцати вечера.
Пробыв с Иветтой недолго, предупредил, что вынужден обедать в городе и вернусь около одиннадцати вечера.
На Анжуйской набережной сразу поднялся в спальню, чтобы переодеться, и нахмурился, перехватив ироническую улыбку Вивианы, сидевшей за туалетом.
- Очень мило с твоей стороны! - бросила она, когда я, сняв галстук и пиджак, посмотрел на ее отражение в зеркале.
- О чем ты?
- О присланных тобой цветах. Карточки при них не было, вот я и предположила, что они от тебя. Я не ошибаюсь?
В ту же секунду я увидел свои розы в большой вазе на столике. Это напомнило мне, что Иветта ничего о них не сказала и я не заметил цветов в квартире.
- Надеюсь, их доставили по верному адресу? - добавила Вивиана.
Она убеждена, что было как раз наоборот. Сегодня у меня отсутствовал какой-нибудь повод посылать ей цветы. Не понимаю, как могла получиться ошибка. Я раздумывал об этом больше, чем следовало бы, потому что подобные тайны не дают мне покоя, пока я не нахожу им правдоподобного объяснения. У Лашома - я не сомневаюсь в этом - правильно указал фамилию - Иветта Моде - и до сих пор вижу, как продавщица вывела на конверте эти слова. Неужели я, диктуя затем адрес, машинально назвал Анжуйскую набережную вместо Орлеанской?
В таком случае Альбер, распаковывая розы у себя в комнате, не прочел надпись на конверте и, не найдя в нем карточки, выбросил его в мусорную корзинку. А Вивиана, которая наверняка пришла к тем же выводам, что и я, пошла и порылась в ней.
Посылать новые цветы было уже поздно, а завтра, в воскресенье, магазины были закрыты, сходить же на цветочный рынок в двух шагах от нас мне просто не пришло в голову. К Иветте я отправился лишь после второго завтрака, потому что все утро работал, и она объявила мне, что отпустила Жанину навестить сестру, содержащую вместе с мужем ресторанчик в Фонтенесу-Буа.
Погода стояла идеальная - холодная, но солнечная.
- Как насчет того, чтобы подышать воздухом? - предложила она.
Иветта надела норковую шубу, которую я купил ей к зиме, еще когда она жила на улице Понтье, и которой дорожит больше, чем любым другим из своих приобретений - это ее первая меховая вещь. Может быть, ей и погулять-то захотелось, чтобы пощеголять в обнове?
- Куда пойдем?
- Безразлично. Просто походим по улицам.
Та же мысль пришла множеству людей - и парам, и целым семьям, так что, начиная с улицы Риволи, нас затянуло на тротуаре в своего рода шествие, сопровождавшееся шарканьем ног по асфальту, этим особым воскресным шумом, который производят люди, идущие не торопясь и останавливаясь у каждой витрины. Скоро Рождество, и повсюду выставлены соответствующие товары.
Перед универмагом "Лувр" толпу рассекали барьеры, и мы лишь полюбовались с площадки у входа световой феерией, озарявшей весь фасад.
- Не сходить ли нам посмотреть, что в этом году делается в "Галери Лафайет" и в "Прентан"?
Стемнело. На террасах кафе, вокруг жаровен с углями, сидели усталые семьи. Вполне возможно, что Иветта выступала сегодня в новой роли. Похоже, ей нравится копировать мелкобуржуазные пары, за которыми мы следовали, и нам не хватало только вести с собой за руку детей.
Она почти не говорит о будущем материнстве, а если и намекает на него, то без всякого волнения, как будто оно стало для нее чем-то привычным. Подобно мужчине, она не находит в этом ничего таинственного или страшного. Она беременна и впервые не избавляется от ребенка - вот и все.