Та тоже принимала девушек, сбившихся с пути. Может, делала это от доброго сердца, может, защищала себя от одиночества, но поскольку они были ей всем обязаны, то становились чем-то вроде рабынь.
Мадам Кремье брала жильцов. В сущности, это та же история. Сколько же их было в Париже - стареющих женщин1 или старых дев, которые хотели, чтобы рядом было молодое и спокойное существо!
- Я могла бы вернуть ей те деньги, которые с этого имела, и избежать наказания?
- Значит, вы не знаете, кем она была, откуда взялась, чем занималась и с кем встречалась?
- Нет.
- Она вам не нравилась?
- Я не люблю людей, которые нисколько не богаче, чем я, а изображают из себя бог знает каких важных.
- Вы думаете, она была бедной?
- Я видела ее всегда в одном и том же платье и пальто.
- В доме есть служанки?
- Для чего месье спрашивает? Три. Одна на втором этаже, потом та, с третьего, квартира направо, еще...
- Среди них есть совсем молоденькая, только что приехавшая из деревни?
- Месье имеет в виду Розу?
- Это которая?
- С третьего. В семье Лаше было двое детей. Два месяца назад мадам Лаше родила третьего и в помощь взяла девушку из Нормандии.
- У них есть телефон?
- Да. У месье Лаше хорошая должность где-то в страховой компании.
Недавно купили автомобиль.
- Спасибо, мадам.
- Если можно, чтобы хозяйка дома не узнала...
- Еще одно. Когда вчера вы увидели в газете фотографию, вы ее узнали?
Она заколебалась на минутку и солгала:
- Не была уверена. Поверьте, это первая фотография в газете...
- К вам приходила мадам Кремье? Консьержка покраснела:
- Зашла, возвращаясь с покупками. Сказала мне так: "Полицейским платят достаточно хорошо, чтобы люди не пытались им помогать!" Я поняла.
А как увидела те, другие, фотографии, подумала, что до вас не дозвониться, и, по правде говоря, как хорошо, что господа пришли, будто тяжкий камень упал с моего сердца!
В доме был лифт. Мегрэ и Жанвье поднялись на третий этаж. Из-за двери справа доносились детские голоса, а потом голос, который Мегрэ узнал, произнес:
- Жанно! Жанно! Оставь в покое сестренку! Комиссар позвонил в дверь налево. Послышались легкие, еле слышные шаги. Кто-то из-за двери спросил:
- Кто там?
- Мадам Кремье?
- Что вам угодно?
- Полиция.
За дверью воцарилась тишина, потом комиссар услышал шепот:
- Минуточку...
Снова шаги. Наверное, пошла переодеваться. Когда возвращалась, звук шагов был иным. Видно, сменила шлепанцы на туфли. Дверь она отворила неохотно, поглядывая на пришедших маленькими проницательными глазками.
- Проходите, господа. Я еще не закончила уборку.
Несмотря на это, она была в черном, достаточно элегантном платье, старательно причесана. Ей было шестьдесят пять или семьдесят, это была маленькая, худая, удивительно живая и бодрая женщина.
- У месье есть удостоверение?
Мегрэ показал ей свой жетон, который она тревожно осмотрела.
- Это вы - комиссар Мегрэ?
Мадам Кремье проводила их в комнату, достаточно большую, но до того заставленную мебелью и безделушками, что в ней едва можно было передвигаться.
- Садитесь, пожалуйста. Чем обязана?
Она с достоинством уселась, но не могла сдержать волнения и крепко стискивала пальцы.
- Мы пришли по поводу вашей квартирантки - Но у меня нет никакой квартирантки.
- Извините, мы знаем все.
Она не спешила закончить фразу и внимательно посмотрела на комиссара.
- Все о чем?
- Обо всем. Мы не из министерства финансов, и то, что мадам пишет в декларации о доходах, к нам не относится.
В комнате не было ни одной газеты. Мегрэ вынул из кармана фотографию незнакомки.
- Мадам ее знает?
- Она жила со мной несколько дней.
- Дней?
- Скажем, недель.
- Скажем, два с половиной месяца. Не так ли?
- Возможно. Жить мне осталось недолго. Не знаю, почему дни проходят так быстро!
- Как ее звали?
- Луиза Лабуан.
- Так было написано в удостоверении личности?
- Я его в глаза не видела. Она мне так сказала, когда пришла.
- А вы не знаете, это ее настоящее имя?
- У меня не было повода что-то подозревать.
- Она пришла по вашему объявлению?
- Вам консьержка сказала?
- Это неважно, мадам. Давайте не будем тратить время. И прошу запомнить, что вопросы задаю я.
- Хорошо, - ответила она с достоинством. - Слушаю вас.
- Луиза Лабуан пришла по вашему объявлению?
- Сначала она позвонила, чтобы узнать о цене, спрашивала, не могла бы я уступить. Я ответила: "Приходите, тогда и поговорим".
- Вы согласились на меньшую цену?
- Да.
- Почему?
- Потому что я всегда на этом попадаюсь.
- На чем?
- Они всегда сначала выглядят очень порядочными, послушными и предупредительно вежливыми. Я спросила, часто ли она выходит по вечерам.
Она ответила, что нет.
- Мадам знает, где она работала?
- Кажется, в конторе, только не знаю в какой. Я лишь через несколько дней поняла, что это за зелье!
- Зелье?
- Ужасно скрытная, из тех, кто будто поклялся не открывать рта.
- Вы ничего о ней не знаете? Она что, вообще с вами не разговаривала?
- Почти. Вела себя так, будто жила в отеле. Утром одевалась и уходила, довольствуясь мимолетным "Здравствуйте", когда меня видела.
- Выходила всегда в одно время?
- О да. Но тут было чему удивляться. Первые два или три дня она уходила в полдевятого. Значит, работает с девяти, подумала я. Через несколько дней начала уходить в десятом часу. Тогда я спросила, не сменила ли она работу.
- И что она вам ответила?
- Ничего. Это было в ее стиле. Когда не хотела отвечать, притворялась, что не слышит.