Она дура! Способна прикарманить пять тысяч и сказать, что все отдала Блини... Я-то думала, ты с ним дружишь...
Пауза. Она отпила глоток.
- Нет, ты совсем такой, как я. Ну скажи, разве у тебя есть друзья?
Жанна уже растрогалась; она могла очень много выпить, но с первых же рюмок принималась хныкать.
- Может, ты и прав... Уж очень он хорошо ладил с моей дочерью...
Потом она погрузилась в размышления; видно, припомнила сцену на палубе.
- Ну, ты все-таки порядочный негодяй! Скажи, ты здорово мучаешься теперь?
Жанна высморкалась. Какое-то время они сидели молча. Потом Владимир вскочил как ужаленный. Он нервничал, оттого что Жожо долго не возвращалась. Наконец она появилась.
- Ну что?
- Уехал...
- Куда?
- Элен не знает. Дневным поездом.
- Каким?
- Не знает она. Вот деньги.
- Положи сюда. А что моя дочь делает?
- Ничего. Собирается сойти с яхты, поесть у Полита. Владимир резко спросил:
- Вы ей сказали?
- Нет! Нет! - горячо возразила Жожо, чувствуя, что он вот-вот взорвется.
Он посмотрел ей прямо в глаза, чтобы убедиться, что она не лжет.
- Может, поужинаем, - зевнула Жанна. - Кажется, я видела, как пирог пекли...
Глава 4
Настала Пасха. С шести часов утра, под торжествующими, как фанфары, солнечными лучами, машины привозили из Тулона и Марселя рыболовов-любителей, которые перекусывали на террасе “У Полита”, а затем отправлялись на захват всех скал, какие только имелись на мысе Антиб. За ними тащились женщины и детишки в соломенных шляпах. Трезвонили колокола. Всевозможные лодочки, ялики, плоскодонки, парусники, величиной в несколько метров, похожие на игрушки, которые почти что весь год стоят в порту без хозяина, теперь этого хозяина дождались, а то даже нескольких. Тарахтя, заводились моторы. В неподвижный воздух поднимались паруса. Небо и море сливались в едином сиянии, и два самолета, Бог знает почему, без конца описывали круги над заливом и то снижались, гремя моторами, чуть не до самой воды, то снова взлетали и снова кружили над заливом.
Владимир, усевшись в привычный уголок, угрюмо ел анчоусы со сливками, запивая розовым вином, в то время как Полит деловито сновал туда-сюда, а Лили украдкой поглядывала на Владимира. На ней, как всегда, было черное платье с белым передником, но Владимир обратил внимание, что в это утро она, впервые в этом году, была без чулок. Он даже заметил, что кожа у нее на ногах очень гладкая, тонкая и чистая.
Заметил - и все тут. И уже отвел глаза. Лили было семнадцать - восемнадцать лет, у нее было забавное личико и соблазнительное тело. Все посетители заигрывали с ней. А она вздыхала по Владимиру, хотя он был единственный, кто, казалось, вообще не воспринимал ее как женщину.
Какая-то марсельская семья завладела соседним с ним столиком. Сперва он рассматривал этих людей, как рассматривают некий странный феномен, - огромную женщину в розовом шелку, ее мужа, которого Владимир почему-то счел слесарем-водопроводчиком, зятя, малышек, - потом, словно не выдержав, молча встал и направился к яхте своей обычной ленивой походкой.
А колокола все звонили да звонили. Даже голубой свод небесный казался колоколом, под которым с неистовым жужжанием носились два самолета. Владимир мимоходом увидел, что Элен уже встала и готовит кофе на плитке, поставленной на столик в салоне.
Она была полностью одета. Он вообще ни разу не видел ее в домашнем платье или в халате, хоть и жила она на борту яхты.
Она не взглянула в его сторону. Владимир два или три раза обошел палубу. На носу было солнечно и жарко, валялась надувная подушка.
Какое-то время он еще вертелся, как собака, которой хочется устроиться поудобнее, а потом растянулся на тиковых досках палубы, поджав колени, положив руку под щеку, и закрыл глаза. Еще раз он пошевелился - накрыл лицо американским морским беретом, чтобы солнце не так обжигало. Он не спал. И ни о чем не думал. Лениво прислушивался ко всему, что звучало вокруг, - к голосам рыбаков, садившихся в лодки, к гулу автобусов, идущих отовсюду, даже из Лиона и Парижа, и делавших недолгую остановку перед бистро “У Полита”.
Ничто не изменилось! Вот что смутно тревожило его. Начиная с того памятного дня в него вселилось беспокойство, неясное и болезненное. Нигде он не мог найти себе места, потому-то и взял привычку растянуться вот так на палубе, погрузиться в сонное сияние, спрятать мысли под покров дремоты, переходившей мало-помалу в неясные мечты.
Никто даже не дрогнул тогда. Разве это не странно? Он вспоминал, что вернулся на яхту в тот первый вечер, охваченный каким-то сладострастным чувством. Элен спала! Она была здесь, в темноте, за открытым иллюминатором. Она, должно быть, слышала, как он поднимается по трапу. И знала, что на яхте их только двое!
А он у себя в кубрике заснул очень поздно и проснулся еще до рассвета, ожидая первой встречи с девушкой.
В то утро вид у него был сентиментальный, чуть ли не романтический. Это не было притворством. Его волновали какие-то неясные ощущения, в нем бродили наивные мысли, как у семнадцатилетнего.
Их было только двое на борту яхты! Иначе говоря, их было только двое во всей его жизни! Теперь он заменит Блини, он сейчас приготовит кофе для Элен, будет играть с ней в карты, усадит ее в моторку...
Ему были слышны малейшие звуки на яхте, он слышал, как она проснулась, оделась... Когда она была совсем готова, он уже ждал ее в салоне к завтраку.
- Доброе утро!
Она ела, не глядя на него. Так как он продолжал стоять, она спросила:
- Что вы тут делаете?
И больше ничего? Неужели ей не хочется расспросить его, узнать, действительно ли Блини украл кольцо, излить свое раздражение, спросить хоть что-нибудь? Она была бледна, всегда спокойна.
- Вам не нужна моторка?
- Спасибо, нет.
- Не могу ли я что-нибудь для вас сделать?
- Нет.
В бистро “У Полита” тоже все было без изменений. Впрочем, Полит, никогда не упускавший возможности выгодной сделки, подсел к нему, когда тот завтракал.
- Это правда, что Блини уже не вернется? В таком случае у меня есть зять, он пять лет проплавал стюардом. Сейчас-то он в Бордо, но я могу его сюда вызвать. Он отлично стряпает...
- Забудь про своего зятя, - вмешался вице-мэр. - У Тони есть другой вариант.
Завсегдатаи бистро “У Полита” уже нашли пять-шесть вариантов и отбивали друг у друга место, оставшееся после Блини. Вице-мэр опекал Тони и теперь ходатайствовал за него. Он уселся со своим стаканом за столик Владимира.
- Раз вы в море не выходите, вам совсем не нужен лишний человек на борту. Тони рыбачит по ночам, вместе с немым. Они вдвоем отлично могут взять на себя яхту...
- А кухня? - возразил Полит.